Здравствуйте, я ваша «крыша» или Новый Аладдин - Латынина Юлия Леонидовна (лучшие книги онлайн .TXT) 📗

Юлия Латынина

Здравствуйте, я ваша «крыша» или Новый Аладдин

* * *

Шариф Александрович Ходжаев, 34 года, холост, сотрудник частного охранного агентства «Алмаз».

Восемнадцатого Князь позвал меня к себе вместе с Вовиком и велел съездить в Рязань — взять там у одного человека пакет и доставить пакет на дачку при Успенском шоссе.

Тачку мне выделили старую — драная «Волга» восемьдесят третьего года и цвет голубой, как у педика. Плохо. Чем задрипанней вид у тачки, тем опаснее дело. Скорость у тачки была ого-го — движок ей впаяли мерседесовский. Не «Волга», а «Мерседес» в «волгиной» шкуре. Совсем плохо. Если на задрипанной машине да хороший движок, то и волына не помешает…

В компанию мне дали Башку, да Сашеньку Старика, да Генку. Скажем прямо, неважная компания. Сашеньке один тип еще в семидесятых выстрелил в голову из дробовика, и с тех пор в голове Сашеньки сидят восемнадцать дробинок. Врачи отпустили Сашеньку с богом, сказав, что ни одна из дробинок не добралась до мозга. Я так думаю, что добираться было не до чего, вот и не добралась.

Димка Башка — оригинальный человек. Это единственный из моих знакомых, который ограбил магазин, используя в качестве оружия таракана. Он зашел в магазин, где кассиром работала девчонка, вытащил из кармана спичечный коробок и показал огромного таракана в коробке. Девчонка онемела от ужаса, а Димка сказал ей, что это тарантул и что он вытрясет тарантула ей за шею, если девка не отдаст выручку.

У Сашеньки две ходки, обе за ограбление. Один раз его поймали прямо у дверей обменного пункта, с пулей в заднице. Другой раз все сошло благополучно, они сели в украденную для такого случая тачку и поехали. Тачка была 1979 года выпуска, «Москвич», заела на первой скорости и не хотела переключаться. С той поры у Сашеньки в ходу поговорка: это опасней, чем угнать «Москвич» — про совсем гиблое дело.

Уже по дороге в Рязань слышу по радио: так, мол, и так, завалили в Рязани какого-то старичка. Хорошая у старичка была библиотека, мол, есть подозрение, что не вся библиотека на месте. В связи с этим какой-то фраер комментирует, что на недавно состоявшемся в Израиле совещании глав российской преступной общественности принято решение об увеличении потока антикварной контрабанды из России. Все, мол, иконы, уже повывозили, теперь придется браться за не православную старину… И вот результат. Ну-ну. Решения верхов, как известно, всегда тяжело сказываются на жизни трудящихся.

Хорошо. Приехали мы в Рязань, я пустил впереди себя Сашеньку, тот осмотрелся, зашел во двор: все в порядке. Взяли мы дипломат, погрузили и поехали обратно.Поехать-то поехали, да километров за полтораста от Москвы нас тормознул гаишник. Как раз напротив был длинный белый забор, и за ним — две трубы, толстые, как перевернутый горшок. Завод. Пригород какого-то Тьмутараканска. Гаишник интересуется, что, мол, везете, мы культурно объясняем. Не понравился мне этот гаишник.

Эти ребята в паре с братвой работают: гаишник выясняет, что, мол, да кто такие, а через полчасика тебя останавливают его хозяева в штатском и берут за проезд по высшему тарифу.

Словом, уже темнело, я решил не дожидаться напарников гаишника и остановился в городишке.

Подкатываем к гостинице. Гостиница гремит, весь первый этаж так и бьет светом, из раскрытых окон музыка, словно ста котам наступили на хвост, и у входа стриженые мальчики при ярко-красном «додже». С презрением смотрят мальчики на нашу голубую, как Эдик Лимонов, «Волгу». Ну, ясно — кто-то крутой свадьбу справляет или друзей кормит.

Мы сегодня не крутые. Мы вообще не крутые. Нам для этой публики лучше быть лохами. Да и мальчики не будут бить нашу тачку. Красивые мальчики. Прикинутые. Крутые, но не отмороженные.

Я Димку и Сашку инструктирую: не хамить, не задираться и вообще вести себя, как пионеры на всерайонном конкурсе лучших чтецов.

Мы входим. Красота! В дальнем углу стол, широкий, и за ним человек двенадцать. Главный за столом как-то странно сидит… ба, да я же знаю его. По рассказам знаю. Кто Лешку Горбуна не знает? Лешка Горбун вообще-то не из этого городка. Лешка Горбун из Подмосковья. Но в Подмосковье для него тесно. Значит, и сюда приехал. Непонятно, чего они празднуют. То ли новый заводик купили, то ли завалили кого надо.

Я слыхал, как Леша Горбун асфальтовый завод покупал. На чековый аукцион выставили 20% акций. Мой-то шеф заранее с Лешей договорился — куда Леша ходит, туда я не хожу, куда я хожу, тебе, Леша, не надо, а с фраерами никто не договаривался. Так Горбун поставил боевиков вокруг здания и отгонял всех, кому не положено. Один борзой бизнесмен потом заявил, что результаты аукциона были незаконны, и за это свое заявление вылетел из четвертого этажа. Между прочим, жив остался — в мусорный бак угодил. Туда, в бак, еще пальнули сверху — и тоже мимо. Но так или иначе, а подействовало: забрал бизнесмен свое заявление и больше не суетился.

А Лешка Горбун меня не знает. У него есть горб, а у меня нет. Он большой человек, а я маленький. А может, и знает. Может, у него компьютер есть. И база данных на всех, кто занимается схожим видом предпринимательской деятельности. Такая база данных, что в ментовке многие с Останкинской телебашни готовы прыгать, чтобы ее заполучить.

И вот сидит сейчас Леша, а перед ним поросята в хрену и закуски, и бутылок больше, чем людей. А еще перед ним стоит торт. И торт этот сделан в виде промышленного сооружения. И, постучав друг о дружку полушариями, я вдруг узнаю в этом торте тот самый заводишко, который мы проезжали минут двадцать назад. Ну да — газгольдеры из марципана, трубы из пряника, и даже сверху шоколадом изображен черный дым. И вот Горбун берет нож и ясно, что сейчас он этот завод будет есть, под шумное одобрение присутствующих.

Я говорю Саше: «Пикнешь — убью», — и бочком-бочком за ближайший к выходу столик. Моя кодла садится со мной. Минута, другая — к нам никто не подходит. Горбун любуется тортом, а потом он торт отодвигает и придвигает к себе поросенка — сладкое на потом.Наконец Генка цепляет пробегающего мимо официанта и тычет в меню.

— Свинину, — говорит Генка.

— Нету, — говорит официант.

— Тогда гуляш, — говорю я.

— Нету!

— А это что, — говорит Генка, указывая в зал, где Горбун старается над поросем.

— Заткни пасть, — говорю я Генке, — а что у вас есть?

— Макароны.

— Неси макароны, — говорю я.

Тут кто-то касается моего плеча. Я оглядываюсь, — за моей спиной два мальчика. Очень вежливые. Белые брюки и пиджаки в полосочку.

— Шел бы ты ночевать в свой номер, — говорит один из мальчиков. — И жратву тебе туда принесут.

Вообще-то, если бы я был сам по себе, я бы мог начать качать права. Это даже удивительно, что за столом нет моих знакомых. Но знакомые шефа уж точно найдутся. Я бы мог разъяснить кое-что этой лощеной «шестерке», которую опетушат в первом же ИВС.

Но мы здесь инкогнито. Нам сказали не высовываться.

И я бледнею, как самый заправский лох, и, сглотнув, выбываю из зала.

Чтобы не выделяться, мы берем один номер на четверых. Номер — на третьем этаже, кровать-сексодром — посереди комнаты и сантехника времен царя Гороха.

Горничная заверяет нас, что ужин скоро будет.

Я кладу дипломат на кровать, и Генка отправляется в душ. У него привычка такая — мыться каждый день. Он эту привычку подхватил у буддистов. Генка три года медитировал у буддистов. Но они так его ничему и не научили. Они обещали его научить летать, а все, чем кончилось дело, — это его научили подпрыгивать в позе лотоса. Генка ужасно зол на эту публику и считает, что они его обманули. В прошлом году он крестился, но мыться каждый день не перестал.

Генка моется, на первом этаже ухает музыка и пляшут люди, время все идет, и в моем желудке одна кишка предъявляет иск к другой,

— Саша, — говорю я, — сходи за ужином. Но культурно. Без мордобоя.