Сердце Льва — 2 - Разумовский Феликс (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
И тут же залег сам — отравленная игла, выпущенная Хорстом из авторучки с золотым пером, глубоко вонзилась ему точно в горло. Мягко упало тело, в ужасе вскрикнула дежурная.
— Тихо у меня, тихо, — ласково улыбнулся ей Хорст, да так, что та впала в прострацию, вытащил, дабы не осталось следов, иглу и быстро обыскал труп. Да, теперь уж не осталось никаких сомнений — взялись за него профессионалы. В одной руке мужик сжимал бесшумный ствол ПСС, с легкостью пробивающий двухмиллиметровую броню на расстоянии двадцати метров, в другой — его, Хорстову, фотографию с надписью на обороте чернильным карандашом: «Террорист Барбаросса, преступник, международный, очень опасный». В левом ухе трупа находилась горошина радионаушника.
— Тэкс, — Хорст воткнул ее себе в слуховой проход, внимательно послушал и убийственно, очень страшно усмехнулся — в эфире разносилось грозно-обеспокоенное шепелявым голосом:
— Пятый, отвечай первому! Пятый, отвечай первому! Внимание всем постам! Тревога! Переходим на запасную волну!
Пятый, ответить первому? Значит, есть еще второй, третий и четвертый? А может, и шестой, седьмой, восьмой? Бригадным подрядом взялись, сволочи, и наверняка их на выходе как гадов в гадюшнике, кишмя кишит. Всех не передавишь. Так что придется уходить по-Ульяновски, другим путем…
— Никому не говори, не надо, — вторично улыбнулся Хорст дежурной, так что та, выйдя из ступора, грохнулась в обморок, прихвотил бронебойный ПСС и, стремглав вернувшись к себе в номер, принялся вязать на простынях морские узлы. Хвала аллаху, что второй этаж. Принайтовив одним концом импровизированный канат к трубе, Хорст выкинул другой в окно, поплевал очень по-русски на ладони и стал спускаться на землю. Что, недоумки, взяли? Но только ноги его коснулись асфальта, как по-новой раздалось знакомое:
— Стоять! Лягай!
Выходит, не такие уж и недоумки.
Не мешкая, Хорст выстрелил на голос, сделал «лепесток», совмещенный с кувырком, и, не дожидаясь, пока согнувшийся судорожно хрипящий враг упадет на землю, понесся что есть сил прочь. А с боков, сзади, спереди уже слышались звуки команд, бряцанье оружия, топот быстрых тренированных ног. И выстрелы, выстрелы, выстрелы…
«Хреново дело-то», — мастрески, «лесенкой», уклоняясь от пуль, Хорст наддал, разорвал дистанцию и стремительно забежал за угол дома. — «Чуть не убили, сволочи». Интуиция ему подсказывала — если сию минуту не найти оригинальное, нетривиальное решение, то все. Хана, кайки, финита, аллес. Не будет ни встречи с сынками, ни казенного дома, ни говеной трубы… Говеной трубы? Говеной трубы!!! Вот оно! Эврика! «О, святое провидение!» — Хорст вдруг осознал, что стоит на крышке канализационного люка, и непроизвольно подумал: «А ведь и впрямь вещая-то старушенция Нюра. Сильный дух вошел в нее…» Торопливо, наощупь, сдирая в кровь пальцы, он открыл эту чугунную крышку, быстро, словно танкист при боевой тревоге, втиснулся в тесную, идеально круглую дыру, бесшумно задраился и стал стремительно опускаться по ржавой, дышащей на ладан железной лесенке. Впрочем нет, ладаном здесь не пахло — воздух был густ, ощутимо плотен и тяжко отдавал трупом, человеческим дерьмом, прошлогодней помойкой, забродившим крысиным калом, собачьими экскрементами и дохлыми кошками.
«Да, амбре», — даже тренированный и привыкший ко всему Хорст поморщился, включил фонарь и в темпе двинулся прочь по вязкой зловонной жиже. Необходимо было торопиться — чекисты дело не пустят на самотек, как пить дать испоганят воздух каким-нибудь фосгеном или ипритом. Им все методы хороши — ничего святого для них нет…
Быстро топал Хорст по смрадным подземельям, мастерски ориентировался в зловонной полутьме, а чтобы меньше уставали ноги, шел автоматически, размышляя ни о чем, вернее, на темы отвлеченные и банальные, навеянные прозой жизни. О дерьме. Кажется, дерьмо оно и есть дерьмо — экскремент, фекалия, дерьмо, говно, каловые массы. Нечто аморфное, бесформенное, вобщем-то незначимое, не стоящее внимания. Как бы не так. При ближайшем рассмотрении без него никак. Вот оно — воняет, чавкает, плещется, достает до самых колен. До жути материальное, до одури жизнеутверждающее. Объективная реальность. Пять миллионов человек населения в Питере, и ведь все гадят. Да еще по нескольку раз. Если прикинуть, даже очень приблизительно, получится состав где-то из пятидесяти семидесятитонных цистерн. Ежедневно. А приезжие, а командировочные… Может, прав отцов земляк Гашек, что все в мире есть дерьмо? А остальное моча?
Так, в размышлении о сущем, до утра бродил Хорст по городской клоаке, хитрил, плутал, варьировал азимут, тщательно маскировал следы. И не напрасно — чекистов было ни видно, ни слышно, слабое чутье не позволяло им проводить активное преследование. Служебные собаки волкодавы тоже не взяли след — проплыв немного, жалобно скулили, теряли нюх и начинали изображать Му-му, а транспортировать их на руках не было ни малейшей возможности. Вобщем погоня отстала. Это Хорст понял уже под утро, когда подземная нелегкая занесла его в просторный канализационно-распределительный бункер. Все было тихо, только капала вода, медленно тянулась жижа да слышался крысиный писк — хвостатых тварей этих было под землей во множестве…
«Ну-с, и что же мы в результате имеем? — Хорст выбрал местечко посуше, отбросил мысли о дерьме и начал вдумчиво, не спеша прокачивать ситуацию. — Итак, погоня отстала, только это еще ничего не значит, все еще только начинается. Чекисты облома не простят, наверняка перекроют вокзалы, аэропорты, морские пути, возьмут под контроль границу, выставят засады на дорогах, пустят на улицы усиленные патрули. Наверняка дадут объявления по радио, поставят фотографию по всем каналам телевидения, в интернет и витрины магазинов. Пообещают награду, которую потом, конечно, не дадут. Не каркай, гад, не каркай, — мысленно обругал себя Хорст за необдуманное „потом“, сняв брюки, выжал их и положил на теплую трубу вместе с туфлями и носками сушиться. — Не все так плохо, не все. Думай, думай, думай. У каждой проблемы есть решение…»
Натурально, все было не так уж и плохо. Хоть и влип Хорст в дерьмо основательно, но у него имелось по крайней мере с дюжину вариантов отхода — пара «окон» на финской границе, три на румынской, пять «дверей» на китайской и один «балкон» на монгольской. А конспиративные квартиры, секретные, нераспечатанные спецконтейнеры, верные, зарезервированные агенты, схроны, лабазы и тайники, где полным-полно и денег, и оружия, и документов? Слов нету, захотел бы Хорст, ушел бы, сгинул бы, испарился. Рукава от жилетки, мертвого осла уши и круг от бублика получили бы чекисты, а не международного преступники Барбароссу. Только не стал. Решил ждать, не дергаться, не высовываться из дерьма — ради встречи с сыновьями он был готов хоть всю жизнь просидеть в канализации. А тут каких-то три недели. Тем паче, что и скать его в говне чекистам даже в голову не придет. Потому как сами избаловались, отвыкли от грязной работы. Недаром еще Железный Феликс учил, что у чекистов должны быть чистые руки. Вобщем главное сейчас не вылезать из дерьма…
И Хорст Левенхерц, барон, обергруппенфюрер, кавалер Железного креста с дубовыми листьями и мечами, принялся жить жизнью российского дна. Копался, как и все прочие, не вписавшиеся в перестройку, на свалках, собирал, дабы не выдаляться из общих бомжовских масс, бутылку, макулатуру и тряпье, простаивал часами в длиннющих очередях, дабы сдать все собранное в приемные пункты.
— Вот раньше-то, при коммунистах, было хорошо, — говорилось матерно, но вполне доходчивов этих очередях. — Схватят тебя менты, загонят в приемник — а там лафа. Лежанка, кормежка. Потом еще и на зону кинут. А там и вовсе благодать — пайка, одежонка, телевизор, чифирок. Ну уж полнейший ништяк — это попасть к черножопым в «ЧеченБАМ». Только один раз в жизни-то такое счастье. Кормят сытно, одевают по сезону, а на прощание еще и деньжат подбросят. Теперь все, ханя, кончилась лафа. Красноперых оттащили, с черножопыми войну затеяли. Был, братцы, коммунизм, а мы и не заметили…
