Старшая правнучка - Хмелевская Иоанна (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
После Амельки на сцену выступила Марина, старшая дочь Юстины, девочка в принципе смирная, уравновешенная. Никогда раньше она не доставляла матери хлопот, а тут вдруг Юстину вызвали в школу, ибо ее старшая доченька в кровь расцарапала лицо однокласснице. Выяснилось, что та обозвала Маринку "наполеоновской любовницей". Классная руководительница в подробностях описала предысторию случившегося, явно осуждая Маринку. Видите ли, она хвасталась своим происхождением по прямой линии от французского императора! Это, естественно, вызвало раздражение одноклассниц, воспитанных на уважении к своим рабоче-крестьянским предкам, лучше всего – неграмотным, чернорабочим, безлошадным и безземельным. Контраст между неграмотным батраком и знаменитым императором был столь велик, что современная молодежь такого не выдержала и позволила себе неуместные инсинуации, в результате чего не выдержала Маринка.
– Что за дурацкие вымыслы с Наполеоном? – в изумлении спросила дочку вернувшаяся из школы Юстина.
– Почему же дурацкие? – хлюпая носом, возразила Маринка. – Ведь бабуля сама говорила.
– Какая бабуля?
– Бабушка Дорота.
В это трудно было поверить. Юстина хорошо знала свою благоразумную мать, никогда она не была склонна ни к фантазированию, ни к вракам. И склеротичкой пока тоже не была.
Видя сомнения матери, Маринка добавила:
– И дедушка Людвик тоже.
– А что они говорили? Напомни мне, пожалуйста, что-то я позабыла, – попросила Юстина.
– А тебя, мамочка, при этом не было, – высморкавшись, оживилась Маринка. – Очень давно говорили, я еще маленькая была. Что на том портрете их бабушка, которую император Наполеон полюбил больше жизни, когда у нас в Польше оказался, в войну это было, и женился на ней, может не взаправду, но детей у них было множество, и все эти дети – как раз наши родственники.
Ну конечно, у ребенка все в голове перепуталось. Основательницей их рода была прабабушка Матильда, но на портрете изображена вовсе не она, а ее прабабка.
– Да ведь Наполеон вовсе не нашу прабабку полюбил! – вырвалось у Юстины. И хотя тотчас же прикусила язык, дочка подхватила:
– А чью же?! Расскажи, мамуля!
– Совсем другую прабабушку, которая еще раньше жила. И не женился на ней, потому что… потому что времени у него не было, война ведь шла. И никто не знает, были ли у них дети, так что вовсе неизвестно, от них ли мы происходим. Но все это было так давно, что уже не в счет.
Дочка долго молчала.
– Так ведь было же! – упрямо повторила она, подумав.
– Я же тебе объясняю – точно никто сказать не может. А раз не точно, так и говорить нечего. Вот я сейчас читаю дневник нашей прабабушки, так там об этом ни единого слова. А ведь она наверняка знала, чья она внучка, особенно если была внучкой императора. В те времена это имело значение, а сейчас об этом лучше не упоминать.
– А почему? Теперь это не имеет значения?
– Теперь от этого могут быть одни неприятности.
– А почему?
Юстина поняла – чтобы ответить на такой вопрос, придется подняться от простой материнской заботливости до высот дипломатии и даже политики.
– Потому, – рискнула она, – что очень много людей не любит императоров. А также королей и царей. Очень много народу жило в нищете, а все эти правители – в богатстве и даже роскоши. Люди, которые теперь, после войны, пришли к власти, не хотят вспоминать о прежних несправедливых временах. Теперь наверху оказались те, что раньше были бедными, и просто бестактно напоминать им об их прежней бедности.
Девочка вроде бы ухватила суть.
– Это как попрекать кого-нибудь, что не умеет есть культурно, не научился пользоваться ножом и вилкой?
– Что-то в этом роде. Некрасиво. Научится и будет есть культурно.
– Ну ладно, скажу девчонкам завтра, что я ошиблась, пусть отвяжутся. И еще я сама хочу прочитать дневник прабабушки.
– Хорошо, вот подрастешь немного…
– А я сейчас хочу!
– Сейчас тебе нельзя.
– Почему?
– А потому… – начала Юстина, чувствуя, что ее запасы материнской дипломатии уже иссякают, и вдруг сообразила: – Впрочем, читай, если хочешь.
Она оставила дочери дневник, убрав лишь перепечатанную на машинке часть. Маринка жадно накинулась на добычу, но очень скоро поняла, что разобрать каракули прабабушки ей не по плечу, и охладела к истории. С этой проблемой на время было покончено.
Следующую создала Барбара. В последнее время она стала очень нервная, главным образом по причине того, что с каждым днем ухудшалось ее материальное положение из-за дурацких порядков в стране. В нервах она с такой силой крутанула кран в ванной, что вырвала его со всеми потрохами, в результате чего пришлось делать ремонт и менять всю сантехнику. Три недели в квартире был совершеннейший бедлам, семейство лишилось удобств, а за рабочими, разумеется, присматривала Юстина.
Только через два месяца сумела Юстина спокойно засесть за дневник прабабки и вникнуть в запутанные перипетии похождений панны Зажецкой. Похоже, и Матильду они увлекли не на шутку, так как описаны были одним духом, без перерывов и посторонних вставок.
Богатая наследница рода Зажецких по достижении шестнадцати лет для завершения образования и приобретения великосветского лоска была отправлена в один из дорогих французских пансионов. Шустрой девице надоели скучные порядки полумонастырской жизни, и с помощью разбитной горничной-француженки панна Зажецкая ухитрялась тайно покидать пансион, предаваясь ночным развлечениям славного города Парижа. Большое, а возможно, и решающее участие в этом мероприятии принял некий виконт по имени Жан-Поль и неизвестной фамилии, ибо пользовался несколькими, и наверняка ни одна из них не была настоящей. Роскошные формы молоденькой польской панны возбудили в виконте пламенную страсть, поначалу на расстоянии, а потом вплотную, что привело к совершенно ужасающим последствиям. Правда, сомнительный виконт соглашался покрыть законным браком эти самые последствия, но кто же станет выдавать родную дочь, пусть и падшую, за какого-то французского голодранца?
Благородное семейство энергично принялось за дело. Раструбив повсеместно о болезни панны, ее увезли в глухую деревушку, где она и произвела на свет потомка, оставив его в той же деревушке здоровой бабе, которой теперь предстояло вместо одного выкармливать двух малышей, а панну Зажецкую в отличном состоянии доставили на родину. Правда, за нею тянулись длинным шлейфом сплетни, предполагалось, что того и гляди следом явится влюбленный виконт, ибо полюбил панну безумно, да и она к нему расположена. Весь уезд буквально гудел, все возмущались папенькой и маменькой Зажецкими, которые как ни в чем не бывало вывозили дочь в свет, словно выставляя напоказ в салонах и на балах. Случись такой конфуз с кем другим, объявили бы единодушный бойкот проштрафившемуся семейству, однако миллионы Зажецких сделали свое дело, и скандал потихоньку догорал, придавленный золотым плащом.
Красочное описание громкого скандала заняло у Матильды целых пять страниц убористого текста, а у Юстины – полгода. После чего в дневнике опять всплыл детективный сюжет.
Довольно времени прошло, и Зеня вновь, чуть развиднелось, верхами с конюшим своим прискакала, хоть погода и ужасная, сама будучи в состоянии еще более ужасном, так вся и тряслася, словно лист осиновый. Пришлось бедняжку отпаивать водою студеною, коньяком французским и соли нюхательные применять, тогда только в себя чуток пришла и речь связную повела, а не одни восклицания без смысла. Уразумевши, что приключилося, и я в ужас пришла и тоже коньяка глотнула, хоть отвратное это питие паче всякия меры.
Намедни эта вещь ужасная приключилась, как Зеня прием у себя устраивала. Шумские князь с княгинею письмом извещали, желают-де с нею свидеться и с нотариусом Вжосовским, поскольку они проездом здесь случились, а то Зене не в диковинку, у нее чуть не каждый день гости пребывают в доме. И меня с нарочным приглашала, да мне не с руки было к ней выбираться, свои гости нагрянули, о чем теперь и сожалею, да кому же загодя промысел Божий ведом?
