Вечный двигатель маразма - Донцова Дарья (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
– Я подумаю.
– Времени нет.
– В смысле?
– Завтра в полдень тебя оперируют.
– Да.
– Вдруг ты на столе умрешь?
– Люба!
– Мать, я всегда говорю правду. Без лукавства. Никогда не вру. В твоем состоянии риск очень высок. Уж реши, любишь ты меня?
– Да! Больше жизни.
Люба рассмеялась.
– Приятные слова. Осталось подтвердить их делом. Отдать мне жилплощадь, чтобы другим не досталась. Ну! Да? Нет? Скажи, и я сразу пойму, как ты ко мне относишься.
– Хорошо.
– Ты согласна?
– Да, только сейчас уже восемь вечера. Никто не работает. Как мне в город поехать? Сидеть я не могу, идти тем более.
– Нет проблем, мама. Нотариус ждет в коридоре».
Я захлопнула книгу.
– Далее зачитывать не хочется, сообщу, как развивались события. Больше Люба к матери в больницу не приходила. Ни разу не навестила ее. Апартаменты она сразу продала, себе купила прекрасную квартиру в соседнем доме с тем, где детство-юность провела. А мать туда, куда Баба-яга не залетала, отправила. Все-таки процитирую еще один отрывок из книжонки: «При выписке из больницы врач отдал Гаскониной-старшей медицинские документы. Ксения спросила:
– Мне теперь к онкологу?
– Зачем? – удивился врач.
– Так я же больна раком, – вздохнула Ксения.
– Откуда вы взяли этот бред?
– Сами моей дочери правду сообщили, а она ее мне передала. Скажите честно: сколько мне осталось?
– Понятия не имею. Лет сорок, пятьдесят. Вы в прекрасной форме, операция прошла успешно. Разрабатывайте ногу, не ленитесь, тогда не будете хромать, – сказал хирург, – рака у вас никогда не было.
– Но дочь!..
– Я с ней не встречался.
– Она рассказала, что… А-а-а! Наверное, Люба общалась с вашим коллегой.
– У нас каждый ведет своих больных. Чужих не касается».
Я встала, подошла к окну и открыла его.
– Душно тут. Далее Ксения Петровна разоткровенничалась с хирургом, рассказала ему про размен квартиры. Врач мрачно процитировал фразу из романа Булгакова «Мастер и Маргарита»: «…обыкновенные люди… в общем, напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их». И Ксения поняла: ее обманули, дочь просто хотела жить одна, без нее, и решила проблему. С той поры, по утверждению автора, она с Любой не виделась.
– Сказать нечего, – поморщился Степа, – попадались мне на жизненном пути разные люди. Некоторые родителей ненавидели. Но Любовь Сергеевна отдельный экземпляр.
– Понимаешь важность последнего отрывка, который я процитировала? – спросила я. – Что в нем главное?
– Ты прямо как Инна Герасимовна, учительница немецкого, – засмеялся муж, – любила она меня к доске вызвать, помариновать там, спросить: «Какая основная мысль в рассказе про мальчика Ганса?» Двойку нарисовать, и свободен.
Я отошла от окна.
– В момент беседы Ксении с врачом, когда мать сообразила, что обожаемая ею Любочка очень жестока, она ей легко соврала про рак, ничего, кроме денег, дочурку не волнует, в этот час кто присутствовал при разговоре?
– Доктор и больная, – протянул Степа. – Я понял, куда ты клонишь. Что книгу написала Ксения Петровна. Но…
– Только не говори про медсестру, которая сидела в кабинете или затаилась в соседнем помещении, – предупредила я.
– Я хотел сказать другое. Зачем Ксении позорить дочь? – спросил Степан.
Я потерла живот.
– Матерям тоже свойственны обидчивость и мстительность. Думаю, балерина не ставила целью опозорить дочь.
Степан поднял бровь.
– Написав этот пасквиль? Любовь утверждает, что все ложь.
– Возможно, мать и присочинила некоторые детали, – вздохнула я, – или по истечении лет у нее память ослабла. Но обрати внимание. Издан всего один экземпляр. Люба есть в соцсетях?
– Конечно, – кивнул Степан, – почти во всех присутствует, похвастаться миллионами подписчиков не может, если суммировать читателей, у нее их около пятисот.
Я села рядом с мужем.
– Что мешает Ксении подписаться на всех и транслировать им правду про дочь? Или выпустить, например, сто экземпляров книги и отправить ее… да хоть бывшим одноклассникам своей дочери?
– Вспомни, сколько лет балерине, – остановил меня супруг, – небось она ничего про Интернет не слышала.
– Вот не надо делать из людей пожилого возраста дураков, – остановила я Степу, – пенсионеры активные пользователи сайтов, которые посвящены саду-огороду, кулинарии, воспитанию внуков, культурным мероприятиям, здоровью, физкультуре. Там очень активная жизнь идет. И, если мы предполагаем, что книгу написала Ксения, то она ее по емейлу и прислала в издательство.
– Или у нее есть помощник. Надо поговорить с госпожой Гаскониной-старшей, – подытожил Степа.
Глава 9
Вечером, сев на кровать, я услышала голос:
– Съедено на шестьсот калорий больше. Нарушение диеты.
– Ну и приятного мне аппетита, – хихикнула я.
– Штрафная санкция двести приседаний, – продолжил тенор.
Я зевнула.
– Отличная идея, спокойной ночи.
– С кем ты беседуешь? – поинтересовался Степан, отрываясь от книги.
– Болтаю с поясом «Волшебник», – развеселилась я, – он меня упрекает в обжорстве. Предлагает заняться приседаниями.
Степа положил томик возле лампы.
– Сейчас?
– Да. Глупая идея, – закряхтела я, легла под одеяло, вытянула ноги, вздохнула, пробормотала: – Спокойной ночи, – и услышала храп супруга.
Степа засыпает, как будто в воду падает. Секунду назад он с вами разговаривал, и, хоп, словно его выключили. А когда супруг захрапел, разбудить его почти невозможно. С одной стороны, это очень удобно. Я могу смотреть телевизор, болтать по телефону, слушать музыку, муж даже не пошевелится. С другой… Мне не хочется смотреть романтическую комедию одной. Я тихонечко толкнула Степана.
– Милый!
– Хр-р-р, – донеслось в ответ.
Я вздохнула, легла на бок и… получила очень больной щипок за бок.
– Эй, – воскликнула я и повернулась к супругу, – ты что?
– Хр-р-р.
– Перестань прикидываться, – велела я, – с какой стати ты решил щипаться? Теперь синяк будет.
– Хр-р-р.
Я потрясла мужа.
– Не старайся! Не верю.
– Штрафные санкции. Двести приседаний, – объявил голос.
– Вот только тебя не хватало, – вздохнула я, – спи спокойно, дорогой пояс.
В ту же секунду невидимые пальцы стали интенсивно дергать меня за кожу в районе талии. Понадобилось совсем немного времени, чтобы сообразить: Степа тут ни при чем. Щипок – работа озверевшего «Волшебника».
– Штрафная санкция двести приседаний, штрафная санкция двести приседаний, – монотонно бубнил голос.
С каждым повторением мне делалось все больнее и больнее. Я вскочила с постели, схватила телефон и, забыв о воспитании, позвонила Маргарите за полночь.
– Виолочка, как дела, – прикинулась сладкой мармеладкой дама, – помните, что у нас завтра пресс-конференция?
Я взвизгнула.
– Что стряслось? – испугалась Рита. – Вы заболели?
– Штрафная санкция двести приседаний, – в очередной раз объявил пояс.
– Слышали? – простонала я.
– Ну… э… э… ну…
– Я хочу спать, а он щиплется, – пожаловалась я.
– Десерт слопали, – пролепетала Маргарита.
– И что? Ой! Ой! – подпрыгнула я. – Больно-то как!
– Ариночка-Виолочка… ну… э… э… ну…
– Говорите правду, – потребовала я.
– Начинайте приседать!
– Ночью?
– Штрафные санкции всегда вводятся после полуночи.
– Бред! – возмутилась я.
Маргарита возразила:
– Наоборот. Тонкий психологический расчет. Пояс не отстанет, пока вы не выполните составленную им программу. Она точно рассчитана на сжигание лишней энергии. Попрыгаете, побегаете пару ночей. А потом, когда после сытного обеда лапка за пирожным потянется, вы вспомните, что вам за пару минут удовольствия придется ночью потеть, и не возьмете десерт.
– В договоре указано: пояс не включается! Ой! – взвизгнула я.
– Виолочка-Ариночка, лапочка-кошечка, вы же знаете, что произошла накладка, – заныла Рита, – приседайте, моя розочка-мимозочка. Выполните программу, пояс отстанет. Он исключительно для красоты вашей старается.