Антикиллер-2 - Корецкий Данил Аркадьевич (первая книга TXT) 📗
– Не надо. В большой хате ему тоже не дадут разгуляться.
– Ах вот оно что! – Старков по-своему истолковал его фразу. – Значит, так и сделаем...
Джафара поместили в камеру на шестьдесят человек. На вторую ночь его обнаружили повешенным на жгуте из разорванной простыни. Вскрытие обнаружило следы жестоких побоев, да и длина жгута оказалась коротковатой – покойному надо было впрыгивать в петлю, либо ему кто-то помогал... Но смерть заключенного обычно стремятся объяснять естественными причинами, и следствие приняло версию о самоубийстве. Все знали, что Джафар был борзым и сам затевал драки, а не добившись победы над численно превосходящими сокамерниками, вполне мог покончить с собой. А длина жгута... Может, измерили неправильно, может, когда снимали тело, отрезали лишний кусок. Кто обращает внимание на такие мелочи!
В Тиходонске стало на двух опасных преступников меньше. Лис считал, что это правильно, и угрызения совести его не мучили.
Спецавтозак группы «Финал» уже не был закамуфлирован под хлебный фургон. Времена изменились, появилось множество пекарен, централизованная доставка крупных партий хлеба прекратилась, и машина с такой раскраской скорей привлекала внимание, чем рассеивала его. Теперь стальной кузов украшала надпись: «Аварийно-техническая», а сверху, на маленькой площадке, были намертво закреплены несколько полудюймовых труб. Когда фургон разгонялся до семидесяти, они все равно дребезжали. Обычно Викентьев не обращал на это внимания, но сейчас монотонный вибрирующий звук действовал на нервы.
Спецмашина шла на предусмотренной инструкцией скорости – восемьдесят километров в час. За рулем сидел многолетний пятый номер сержант Сивцев, рядом с ним номер два – подполковник Викентьев, в кузове, за неимением свободного места, находился первый – майор Попов. В былые времена первый забирать «объект» не ездил – основная нагрузка ложилась на второго, третьего и четвертого. Но сейчас ни третьего, ни четвертого не было в фургоне вообще. Шестой тоже сегодня не задействован, и уж, конечно, не будет ни врача, ни прокурора. Потому что впервые в истории всех групп «Финала» проводилась не операция по исполнению смертного приговора, а ее имитация, фарс, позорный и стыдный спектакль, смысла которого не понимал только сержант Сивцев. Больше того, совершалось должностное преступление.
Но все было обставлено, как обычно, и автомат «АКС-74 У» лежал под рукой у второго номера, потому что преступление всегда опасней, чем самое рискованное служебное задание. Каждая легальная операция спецгруппы страховалась специальной директивой дежурному по УВД. В детали его не посвящали, но при поступлении радиовызова с особым паролем он был обязан принять все возможные и невозможные меры для выполнения поступающих распоряжений, используя для этого силы и средства райотделов, вневедомственной охраны, ГАИ и любых других служб. Сейчас такого прикрытия у группы не было.
К тому же каждое исполнение, как и любая боевая операция, хранились в глубокой тайне. Время, место и условия перевозки знал очень ограниченный круг лиц: номера с первого по четвертый, начальник Степнянской тюрьмы да начальник УВД. Пятый и шестой номера ставились в известность в последнюю минуту, когда ничего и никому сообщить не могли, а прокурор и врач не были посвящены в технические детали – они наблюдали только саму процедуру исполнения. Осведомленные были многократно проверенными и совершенно надежными людьми, утечка информации исключалась, тем более что ранее отношение к секретам было совершенно иным. Сейчас надежность генерала Крамского вызывала серьезные сомнения: раз он вступил в сговор с другой стороной, а называлось происшедшее именно так, неважно в каких кабинетах и с кем он обсуждал предстоящее дело, то мог между делом шепнуть и невинную фразу: «Трое, на Степнянской трассе с полуночи до часу, аварийный фургон...»
Всего трое... Это пять лет назад бандиты не имели автоматов, гранатометов и принудительных систем остановки автотранспорта «Еж»... Сегодня бронированные стены фургона и короткий малокалиберный автомат Викентьева – просто антураж, а не средства для отражения продуманного и хорошо организованного нападения... Впрочем, такое нападение можно ожидать только на обратном пути.
В Сгепнянскую тюрьму, именуемую в официальных документах «Учреждение КТ-15», спецавтозак вкатился точно по графику – ровно в ноль тридцать. Начальник учреждения полковник Кленов лично встречал машину. Он был обязан Викентьеву: несколько лет назад наряд особого блока не смог отразить нападение смертника, но второй и третий номера заломали озверевшего преступника, предотвратив кровавую развязку. К тому же Викентьев не написал об этом рапорт, чем спас Кленову карьеру.
– Что, опять тронулось? – спросил полковник, поздоровавшись со вторым номером за руку и кивнув Попову. – А говорили – мораторий...
– Говорят одно, делают другое, – спокойно ответил Викентьев. – Политика. Как их можно не стрелять?
– Это верно, – на вытянутом, не по возрасту морщинистом лице начальника тюрьмы отразилось полное согласие с такой постановкой вопроса.
– Тех горлопанов, правозащитничков, к нам бы в особый корпус, пусть подежурят пару суток да посмотрят на этих...
Викентьев протянул зловещий бланк с красной полосой – предписание на выдачу смертника.
– А уведомление из Москвы мы не получили... – с недоумением сказал Кленов, рассматривая подпись генерала и гербовую печать управления. – Я еще удивился, что вы едете...
– Их теперь не дублируют, – импровизировал второй номер. – Нам прислали, считают – достаточно.
– Хоть бы сообщили... Порядки меняются каждый месяц, а инструкции присылают через полгода... Кленов проставил на бланке время и расписался.
– А вас что, только двое?
– Так он вроде не супермен! Не то что Удав...
Напоминание о давнем промахе отбило у Кленова охоту дискутировать, но для себя он отметил, что всеобщее разгильдяйство и похуизм проникли даже в спецгруппу и разъели даже такого железного человека, как подполковник Викентьев.
Они прошли в особый корпус, из камеры вывели невзрачного человечка, в котором непросто было угадать кошмар Тиходонска – любителя черных колготок Киршева. Он трясся и монотонно выл, как будто скулила жестоко избитая собака.
– Руки! – рявкнул Кленов, тот послушно завел руки назад, и Викентьев защелкнул наручники. После этого второй номер расписался в получении смертника, и его отвели в фургон. Часы показывали ноль пятьдесят, когда группа тронулась в обратный путь.
– Это не я... Они меня заставили... Говорили, не признаюсь – убьют... Сейчас я вам всю правду расскажу, только послушайте...
Кошмар Тиходонска плакал и нес обычную в таких случаях ахинею. Попов привык ко всему этому, но сейчас вой и бессвязное бормотание вызывали прилив злобы, и он понял, чем это вызвано. Когда ехали на настоящее исполнение, плакать и оправдываться смертнику оставалось от силы сорок минут, и с этим мирились. Но сейчас жалко лепечущего кровавого маньяка ожидала свобода, все существо милиционера протестовало против происходящего, и вой являлся поводом излить этот протест.
– Заткнись, а то почки отобью! – рявкнул он, и, как ни странно, угроза подействовала, Киршев замолчал.
Обратный путь тоже прошел без приключений, через сорок минут спецавтозак въехал на территорию точки исполнения.
– Гля, а где же все остальные? – удивился Сивцев.
– Меньше вопросов! Ты не у тещи на блинах! – резко оборвал его Викентьев. – Сейчас разгрузимся, и тоже будешь свободен!
Сержант прикусил язык. Второй номер никогда не грубил, сейчас явно происходило что-то непонятное. А от непонятного, как известно, лучше держаться подальше.
Фургон не стали загонять в бокс, Киршева просто выдернули из кузова и затолкали за скрипучую дверь. Повязки на рот и глаза тоже надевать не стали, поэтому маньяк таращился вокруг и явно не понимал, зачем его привезли в этот гараж. Первый и второй номера молча стояли рядом, дожидаясь, пока уйдет Сивцев. Когда калитка ворот захлопнулась, они переглянулись. Процедура отправки приговоренного на тот свет была отработана достаточно четко, а вот как надо выпускать его на свободу, они не знали. И Попов, и Викентьев всю жизнь занимались совсем другим: разыскивали преступников, задерживали их, охраняли за колючей проволокой, а наиболее злостных переводили из живого состояния в мертвое.
