Эликсир князя Собакина - Лукас Ольга (лучшие книги читать онлайн TXT) 📗
Петр Алексеевич хотел было прокомментировать и это, но тут в замочной скважине заворочался ключ, и дверь распахнулась.
На пороге стоял худой длинноволосый парень в экстремально-малиновых семейных трусах по колено и в застиранной, но чистой майке, явно не по размеру. Левая бретелька кокетливо упала с его плеча, но он не спешил ее поправлять.
– Жози, привет! – заулыбался Живой. – Отлично сегодня выглядишь!
– Пауль, ты опух, что ли, там в своей Москве? Где ты Жози увидел? – хмуро поинтересовался его собеседник.
– Ой, Сеня, это ты! Извини, не признал. А почему ты до сих пор трезвый? Мы тебя разбудили? Познакомься, это мои друзья – образцовый семьянин и талантливый бизнесмен Петр Алексеевич Савицкий. Если бы ты пил что-нибудь, кроме горючего, то оценил бы тонкий вкус придуманных им лимонадов. А по левую руку от меня ты можешь видеть прелестную научную работницу из Парижа, будущую лауреатку Нобелевской премии, княжну Веру Собакину.
– Нормальный прогон, – кивнул Сеня, элегантным жестом изъял у Живого недопитое пиво, залпом осушил бутылку, вернул владельцу и тут только обратил внимание на свой наряд.
– Ой, мальчики, девочки, я в таком виде, а вы молчите! – вдруг пискнул он почти на октаву выше. – Мне надо переодеться! Павлик, проводи их на кухню, пока козлина спит.
Надежды Петра Алексеевича на то, что они поселятся в скромной артистической квартире, разбились о грубую реальность образцовой питерской коммуналки. Пока компания шла темным длинным коридором к световому пятну в конце тоннеля, он грозно спросил у Живого:
– Кто это был? Это и есть Жозефина?
– Вы имели редкое удовольствие лицезреть Жозефину Павловну в трезвом состоянии. Я уже и сам забыл, что такое бывает. Сеня – в своем естественном, я бы сказал, природном обличии – самый обычный, заурядный, да к тому же, как вы заметили, довольно-таки хлипкий чувачок. Но стоит ему выпить, как прекрасный образ Жозефины начинает проступать, подобно фотографии, опущенной в раствор проявителя.
– И как сильно она будет проступать? – спросил Савицкий.
– Зависит от количества раствора.
– А кто такая Козлина? Это старинное женское имя? – поинтересовалась Вера.
– Это современное мужское состояние, – вздохнул Савицкий. – К сожалению. Как бы нам не пришлось отбиваться от агрессивно настроенных соседей.
– У Жозефиночки в таком настроении козлина – любой представитель мужского пола, который не оценил какую-нибудь там ее очередную юбочку или шляпку, – успокоил его Живой.
Коммунальная кухня привела княжну в совершеннейший восторг. Покуда она разглядывала стены, на которых жильцы при помощи мелка от тараканов нацарапали разные слова (кому на что хватало фантазии), шкафчики с посудой (некоторые были закрыты на замки), газовые плиты и разделочные столики, вернулся Сеня.
Вернее будет сказать – произошло явление Жозефины. Ее тело облегала красная туника, выгодно подчеркивавшая невесть откуда взявшиеся формы. Из-под туники выглядывали немыслимые зеленые шаровары, заправленные в мужские ботинки до колена. В ушах прелестницы болтались позолоченные кольца, каждое – размером с хороший браслет. Черные волосы были забраны в высокий хвост. Довершала образ ярко-алая помада.
«Атаманша, как живая!» – чуть было не воскликнула Маша, но вовремя спохватилась: вряд ли Вера Собакина в своем парижском детстве смотрела культовый советский мультфильм «Бременские музыканты».
– Что, фраера, расселись? Ждете особого приглашения? – поинтересовалась атаманша. – Я на рынок сейчас, мне там перетереть надо кое с кем. А вы давайте ко мне! И чтоб тихо сидели! В гримуборную – ни ногой!
И, напевая себе под нос «Говорят, мы бяки-буки…», дивное создание удалилось.
– Цыганка! – захлопала в ладоши Вера. – Сейчас она целый табор сюда приведет! Как мило, Паша, что вы привезли нас в такой экзотический дом.
– Как это все понимать? – строго спросил Савицкий.
– Да все нормально, расслабьтесь, друзья! Жозефиночка отправилась на Ситный рынок, это тут недалеко. Поругается, примет по дороге рюмашку и вернется вся такая благостная. Я же ее знаю. Пройдемте, товарищи!
Живой провел всю компанию обратной дорогой через коридор, уверенно открыл дверь, нащупал на стене выключатель и сделал приглашающий жест.
Они оказались в большой комнате с высоким потолком.
По правую руку от входа стояли в ряд три двухэтажные кровати, купленные, вероятно, в «Икее», но превращенные – при помощи разного рода покрывал, настенных ковриков и полочек, кружевных балдахинов и думок горкой – в домик очень рослой куклы Барби. Кровать, стоявшая возле окна, чуть отличалась от своих товарок: первый этаж занимала швейная машинка, заваленная лентами, лоскупками, кружевами, нейлоном и латексом. Возле машинки высился портновский манекен, стыдливо закутавшийся в оренбургский пуховый платок.
Слева от входа стоял круглый стол под кружевной скатертью, окруженный стульями с резными спинками, выкрашенными белой краской. Рядом была еще одна дверь – видимо, в запретную гримуборную.
По стенам комнаты были развешаны вырезанные из журналов портреты звезд кино и эстрады, обрамленные кружевами, ленточками, оборочками и искусственными цветами. С особой любовью были украшены двое: крошечный Пушкин и огромная Пугачева.
– Постсоветский хендмейд! – воскликнула Вера, указывая пальцем на портрет Аллы Борисовны. – А кто эта мадам? Губернатор Санкт-Петербурга?
– Это наше советское все. Как Пушкин, только в юбке, – пояснил Живой. – Любит Жозефина Аллу Борисовну, мечтает как-нибудь допиться до того, чтобы войти в ее пресветлый образ, но пока что без мазы. Харизмой не вышла. Приходится на атаманшах да маньках-облигациях разгоняться. Сам-то Сеня – вы видели его без грима – парень хлипкий. Поэтому он любит представлять властных и сильных женщин. Вроде как компенсация.
– И где же ты познакомился с этой компенсацией? – поинтересовался Петр Алексеевич, аккуратно присаживаясь на один из резных стульев и жестом приглашая Веру присоединиться к нему. Но вместо очаровательной четырежды сестры рядом с ним уселся Живой.
– Сеня – мой первый друг, мой друг бесценный, – с поэтическими интонациями начал рассказывать он. – Ну, хорошо, не первый. Мы с ним в пятом классе подружились. Когда нас на педсовет вызвали. Его – за то, что курил, меня – за то, что хамил. Я – хамил, вы можете себе такое представить?
– Ни за что, – покачал головой Савицкий.
– Ладно, тогда оставим эту тему. Мы с Сеней, между прочим, первый раз в нашей жизни пивка попили. Возле живодерни рядом с Петропавловкой, ну, вы не знаете это место. И именно я стал первым свидетелем удивительного феномена, который мой друг кокетливо называет тягой к перевоплощению. Так что я Сеньку подпаивать стал. Интересно же: изучить женскую психологию на своем кореше.
– Изучил? – поинтересовался Савицкий. – Во всех подробностях?
– Не успел. Увезли меня предки за тридевять земель. Но то, что я успел понять о женщинах, мне там очень помогло. И до сих пор помогает. А все Сеня!
– Простите, что я перебиваю вас, господа, но какое отношение этот фрик имеет к изобретению князя Собакина? – ввернула Вера.
Петр Алексеевич тут же посерьезнел: он так и не решил, следует ли рассказать компаньонам все, что он узнал от бабушки, и стоит ли вообще посвящать их в некоторые семейные тайны? Но держать в неведении людей, которые вызвались рисковать наравне с тобой, – тоже не дело. Поэтому Петр Алексеевич вкратце рассказал про «аппарат д.и.», из которого следовало добыть «восемь чарок отрезвит.».
– Первым делом мы отправимся в музей Менделеева. Завтра с утра, прямо к открытию. Там хранятся все приборы Дмитрия Ивановича, значит, там должен быть и наш аппарат! А ты, Паша, чем по сторонам глазеть, продемонстрировал бы свое хваленое умение извлекать из Интернета любую информацию. Поискал бы там что-нибудь полезное для нас.
Живой козырнул, браво притопнул босыми чумазыми пятками и достал свой верный смартфон.
