Жвачка и спагетти - Эксбрайя Шарль (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .txt) 📗

Лекок был настолько уверен, что ди Мартино – нынешний патрон Ланзолини – узнает в Росси своего ежевечернего клиента, что не спешил. Впереди у него было более чем достаточно времени для выполнения добровольно взятого на себя поручения. А может быть, убежденный в виновности Орландо и Мики, он, медля таким образом, хотел дать им несколько часов отсрочки, и – кто знает – возможность бежать: последняя мысль была ему слаще меда, ибо, случись такое, поколебалась бы уверенность Тарчинини в веронских преступниках. В самом деле, единственным, что мешало ему покинуть Италию с легким сердцем, было сожаление, что он уедет, не дав урока нахальному сыщику, напускающему на себя таинственность при расследовании такого простого дела. Тарчинини изобретал несуществующие сложности, чтобы придать себе весу, когда решит, что пора кончать игру и арестовать Ланзолини с его сообщницей. Сайрус А. Вильям попытался представить, как поведет себя Мика, когда за ней придут. Он готов был пожалеть ее, и тут ему послышался шепот:

– Вам кто-нибудь говорил, что у вас очень красивые глаза?

Ну и наглая же эта Мика! Воспитанный на Библии, Лекок вспомнил Иезавель, но невольно маленький, дьявольски неуместный вопрос вкрался в его мысли:

– Если ты умрешь, обратит ли внимание Валерия, несмотря на траур, на чьи-нибудь красивые глаза?

– Разумеется, нет!

– Это верно... Она, конечно, останется верна твоей памяти, и неспроста...

– Неспроста?

– Черт возьми! Да ведь, между нами говоря, не будь приданого, кому вздумается флиртовать с Валерией?

Сайрус А. Вильям поспешно вышел из комнаты, убегая от ответа.

Оказавшись на улице перед отелем, Лекок с удивлением убедился, что уже почти полдень, следовательно, к ди Мартино идти не время. Он не спеша побрел в ресторан в одном из старых кварталов, где, в память вечеринки у Тарчинини, заказал большую порцию спагетти al sugo [21] и наелся так, что его бросило в жар и стало трудно дышать. После такой трапезы ему вовсе не хотелось сразу разыгрывать роль сыщика, и, сев в такси, он отправился в парк Регина Маргарета. Там погулял некоторое время, сердито жуя резинку в надежде ускорить переваривание тяжелой пищи. Вскоре, утомленный этой физиологической борьбой, он примостился на скамейке, закрыл глаза и заснул, как истый веронец. Воздух был так мягок, что Сайрус А. Вильям мирно отдыхал до тех пор, пока заход солнца не исполнил атмосферу беспокойства, и внезапный холодок не вырвал его из глубокого сна. Вернувшись к реальности, Лекок поспешил на виа Стелла, где находилась парикмахерская ди Мартино.

Хозяин, красивый мужчина, еще сильнее надушенный, чем Тарчинини, принял Лекока с некоторой холодностью, исчезнувшей, когда он убедился, что посетитель не собирается нарушать его покой, требуя профессиональных услуг. Когда американец показал ему фотографию Росси, он, внимательно приглядевшись, заявил:

– Я видел этого типа... Точно, это один из моих клиентов! Я всех запоминаю. Потрясающая зрительная память! В вашем деле я бы себя показал, синьор! Это у меня от отца. Да вот как-то раз...

Сайрусу А. Вильяму некогда было слушать истории. Он хотел поскорее управиться с делом и принести Тарчинини положительный ответ.

– Он у вас бывал последнее время?

– Кто?

– Тот, что на фотографии.

– О! Нет. Несколько лет назад... два, не то три...

Раздосадованный, Лекок повернулся и вышел, оставив парикмахера скандализованным такой грубостью.

Ромео Тарчинини не стал расстраиваться по поводу неудачи своего товарища, равно как не позволил себе ни малейшего намека на тот факт, что одно-единственное дело за целый день наводит на странные мысли о бостонской расторопности, которую Сайрус А. Вильям неустанно приводил ему в пример.

– Завтра тоже будет день, синьор Лекок. Алиби Ланзолини я проверил. Оно вне подозрений, и Микино соответственно тоже. На сегодня поработали достаточно. Выпьем вермута в "Академии"?

Американец хотел отказаться, но он должен был еще объявить о своем отъезде и решил, что в кафе это будет проще.

Они уселись поближе к прохожим, у самого края террасы.

Едва заказав напитки, комиссар обратил внимание своего гостя на прелестную девушку, задевшую их платьем. Лекок раздраженно заметил:

– Честное слово, Тарчинини, вы только и думаете, что о женщинах!

– А это я так выражаю благодарность Господу Богу за то, что Он их создал...

И продолжал другим тоном:

– До чего обидно расследовать убийство в такую погоду! Ладно. Завтра вы, конечно, сходите к этому Маттеики на виа Баттести, предыдущему хозяину Ланзолини?

– И на этом покончу с делами, потому что завтра в тринадцать часов я вылетаю в Бостон через Париж.

Тарчинини не сразу ответил, видимо, с трудом осознавая новость.

– Жалко, синьор, потому что, хоть мы и не понимали друг друга, я не терял надежды открыть вам глаза...

– Как так?

– Привить вам другой взгляд на вещи.

– Не думаю, чтобы вам это удалось.

– Кто знает? Но, надеюсь, не дурные вести из дома ускорили ваш отъезд?

– Нет. Просто не могу смириться с вашим образом жизни, уж не обижайтесь, – с вашим легкомыслием, с вашими профессиональными методами, отдающими анархией!

– Мне очень грустно, что вы уезжаете с таким неблагоприятным впечатлением. Я думал, мы вместе раскроем убийство Эуженио Росси... Ладно, что поделаешь. Вы мне оставьте адрес, и я напишу вам, чем дело кончилось... О! Поглядите-ка, кто идет!

Повернув голову в указанном направлении, Сайрус А. Вильям увидел стройную, блистающую красотой, Мику Росси, которая шла в их сторону, покачивая бедрами. Тарчинини фыркнул:

– Наша самоубийца как будто чувствует себя неплохо!

– Я совершенно запутался в здешнем вранье!

– Потому что вы считаете это враньем...

Когда Мика поравнялась с ними, комиссар встал и пригласил ее вылить аперитив. Она согласилась без малейшего смущения, но Лекок держался крайне холодно, находя неприемлемым, чтобы следователь приглашал за свой столик особу, подозреваемую в соучастии в убийстве. Но в этом городе все было так необычно, так сбивало с толку, что Сайрус А. Вильям, как честный человек, должен был признаться себе, что чего-то он не понимает.

Никто бы и не заподозрил, что Мика только что овдовела. Ее траур выражался в очень элегантном платье, хоть и черном, но отнюдь не производящем мрачного впечатления. Лекок отметил это с неудовольствием, которое возросло, когда молодая женщина спросила, улыбаясь:

– Ну, вы успокоились, синьор? Убедились, что я не посягнула на свою жизнь?

– Более чем убедился, синьора. Моя ошибка в том, что я вас плохо знал.

– Кажется, вы хотите сказать что-то не слишком любезное, но мне все равно, потому что у вас красивые глаза...

Она обратилась к Тарчинини:

– Правда ведь, у него красивые глаза?

Комиссар признался, что в данном вопросе он некомпетентен, хотя нельзя отрицать, что его друг действительно видный мужчина. Говорил он громко. Сайрус А. Вильям в смятении видел, что сделался предметом веселого любопытства соседей. Он буркнул:

– Это бесстыдно!

Мика удивленно спросила Тарчинини:

– Почему бесстыдно?

– Perche e un Americano, signora! [22]

Лекок сжал кулаки и, еле сдерживаясь, сказал:

– Послушайте-ка, signor comissario, я американец, согласен, но я буду не я, если не разобью вам физиономию, повтори вы еще хоть раз, что я американец, вот таким тоном!

Вдовушка воскликнула:

– Что это с ним?

Тарчинини любезно пояснил:

– Это, наверно, у американцев так принято прощаться с друзьями...

Оставив слишком красивую вдову и Тарчинини, Сайрус А. Вильям пошел, куда глаза глядят, пошел, вскинув голову, засунув руки в карманы и ощущая, несмотря на свою ярость, странное недовольство собой, в котором тщетно пытался разобраться. Стараясь отогнать это недовольство, он заставил себя думать о завтрашнем дне. Он пойдет к Маттеини и покажет ему фотографию Росси. Весьма возможно, на этот раз результат будет положительный. Он отнесет данные комиссару, простится с ним окончательно, а там – на аэродром, и прощай, Италия! С Валерией он, конечно, в Европу не поедет. Да к тому же она слишком боится заразы. Они поедут в свадебное путешествие в Новую Мексику. Может быть, позже, но гораздо позже, уже стариком, Лекок побалует себя еще одной прогулкой в Италию с единственной целью удостовериться, что правильно прожил жизнь и жалеть ему не о чем.