Реглан для братвы - Черкасов Дмитрий (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
– Тогда на что он похож?
– Вероятнее всего, все эти разрушения произошли от удара лодки об дно. Сорвало кое-какие механизмы, где-то могли возникнуть локальные пожары... Приплюсуй к этому повреждения при распиле корпуса, когда отделяли первый отсек, и неизбежные мелочи, пока «Мценск» полтора года лежал под водой. Рыбки, крабы...
– Рыбки и крабы вряд ли чему-то там навредили, – не согласился Денис.
– Вот это ты зря, – усмехнулся Александр Николаевич. – Всё дело в количестве и продолжительности времени воздействия. Рыбки объедали трупы, крабы тоже копошились в поисках разной органики, которой там было немало. За год много чего можно разворошить...
– Тогда что на самом деле случилось, если не взрывы торпед?
– Скорее всего, нечто комплексное. Пожар, срочное всплытие, удар об свой же тяжелый корабль или уход от столкновения, и носом в дно... Хотя, может, и без пожара. Пошли на поверхность, чтобы продуть отсек, в котором стала травить торпеда, и влетели под флагман того самого ОБК [108], по которому должны были через час или два пулять практической. Флагманом там был «Адмирал Молотобойцев», авианесущий крейсер. Шестьдесят пять тысяч тонн водоизмещением, боковые стабилизирующие кили по метру, да в толщину сантиметров по тридцать. Он такую лодку, как «Мценск», переедет и не заметит, особливо при волнении. А волнение на Баренцевом море всегда...
После встречи с майором Плодожоровым, предложившим поучаствовать в небольшом дельце, способном принести Опоросову со товарищи весьма неплохие дивиденды, капитан подумал и решил пару дней не ходить на работу.
Дабы набраться сил и восстановить находящиеся на грани разрыва отношения с женой.
Опоросов позвонил на работу, за три минуты втолковал немного невменяемому дежурному, что заболел, и попросил предупредить об этом своего сокамерника старлея Самобытного. Затем капитан выслушал краткую сводку утренних новостей РОВД, содержавшую, в основном, рассказы о том, кто с кем и сколько уже успел «принять на грудь», повесил трубку и приступил к помощи жене в уборке квартиры.
Участие Опоросова в этом мероприятии заключалось в том, что он старался не мешаться под тряпками и пылесосом, а сидел на продавленном диване в гостиной и тихонько читал книжку «Гарри Потцер и день рождения Любавичского Ребе шлита Рабби Менахема Мендла Шнеерсона [109]» своему слегка дебиловатому, как большинство детей милиционеров, пятилетнему сыну, периодически меняя воду из тазиков и двигая мебель.
Мирное течение событий кончилось неожиданно, когда жена предложила капитану немного прибраться на лоджии, окна которой выходили на крышу магазина. Живший в квартире до Опоросовых гражданин сделал на крыше пристройку, чем увеличил площадь лоджии метров на двадцать. Затем жилец попался на торговле коноплей, мешки с которой он складировал именно в этой пристройке, был осужден на три года колонии общего режима непросыхающим вот уже лет десять судьей Фонтанкинского района Шаф-Ранцевым, убыл в зону, а через неделю был выписан из квартиры с формулировкой «конфискация жилплощади в пользу государства».
До государства квартира не дошла.
Шаф-Ранцеву кто-то подсунул листок со списком фамилий сотрудников тридцать пятого РОВД, остро нуждавшихся в жилье, и перманентно неадекватный судья выбрал из него Опоросова, хотя жирная галочка стояла напротив фамилии начальника ОУРа майора Балаболко, давно забашлявшего куда надо пять тысяч долларов и нетерпеливо потиравшего загребущие ручонки в ожидании халявных квадратных метров.
Опоросовы мгновенно переехали из милицейского общежития в отдельную «трешку», а Балаболко остался с носом. Майор, конечно, поскандалил, но вышестоящее руководство приказало ему угомониться и ждать следующей конфискации.
Благо происходили они регулярно...
За прошедший после обретения жилья год многочисленные родственники жены Опоросова забили лоджию всяким хламом, который выкинуть было жалко, а девать некуда. В пристройке возвышались груды тюков с одеждой, вышедшей из моды полвека назад, стояли рассохшиеся от старости сундуки, трюмо и тумбочки, коробки с трачеными молью плюшевыми игрушками, треснутой посудой и распадавшимися на отдельные страницы книгами, кровати без спинок, трехногие стулья и многое другое, включая неисправный самогонный аппарат капитанского тестя. В результате свободная площадь сократилась с двадцати метров до пяти.
Протиснувшись в самый дальний угол лоджии, оперативник остановился и принюхался.
Пахло чем-то родным и знакомым, ноздри щекотал аромат созревшей браги.
Опоросов покрутил головой, выискивая источник запаха, ничего не нашел и призадумался.
Брагу он не ставил давно. Получку отбирала жена, если успевала примчаться в отдел до того момента, как капитан убывал с друзьями в волнительное путешествие по окрестным кабакам, а дополнительные заработки немедленно тратились на пропой. Так что у Опоросова давно уже не бывало свободных денег на закупку ингредиентов в виде сахара и какой-нибудь клетчатки вроде картофеля или яблок.
Но Опоросов не был бы опером, если бы не применил метод дедукции для поиска веселящего напитка.
Побродив по лоджии, капитан путем тщательного обнюхивания и сравнения концентрации запахов в разных точках пристройки выбрал то место, где аромат был погуще и разгреб кучу древних драповых пальто, принадлежавших когда-то покойной прабабке своей супруги. Под пальто обнаружилась вздувшаяся алюминиевая канистра, принявшая форму почти идеального шара.
Запах явно шел из-под крышки канистры.
Пить из горлышка оперу было не впервой, но он решил, раз уж находится дома, а не в полевых условиях, налить бражку в стакан или ковшик. Опоросов вытянул канистру в гостиную, погрозил пальцем сыну, отвлекшемуся от рассматривая комикса «Гарри Потцер и Йом-Кипур [110]», и на цыпочках прокрался на кухню, дабы позаимствовать там какую-нибудь емкость.
Прихватив почти чистую кружку из раковины и похлопав мывшую пол жену по откляченной костлявой заднице, капитан вернулся к канистре и попытался отвинтить крышку.
С первого раза та не поддалась.
Впрочем, как со второго и с третьего...
Разозленный Опоросов сбегал в сортир, принес отвертку и молоток, приставил жало отвертки к алюминиевому боку, убедился в том, что кружка стоит прямо под будущим отверстием, и изо всех сил треснул молотком по рукояти инструмента для завинчивания шурупов.
Разрыв вздутой канистры с брагой был подобен спецэффекту из голливудского боевика о злобных инопланетянах, когда нечто вылупляется из яйца и разбрасывает вокруг себя комья слизи.
Бабахнуло так, что капитанского сынка выбросило в лоджию, самого Опоросова – в коридор, колченогий буфет с чешским хрусталем плашмя грохнулся на пол, а в соседних квартирах сорвались люстры и бра. Стены и потолок гостиной окрасились в розовый цвет.
Спустя минуту весь дом заполнил мощный духан перезревшего сусла.
Оглушенный страж порядка поднялся на четвереньки, тупо обозрел содеянное и без сознания рухнул ничком.
Он не слышал, как орали соседи, не чувствовал, как его лупила скалкой жена, не видел, как приехавшие спасатели и врачи со «скорой» извлекали пробившего головой крышку сундука и в ней же застрявшего младшего Опоросова. Капитан очнулся лишь под вечер, в пустой квартире, в слипшейся от браги одежде, с огромной шишкой на лбу и с неясным подозрением в том, что днем с ним произошло нечто не очень хорошее.
– Ну, хорошо, – кивнул Денис. – Предположим, что лодку зафигачил наш же корабль. Но почему тогда данные о происшествии не вылезли наружу? Экипаж крейсера – не одна сотня человек. Кто-нибудь – да проговорился бы. Особенно за денежку...
– Во-первых, большинство журналистов, писавших о катастрофе, – Александр Николаевич плеснул в чистый стакан янтарную жидкость из второго графинчика, – недоумки. Обсасывали идиотические версии поражения лодки выпущенной с нашего же корабля ракетой и столкновения с америкосом, вместо того, чтобы немного подумать головой. Расширить кругозор, так сказать... Во-вторых, есть вероятность того, что на «Адмирале Молотобойцеве» никто ничего не заметил. Факта столкновения, я имею в виду. Удар лодки об дно был зафиксирован гидроакустиками с нескольких кораблей, здесь сомнений нет. Но, то ли они не поняли, что произошло, то ли вся информация об этом была сначала закрыта, а потом изменена или уничтожена...
108
Ордер боевых кораблей.
109
Рабби Менахем Мендл Шнеерсон (1902-1994) на протяжении 44 лет глава Любавичского Движения хасидского иудаизма. Менахем-Мендл Шнеерсон родился 18 апреля 1902 года (11 Нисана 5662 года от сотворения мира) в Николаеве. Его отец раввин Леви-Ицхок был известным ученым-теологом, мать Хана происходила из семьи раввинов. У Менахема-Мендла были два младших брата – Довбер и Исраэл-Арье-Лейб. Когда старшему сыну исполнилось 5 лет, семья переехала в Екатеринослав, куда отец Менахема был приглашен главным раввином. В 1923 году состоялось знакомство Менахема с рабби Йосефом-Ицхоком Шнеерсоном, Любавичским Ребе, в ближайшее окружение которого он вошел, исполняя при нем различные обязанности. Спустя пять лет в Варшаве Менахем-Мендл женился на старшей дочери Ребе Хае-Мушке (1901-1988). Вскоре супруги перебрались в Берлин, где раввин Менахем-Мендл стал изучать математику и естественные науки в Берлинском университете. В 1933 году молодой раввин и его жена уехали в Париж, свое образование Менхаем-Мендл продолжил в Сорбонне. Главным его занятием были молитвы и религиозные исследования. Ребе Йосеф-Ицхок, поселившийся в Нью-Йорке, во многих случаях прибегал к консультациям зятя, в частности по вопросам, связанным с изданием любавичских материалов. Как своему личному секретарю он поручал ему встречи со многими еврейскими лидерами в Европе. После оккупации Франции нацистами Шнеерсоны вынуждены были покинуть Париж. 23 июня 1941 года они прибыли пароходом в Нью-Йорк. Здесь Ребе Йосеф-Ицхок Шнеерсон возложил на своего зятя руководство образовательной системой Любавичского Движения, а также системой социальной помощи. Кроме того, зять Ребе возглавил любавичское книгоиздательство. В 1950 году шестой Любавичский Ребе скончался. Раввин Менахем-Мендл был его очевидным преемником, но возглавить движение официально он согласился лишь год спустя. Принимая на себя титул Ребе, он говорил членам Любавичского Движения, что будет добросовестно осуществлять руководство общиной, но каждый мужчина и каждая женщина в конечном счете сами должны отвечать за свои действия, за то, идут ли они путем, указанным Богом. В последующие 44 года, когда Ребе находился в руководстве Любавичским Движением, оно из незначительной организации превратилось в движение, объединившее свыше 200 тысяч последователей во всем мире. Сейчас в 35 странах шести континентов действует более 1400 центров «Хабад-Любавич». В 1992 году, когда Ребе было 90 лет, его парализовало в результате инсульта. 12 июня 1994 года он скончался. Вскоре после этого члены конгресса США Чарльз Шумер, Джон Льюис, Ньют Гингрич и Джерри Льюис внесли в палату представителей законопроект о посмертном награждении Ребе рабби Менахема-Мендла Шнеерсона Золотой Медалью Конгресса. Обе палаты конгресс единогласно приняли этот законопроект, воздав Ребе должное «за выдающийся и долговременный вклад в улучшение образовательной системы, укрепление нравственности в мире и организацию международных благотворительных акций».
110
Йом-Кипур – самый освященный Законом и обычаями еврейского народа день года. Согласно существующим в иудаизме легендам, в этот день Всевышний полностью простил евреям в пустыне грех поклонения золотому тельцу и проявил свою благосклонность к ним, вручив Моше вторые скрижали. С тех пор этот день стал днем духовного очищения и прощения грехов. В Пятикнижии Йом-Кипур упоминается трижды. В книге «Ваикра» (16:1-34) говорится о службе в Храме и жертвоприношениях, совершаемых в этот день; в той же книге в другом месте (23:27-32) говорится о соблюдении поста в этот день, о запрете проводить какие-либо работы, как в субботу, и о наказании за нарушение этих предписаний. В книгах иудейских мыслителей Йом-Кипур со всей его возвышенной атмосферой представляется неким подобием грядущего мира после Судного дня: мира, в котором мертвые вернутся к жизни, где не будет вражды и зависти между людьми и человечество достигнет истинной свободы, морального и духовного совершенства. Закон Торы обязывает поститься в Йом-Кипур всех взрослых – мальчиков с тринадцати лет и девочек с двенадцати. Пост начинается перед заходом солнца 9-го тишрея и завершается на следующий день после выхода звезд. Те, кто по состоянию здоровья не может поститься, должны посоветоваться с раввином и врачом, как им поступить. Кроме запрета есть и пить в этот день, существуют еще четыре запрета, которые Закон предписывает соблюдать в Йом-Кипур: нельзя купаться в водоеме, ванне и принимать душ; нельзя применять средства по уходу за кожей; запрещена интимная близость; нельзя носить кожаную обувь. Все работы, запрещенные в субботу, запрещены и в Йом-Кипур. Перед наступлением Йом-Кипура принято зажигать горящие сутки свечи по числу взрослых членов семьи, а также свечи в память о близких, не доживших до этого дня.
