Банк, который булькнул - Уэстлейк Дональд Эдвин (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗

— Кто? Полиция? — Надутая младенческая физиономия Осбертсона исказилась в презрительной усмешке, как будто Келп сморозил глупость. — Не смешите. Эти болваны никого поймать не способны.

— Будем надеяться, что так, — усмехнулся Келп. — Ну, так как насчёт нашего предложения?

— А потом ещё пришлось выкупить кое-какие письма, — не слушая, продолжал доктор, пренебрежительно взмахнув рукой. — Бывшая пациентка. Разумеется, в них не было ничего такого, просто, чтобы немного её утешить…

— Жена составителя биржевого бюллетеня?

— Что? Нет, я, слава богу, никогда ей ничего не писал. Это была… впрочем, неважно. Короче говоря, расходы были изрядные. А машина оказалась последней соломинкой.

— Вы что, оставили ключ в замке зажигания?

— Конечно, нет! — Доктор резко выпрямился, дабы показать, насколько он возмущён подобным предположением.

— Но ведь вы застрахованы, — мягко напомнил Келп.

— Даже в этом случае вам не удастся возместить все расходы, — возразил Осбертсон. — Приходится ездить на такси, то и дело звонить, оценка, учёт амортизации и так далее… А я человек занятой, у меня на это нет времени. И тут ещё вы приходите. А что, если вас поймают?

— Мы сделаем всё от нас зависящее, чтобы этого избежать.

— Да, но что, если это всё-таки случится? Тогда я лишусь ещё и… кстати, сколько вы хотите?

— Мы подумали и решили, что четырёх тысяч вполне хватит.

Доктор вытянул губы трубочкой. Теперь он был похож на ребёнка, у которого только что отобрали пустышку.

— Сумма немалая.

— Вернём восемь тысяч.

— Если у вас всё получится.

— Дело верняк. — Келп подмигнул. — Сами понимаете, я не могу посвятить вас во все подробности, но…

Доктор замахал руками, словно пытался отогнать рассерженную осу.

— Не надо мне ничего рассказывать! Я ничего не хочу знать! Я вовсе не желаю становиться вашим соучастником!

— Естественно, — согласился Келп. — Я прекрасно понимаю ваши чувства. Так или иначе, но мы считаем, что дело почти на сто процентов верное. Можно сказать, деньги уже в кармане.

Осбертсон задумчиво повертел в руках зелёную промокашку.

— Значит, говорите, четыре тысячи?

— Может статься, понадобится чуть больше, но вряд ли.

— Вы просите у меня всю необходимую сумму?

— Если дадите.

— Этот чёртов экономический спад… — Доктор сокрушённо покачал головой. — Пациенты перестали приходить ко мне по пустякам. В наше время, если я вижу у себя в приёмной пациента, значит, он точно болен. Да ещё фармацевтические компании взвинтили цены дальше некуда. Как будто хотят разбогатеть через неделю после открытия!

— Какая жалость, — поддакнул Келп.

— А диетическое питание? — продолжал доктор. — Та ещё проблема! Раньше я зарабатывал процентов тридцать моего дохода на одних лишь гастритах от переедания. А что сейчас? Все сели на диету. Интересно, кто-нибудь из них подумал, как врачи будут сводить концы с концами?

— Да, дела у вас неважные, это точно, — посочувствовал Келп.

— Да ещё все теперь поголовно бросают курить. Для меня болезни лёгких всю жизнь были поистине золотой жилой. Но только не сейчас. — Он снова покачал головой. — Просто не знаю, куда катится медицина. Если бы сегодня мой сын решил поступить в колледж и спросил меня, хочу ли я, чтобы он последовал по моим стопам, я бы ответил: — «Нет, сынок. Я хочу, чтобы ты стал бухгалтером или налоговым инспектором. Это профессия будущего, вот её и осваивай. А мне уже поздно». Ей-богу, так бы и сказал.

— Отличный совет, — закивал Келп.

Осбертсон тяжело вздохнул.

— Четыре тысячи.

— Да, этого вполне должно хватить.

— Ну хорошо. — Доктор кивнул и встал. — Подождите здесь. Сейчас принесу.

Он вышел из кабинета, а Келп, повернувшись к Виктору, подмигнул.

— Знаешь, всё-таки он оставил ключ в замке зажигания.

Глава 11

Сидящего в кинотеатре Дортмундера обычно можно было сравнить с огромным валуном на морском берегу — фильм шёл своим чередом, как бы накатываясь на него волна за волной, но не оказывал на него ни малейшего воздействия. Сегодняшний фильм — «Мадригал Мэрфи» — в рекламе был назван «трагифарсом» и давал зрителям возможность пережить все мыслимые эмоции, доступные человеческому мозгу. Нелепый и смешной главный герой, дети-калеки, нацисты, несчастные влюблённые — короче говоря, смотришь и не знаешь, что тебя ждёт в следующую минуту.

Дортмундер просто сидел. Рядом с ним Мэй стонала от смеха, всхлипывала, рычала от ненависти, стискивала кулаки, визжала от восторга… а Дортмундер просто сидел.

Когда они вышли из кинотеатра, часы показывали десять минут восьмого, так что у них ещё оставалось время перекусить. Они зашли в «Блимпи», и Мэй решила расщедриться на угощение. Когда они уже сидели за столиком со своими сэндвичами, она неожиданно сказала:

— Тебе не понравилось.

— Конечно, понравилось, — промычал Дортмундер, заталкивая пальцем в рот кусок хлеба с квашеной капустой.

— Ты просто там сидел.

— Говорю тебе, понравилось. — Пойти в кино предложила Мэй, и Дортмундер нехотя согласился, но большую часть времени в кинотеатре он провёл, размышляя о передвижном банке на Лонг-Айленде и о том, как его оттуда угнать.

— Тогда скажи, что тебе понравилось больше всего.

Дортмундер задумался, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь из недавно виденного на экране.

— Цвет, — наконец сказал он.

— Я имела в виду — какое место в фильме?

Теперь Мэй и в самом деле начинала сердиться, а уж это было совершенно ни к чему. Поэтому Дортмундер напрягся и всё-таки кое-что вспомнил.

— Эпизод в лифте.

Режиссёр фильма додумался обвязать камеру крепким эластичным шнуром и сбросить её в ярко освещённую шахту лифта. Шнур не дал камере долететь до дна шахты и, прежде чем спокойно повиснуть, она некоторое время болталась из стороны в сторону. Весь этот эпизод, по времени занимавший сорок три секунды, был вставлен в фильм без перерыва в монтаже, и уже были известны случаи, когда в этом месте зрителей начинало тошнить en masse [13]. Все критики дружно сходились на том, что этот приём является одним из ярчайших достижений современного кинематографа.

Мэй улыбнулась.

— Точно. Отличное место, правда?

— Конечно, — согласился Дортмундер и посмотрел на часы.

— У тебя ещё есть время. Тебе ведь к восьми тридцати, так?

— Так.

— Ну, и что ты об этом думаешь?

Дортмундер пожал плечами.

— В принципе, это возможно. Разумеется, затея совершенно бредовая, но… — Не давая Мэй вернуться к обсуждению фильма и задать ему ещё какие-нибудь коварные вопросы, он поспешно добавил: — Впрочем, ещё предстоит решить кучу проблем. Но не исключено, что мы нашли «медвежатника».

— Это здорово.

— Хотя мы по-прежнему не знаем, где спрятать трейлер.

— Найдёте.

— Вообще-то он довольно большой.

— Нью-Йорк тоже.

Он покосился на неё, не уверенный, что понял, но решил не развивать эту тему.

— К тому же, ещё надо провентилировать вопрос с деньгами.

— Это может представлять проблему?

— Не думаю. Келп должен был сегодня кое с кем встретиться.

Надо сказать, что Дортмундер познакомился с Мэй не очень давно и впервые планировал операцию по этапам при ней, но у него было такое чувство, что она воспринимает это как нечто само собой разумеющееся. Он никогда подробно не рассказывал ей о своём прошлом, но, похоже, ей этого и не требовалось. Это даже как-то успокаивало. Непонятно почему, но Мэй напоминала Дортмундеру его бывшую жену — не потому, что она была похожа на неё внешне, а скорее наоборот — тем, насколько сильно они отличались друг от друга. Да-да, всё дело было именно в этой несхожести. Пока Дортмундер не познакомился с Мэй, он бог знает сколько лет даже не вспоминал о своей бывшей жене. Она была танцовщицей, выступавшей под профессиональным псевдонимом Ханибан Базум. Дортмундер женился на ней в Сан-Франциско в 1952 году по пути в Корею — это был единственный раз в его жизни, когда он целиком и полностью был на стороне закона, — и развёлся в 1954-м в Рино, сразу после демобилизации. В основном Ханибан интересовала сама Ханибан, но если её внимание привлекало что-то помимо её собственной персоны, она тут же задавала об этом кучу вопросов. По количеству вопросов она могла легко обогнать ребёнка, впервые оказавшегося в зоопарке. Дортмундер честно ответил на первые несколько тысяч, пока не понял, что в этой хорошенькой головке ответы никогда не задерживаются надолго.