Моя шоколадная беби - Степнова Ольга Юрьевна (читаем полную версию книг бесплатно TXT) 📗
– Тянешь. Еще как тянешь! – Кажется, он застучал зубами от страха, и Катерине стало обидно до слез. Конечно, светлое покрывало вполне может сойти за саван, а темная кожа за несвежий вид, но все равно стало обидно до слез.
– Слышь, припадочный, – завела она с подвыванием, – пистолет тебе не поможет. Можешь палить в меня сколько угодно. Я умерла тринадцать лет назад и с тех пор маюсь, ищу себе душу для опытов...
– Для опытов я не гожусь! – заорал человек, не пожелавший быть Сытовым.
– Почему? – искренне удивилась Катя, забыв про тон привидения.
– У меня нет души! Я отстой, гад, бандит!
– Ой, мне такие подходят!
Он почему-то заглох, перестав подавать признаки жизни. Катерина нащупала на полу зажигалку, которую он уронил, крутанула колесико и поднесла голубое пламя к его лицу.
Тип лежал на кровати без сознания, и его исхудавшая физиономия здорово смахивала на лик покойника. От него исходила такая волна жара, что Катерина невольно протянула руку и потрогала его лоб. Лоб оказался неправдоподобно горячим. Катерина глазами нашла иконку в углу комнатушки и перекрестилась.
– Извини, – сказала она, подняв глаза к потолку. – Я поняла, никто и не думал шутить. Раз я оказалась тут с ворохом этих лекарств, никто и не думал шутить!
– Господи, – простонал вдруг не Сытов. – Господи, она еще будет меня лечить!
– Я не с тобой разговариваю! – рявкнула Катерина и выкрутила у него из слабой руки пистолет.
– И я не с тобой, – простонал он.
На старом, покосившемся столике Катерина обнаружила две свечи. Она вывалила лекарства на стол и зажгла старые свечки, которые потрещали, упрямясь, но все же разгорелись желтым, неуверенным пламенем.
– Вот так-то лучше, – сказала она.
– Хуже, – снова простонал он. – Тебя слишком здорово видно. Сколько лет назад, ты говоришь, померла?
– Тринадцать.
– Надо же! А ведь совсем целенькая, только потемнела немножко.
– Ладно, хватит валять дурака. Я негритянка, а не привидение. Негритянка, слышал про такое?!!
– Умереть, не встать! Негритянка, которая сдохла тридцать лет назад!..
– Заткнись!
– Которая пришла ко мне в саване, притащила пилюли, поболтала сначала с деревом, потом с Господом, а потом потребовала мою душу для опытов... Слушай, может, я просто чокнулся?.. От переживаний?! Ха-ха! – Он попытался заржать, но схватился за живот, согнулся и сморщился от боли.
– Осторожнее, – усмехнулась Катя. – Швы разойдутся.
Он затих, долго молчал, а потом спросил осторожно:
– А откуда ты знаешь про швы?
– Мундирчик маловат, да и штанишки коротки...
Он все-таки заржал, держась за живот и согнувшись:
– Зато пистолетик впору! – Он осекся, заметив, что пистолет уже не в его руке, а в ее. Все-таки высокая температура здорово туманила его мозги.
Катерина поиграла оружием так, как видела это в кино. Пользоваться этой штукой она не умела, да и категорически не хотела.
– Что ты еще обо мне знаешь? – спросил он, задохнувшись. Наверное, сердце его выделывало кренделя.
– Многое. Знаю, как страшно получить пулю в живот. Сначала это не больно, будто просто кто-то сильно толкнул. Потом начинает жечь горло, и пить хочется так, что начинаешь плакать и слизывать слезы. Только слезы соленые и пить хочется еще больше. Затем становится жарко, но ненадолго. Почти сразу начинает колотить озноб, да такой, что кажется, будто весь мир трясется вместе с тобой. А потом становится тихо. И очень спокойно. Но мерзкие люди в белых халатах не дают насладиться этим спокойствием. Они все время что-то делают и мешают умереть. А умереть очень хочется, и не столько от боли, сколько от обиды, что тебя бросили как ненужную вещь те, кому верил больше, чем себе. Еще я знаю, что когда не умрешь, жить хочется еще больше.
Я знаю, что у тебя редкое имя Матвей, смешная фамилия Матушкин, знаю, что ты грабил банк, словил пулю в брюхо от своих же дружков, сбежал из больницы, оглушив охранника, раздев и обезоружив его. Я не знаю, как ты добрался сюда, но ты прячешься здесь, потому что эта избушка стоит в стороне от деревни. Ты отвратительный тип, и я не возьму твою душу на опыты!
– Все говорит за то, что ты – потусторонняя телка. Правда, колечко у тебя неслабое для привидения! Каратов тридцать будет брюлик. Такие только с аукционов продают. Наверное, все-таки ты живая! Что, побежишь меня сдавать?
– Не знаю. Наверное, не побегу. Я просто понятия не имею, куда бежать. Я действительно заблудилась и не смогла донести лекарства до человека, которого очень люблю.
– Старого хрена прихватило от бурного секса? Сердце или спина?
– Он не старый.
Он снова заржал, схватившись рукой за живот.
– Зуб даю, ему за шестьдесят. Такие брюлики телкам начинают дарить, когда уже совсем нечем крыть.
Катерина не стала противиться своему желанию и от души залепила ему пощечину. Его голова беспомощно дернулась назад, будто была головой тряпичной, дешевой куклы. Он откинулся на подушку, закрыл глаза и, кажется, снова потерял сознание. Катерина вдруг явственно поняла, что больше всего на свете ей надоели эти плохо освещенные мужские лица без признаков жизни. Она присела на продавленную сетку кровати и уставилась на бледную физиономию. Так и есть: до невозможности голливудское лицо со всеми необходимыми для этого чертами и пропорциями, только легкая небритость превратилась в недельную щетину, щеки сильно запали, а почти белые волосы слиплись неопрятными прядями и падают на мокрый от испарины лоб. От него так несло жаром, что Катерине тоже стало вдруг жарко, будто в избушке растопили наконец старую, полуразвалившуюся печку. Она расстегнула на нем милицейский китель, узкий ему в плечах, с рукавами, не доходящими до запястий. Так и есть: на животе грязные от крови бинты, и запах... Она знала, как пахнут такие бинты.
Внезапно железные руки схватили ее. Катерина дернулась, но силы в руках было немеренно, и она почувствовала себя бабочкой, которую вот-вот насадят на иголку, поместят под стекло, и будут хвастаться потом редким экземпляром. Про пистолет в своей руке она начисто забыла. Бледное лицо оставалось бесстрастным, не подавая никаких признаков жизни, а руки нагло и по-хозяйски обшарили всю ее, забравшись под покрывало.
Про пистолет она начисто забыла.
Такие хозяйские это были руки.
– А ты и правда живая, – открыл он глаза. – Тепленькая, гладенькая и без хвоста.
– Зато ты скоро сдохнешь. – Катерина смогла отпихнуть его руки только потому, что они сами этого пожелали. – У тебя температура градусов сорок. Тебе нужно в больницу.
– У меня в жизни не было негритянки! Давай меняться: ты мне на опыты свое клевое тело, а я тебе – свою незрелую душу.
– Сейчас я пойду в деревню, найду телефон и позвоню...
– Все-таки ты меня сдашь!
– Спасу. У тебя кровотечение.
Он закрыл глаза и опять стал похож на красивого молодого покойника.
Катерина шагнула к двери.
– Слушай, – подал он голос, – ответь мне на один вопрос. Ответь и иди.
– Ну?..
– А почему ты решила спасать меня, а не своего папика? Ведь ему вроде тоже нехорошо?
Катерина поднесла свою руку к глазам. В гранях бриллианта играло пламя свечей. Этих свечей в отражении было значительно меньше, чем в большом доме Роберта. Их можно было даже пересчитать.
– Раз, два, три, четыре, пять... – сказала вслух Катерина. – Шесть. Всего шесть. Не знаю. Честно, не знаю. Может, все-таки, я иду тебя не спасать, а сдавать?..
– Может быть. Жаль, что тебя не загрызли собаки.
– Не скажи. Вот вылечишься, отсидишь, и еще скажешь мне спасибо.
– А откуда ты все про меня знаешь?
– Ты стал героем криминальных новостей. Твою физиономию показывают чаще, чем лицо президента. Но это уже второй вопрос, а ты обещал один.
– Ладно, катись.
Но Катерина ни шага не сделала в темные и сырые сени.
Она подошла к покосившемуся деревянному столику, на котором стояли свечи, и стала перебирать лекарства, пытаясь в скудном свете прочитать их названия.
