Самец, или Приключения веселых «мойдодыров» - Черкасов tm Дмитрий (мир бесплатных книг txt) 📗
Страшила молча стоял в дверях, сложив могучие руки на необъятной груди, охраняя Женю и Диану, прижавшихся друг к другу.
Диггер, брезгливо отстраняясь Комара, в задумчивости прохаживался по комнате.
— Что скажешь, поломойка?
Дина сглотнула ком в горле:
— Не знаю, как другие… А я, если отдашь Женьку, никуда не пойду и ничего делать не буду.
— Да ты гонишь! — закричал Комар. — Сейчас разложим тебя на пятерых — живо побежишь делать все в лучшем виде!
Диггер мельком глянул на Дину, небрежно махнул рукой, показывая, чтобы не слушала Комара, и продолжал ходить. Бультерьер Борька, покончив с утренней трапезой, подбежал к Диане и потерся мордой, испачканной в каше, о ее стройные лодыжки. Потом неуклюже развернулся к Комару, оскалился и зарычал.
Комар попятился. Диггер ухмыльнулся:
— Видишь, Комар, тебя даже скоты не любят.
— Зашибем бабки — полюбят!
— Нет, Комар. Скоты за бабки не продаются…
— Зато за хавку продаются!
Диггер, не слушая его, сел верхом на стул, постучал по полу ногой в полосатом носочке:
— Без шнырей мы не справимся.
— А Влад… — начал было Комар.
— Я Владу в шестерки не нанимался! — рыкнул на него Диггер. — К тому же у него через час операция… Может и не повезти… Не надо спешить. Будем делать свое дело, а там посмотрим… Вы обе, — поднял он злобный и обиженный взгляд на Дину с Женькой, — мои должницы по гроб жизни! Чтоб старались на деле — из кожи вон лезли! Иначе сдам Владу с потрохами! Его братва любит такие разборки…
Страшила откашлялся, а Комар спросил:
— А что пацанам сказать, которые от Влада приедут?
— Скажи, что подорвала девчонка. Не усмотрели, ищем. А я в бешенстве, лучше не лезть с вопросами. Как найдем — сразу Владу представим. Сам привезу. Ты понял, Комар? Не вздумай брякнуть лишнего! Влад сейчас на каталке лежит, и неизвестно, встанет ли. А я рядышком… Смотри у меня…
За окнами послышались голоса, и Кумпол прокричал от ворот через весь двор:
— Филя! Пес кудлатый! Скажи Диггеру — пришла толстая шныриха и с ней шныренок новенький! Пускать?
— Все! — скомандовал Диггер. — Валите, готовьтесь. Диана, пусть твои пока уберут оранжерею. Выезжаем через два часа. Да, еще… Никому из дому ни шагу! Пока не закончим дело, чтобы все были у меня под рукой. Иначе я вас сам на кусочки разберу… Пожалеете, что Владу не достались. Страшила, не скалься! Смотри за ними! Разлетелись!
Когда комната опустела, Диггер подошел к большому зеркалу в роскошной раме, покрасовался в фас, в профиль и сказал вслух:
— На фига тебе это надо, старый пень? — помял рукой энергичное, помолодевшее лицо и добавил: — А еще ничего… Может, и не старый…
Несмотря на непредвиденное осложнение с Владом, а может быть, именно благодаря ему, он был чрезвычайно доволен собой. Впрочем, он всегда был собой доволен.
Женя, счастливо избежав смертельной опасности, вышла вслед за Диной на крыльцо, встряхнулась, как собака после купания, вытерла остатки слез и сказала:
— Все мужчины — дураки. Правда, Дина? — И побежала встречать Наташку и маленького глухонемого бродягу, умытого, приодетого, причесанного и обласканного и девушкой, и ее родителями.
Наташа без возражений приняла необходимость участвовать в делах Диггера. Глухонемой только угукал и улыбался. Дина не без оснований опасалась, что мужская часть персонала ее клининговой компании окажется не столь сговорчивой. Она готовила оборудование к выезду и все чаще посматривала на часы и на ворота. Наталья, заметив тревогу подруги, пришла к ней из оранжереи, и они вдвоем принялись наблюдать, как маленький проворный глухонемой легко перемещался на высоте по веревкам, споро приводя в порядок маковку стеклянного купола.
— Настоящий верхолаз, — похвалила Дина. — Я его на мойку окон поставлю. Ты как его зовешь?
— Не знаю еще… Иногда Эльдаром, иногда Гошей… Он на все имена откликается.
— Гошей лучше, — практично заметила Дина.
— Знаешь, хорошо, что он глухонемой. Я с ним не стесняюсь ни о чем разговаривать. Я ему даже рассказывала про… — И она, наклонившись, что-то зашептала на ухо подруге.
— Да ты что?! — воскликнула Дина. — Я об этом даже маме не рассказываю! А он что?
— Ничего. Он же не слышит. Я и не думала раньше, что это так здорово, когда с человеком о чем угодно можно поговорить.
— А если бы слышал, нельзя?
— Нет, конечно. Что я, дура, что ли? А разговаривать я его научу. Он понятливый. У меня в детстве был попугайчик. Я его научила говорить «Кеша хороший». Вон, смотри, Харитоныч идет. Какой-то убитый совсем…
— А Петра нет с ним? Куда мой толстяк задевался? Здравствуй, Харитоныч. Ты не приболел?
Эксперт «мойдодыров» приблизился, не поднимая глаз и теребя подол красной футболки, точно монашек четки.
— Здравствуй, Диночка, — сказал он робко, глядя в угол. — Рад тебя видеть…
— Что это с тобой, Харитоныч? А Петруша где?
— Нету больше с нами Петруши, Диночка… — замогильным голосом ответил Харитоныч и жалобно всхлипнул.
— Так я и чувствовала… — побледнела Дина и опустилась на поребрик дорожки.
— Не с нами теперь Петруша… — продолжал Харитоныч. — Он нас, грешных и нечистых, променял на лучшее общество…
— Харитоныч, что ты городишь?! — воскликнула Наташа. — Рассказывай толком!
Глухонемой подошел к ней, угукая, улыбаясь, гордо показывая на сияющий в синеве летнего неба стеклянный купол оранжереи.
— Сейчас, Альбертик… — рассеянно погладила его девушка по смуглой руке. — Вижу, вижу, молодец… Сядь вот тут и помолчи, умница… Говори, Харитоныч, что с Петрушей? Он умер от ушибов?
— Он не умер, — запричитал Харитоныч, как пономарь сельской церкви, — он ушел от нас…
— Так он ушел, потому что свалился с купола и ушибся? — продолжала наседать Наташка, в то время как Диана молча смотрела в рот Харитонычу.
— Да, — скорбно подтвердил Харитоныч. — А также оттого, что Дина его не любила, заставляла делать тяжелую-я опасную работу…
— Не поняла, — заговорила наконец Диана. — Он что, наложил на себя руки?
— В каком-то роде…
— Старый пень! Хватит надо мной измываться!
— Прости меня, Диночка… Но я ничего не мог поделать…
Подруги насели на Харитоныча, и он в конце концов связно рассказал о том, что, увидел, заглянув на квартиру Петра.
Дверь ему открыла мама Петруши, маленькая сухонькая старушка со злобным лицом.
— Покатился клубочек далеко-далеко… — сверкая глазками, запричитала она. — За синие моря, за темные леса, за глубокие горы!.. И боль за ним покатилася!..
Она так завыла, что Харитоныч попятился.
— Простите… А Петенька дома?
— О, да-а! — воскликнула старушка. — Наконец-то он дома! Он одумался!
— Харитоныч! Это ты? — позвал из комнаты слабый голос. — Проходи…
Петруша лежал на диване под тремя одеялами. Пот градом катился с него. На желтенькой стриженой макушке страдальца лежал высушенный мышиный хвостик. В пухлой руке Петр вяло сжимал кошачью лапку. Возле дивана стоял стул, покрытый газеткой и уставленный баночками со снадобьями. В квартире отчетливо пахло паленой шерстью.
— Не обращай внимания, — ответил Петр на немой вопрос Харитоныча. — Это мама заговор снимает. Она считает, что Дина меня заговорила, потому что она ведьма. Маманя снимет заговор, и я снова стану прежним Петрушей. А Динины вещи она уже сложила вон там, в уголок у двери.
Старушка закружилась по комнате, бормоча заклинания, и под ее шепот Петруша поведал Харитонычу о своем решении расстаться с Диной и с «мойдодырами» и никуда сегодня не ходить. Когда удрученный Харитоныч, отчаявшись уговорить приятеля, покидал мрачную квартиру, старуха трижды плюнула ему на спину и сказала:
— Злой дух, уходи, все печали уноси! От нас отвяжись, к нему привяжись!
«Мойдодыры» молча выслушали страшную историю. Только глухонемой ворковал голубем под ласковой рукой подруги.
— Ах вот, значит, как… — криво усмехнулась Диана. — И, главное, времечко подходящее выбрал! У нас заказ, а он в кусты! Черт с ней, с любовью, но на работу-то он мог выйти!
