Сезон охоты на людей - Хантер Стивен (читать книги без сокращений txt) 📗

Но он ничего не чувствовал; все это могло происходить с кем-то другим. Это не имело к нему никакого отношения.

И наконец Лопес легким рывком выдернул окровавленный корнцанг из раны и показал Бобу трофей – пулю, облепленную чем-то белым и жирным на вид, похожим на хрящ. Доктор соскоблил это вещество скальпелем. Пуля оказалась искореженной после удара о кость, ее оболочка помутнела за время пребывания в теле, так что пуля превратилась в какую-то фигурку наподобие гриба со странно надетой набекрень на ножку небольшой шляпкой. Но она не развалилась на куски, она была целой – маленький уродливый перекошенный столбик из золотистого металла, покрывающего свинцовый сердечник, – и даже в таком вот изуродованном состоянии в ней угадывалась ее изначальная аэродинамически стройная форма, сходная с очертаниями космической ракеты. Боб видел следы, оставленные нарезами винтовки в те мгновения, когда пуля, вращаясь, неслась по дулу, чтобы отправиться в полет, закончившийся в его теле.

– Ты можешь ее взвесить?

– Ну конечно, я буду взвешивать ее, а потом буду полировать ее, а потом буду заворачивать в подарочную обертку и завязывать красивым бантиком, а ты тем временем спокойненько помрешь от потери крови. Попридержи-ка коней, Боб.

Доктор кинул пулю в небольшой фарфоровый лоток – она звякнула, словно пенни, брошенное в чашку слепца, – и снова повернулся к Бобу.

– Пожалуйста, взвесь ее, – сказал Боб.

– Тебе надо было стать проповедником, – ответил доктор.

Он снова оросил рану водой, потом залил дезинфицирующим раствором и вставил маленькую стерильную трубочку – дренаж. Затем быстрыми уверенными движениями стянул края раны грубой хирургической нитью. Потом зашил еще раз, более тонкой нитью. После этого он перевязал рану, обернул ногу надувной шиной и надул ее так туго, что нога практически утратила возможность двигаться. После этого он расстегнул державшуюся на «липучке» манжету и бросил ее на пол.

– Больно?

– Ерунда, – быстро ответил Боб.

– Врешь. Я заметил, что минут пять назад ты начал напрягаться.

– Ну, в общем, да, немного побаливает.

На самом деле боль была прямо-таки адской. Но Боб не хотел просить повторного укола или какого-нибудь снадобья, которое замутило бы ему мозги и смазало ощущения. У него было чем заняться.

– Ладно, – сказал доктор. – Завтра я перевяжу тебя заново и удалю трубку. Но сейчас она необходима, чтобы уменьшить внутреннее давление в ране. А теперь...

– Ну пожалуйста. Я должен знать. Взвесь ее. Мне это необходимо.

Доктор Лопес картинно закатил глаза, взял лоток и подошел к столику, на котором гордо возвышались медицинские весы. Он положил пулю в чашку, открутил стопорный винт и подождал несколько секунд, пока стрелка успокоится.

– Готово, – сказал он.

– Ну? – нетерпеливо бросил Боб.

– 167,8 грана.

– Ты уверен?

– Абсолютно.

– О господи!

– Что-то не так?

– Эта штука настолько перекорежена, что не было никакого смысла ее вытаскивать.

Боб спал в одной из гостевых спален доктора Лопеса, впервые за несколько недель спал без сновидений и очень рано проснулся от боли и невыносимой тяжести в ноге. Доктор сделал новую перевязку и снова зафиксировал ногу надувной шиной.

– Обошлись без больших повреждений. Ты должен быть в состоянии немного передвигаться.

Потом он извлек откуда-то костыли и настоятельно посоветовал Бобу как можно скорее обратиться за профессиональной медицинской помощью. Бобу нельзя было ходить пешком и, конечно, купаться, но он все же настоял на том, чтобы отправиться в аэропорт в одиночку – на ибупрофене и силе воли. Бледный как бумага, с покрытым липким потом лицом, он был доставлен стюардессой к рейсу 10.15 в инвалидном кресле и, опираясь на костыли, сам кое-как взобрался по трапу. Он постарался попасть в самолет пораньше; это казалось ему важным.

В салоне было занято менее половины мест, и рядом с ним так никто и не сел. Самолет оторвался от земли, набрал высоту, и наконец стюардессы начали разносить кофе. Боб принял еще четыре таблетки ибупрофена, запил их большим глотком кофе и наконец вытащил свое маленькое ужасное сокровище, упакованное в пластиковый пакетик.

«Ну что ж, ладно, чем тебе не проблема, братец?» – думал он, рассматривая крохотный кусочек металла, смятый силой удара, навсегда застывший в той форме, которую ему придало соприкосновение с бедренной костью.

Сто шестьдесят восемь гран.

Проблема, и весьма серьезная. Единственной в мире пулей весом 168 гран в 1972 году была американская «сьерра-мэтч кинг», лучшая из всех пуль, применявшихся в патронах калибра 0,30 в те времена да и сейчас, пожалуй. Боб ожидал, что пуля окажется советской в 150 гран под калибр 7,62 х 54 миллиметра, использовавшийся в драгуновской винтовке или старой снайперской винтовке «Мосин-Наган».

Нет. Этот парнишка работал с американским комплектом для ручного снаряжения патронов, потому что 168-грановые пули не использовались в серийно выпускавшихся патронах вплоть до того времени, когда в начале девяностая на вооружение была принята модель М-852. Это не была и 173-грановая американская спортивная пуля, использовавшаяся как в патронах М-72 калибра 0,30-06, так и в натовских 7,62-миллиметровых патронах М-118.

Нет. Американское снаряжение для ручного оснащения патронов; все ладно скроено, крепко сшито, разутюжено так, чтобы не осталось ни единой складочки. Серьезный профессиональный стрелок, досконально знающий свое ремесло. Все это подразумевало, что были приложены великие труды хотя бы для того, чтобы так или иначе разыскать в Южном Вьетнаме все нужные компоненты, которые позволили бы выжать из системы максимум возможного. Чего ради?

Боб глубоко задумался.

Т. Соларатов потерял своего «драгунова». В таком случае наилучшим выходом из положения оказалась бы американская снайперская винтовка, которую с высокой вероятностью можно было разыскать в арсеналах северовьетнамской армии, ведь, как ни крути, половину их содержания составляли трофеи.

Боб готов был поклясться, что это была М-ID, снайперская версия старой доброй винтовки М-1 «гаранд» с которой джи-ай [47] выиграли Вторую мировую войну.

Чем больше он думал об этом, тем больше смысла обретало все случившее, вплоть до мелких подробностей. Да, именно это объясняло подсознательное ощущение того, что звук выстрела был так хорошо знаком ему. В свое время он сделал много тысяч выстрелов из М-1. Это была самая первая винтовка, попавшая ему в руки во время службы в морской пехоте, – солидная, прочная, надежная, великолепно сконструированная железяка из тех, которые никогда не подводят.

Мое ружье, моя винтовка, Люблю убивать, и есть сноровка.

Каждому новобранцу приходилось по нескольку часов маршировать в нижнем белье вокруг ротной казармы с незаряженной М-1 на плече, держась левой рукой за собственный член; из-за проволочной ограды восторженно пялят глаза сосунки из числа обитателей Пэррис-айленд, в ушах гремит ритм этого примитивного стишка, которым дирижирует инструктор, очень похожий на Бога, только более строгий, более жестокий и более толковый.

«Да, – думал Боб, – он взял винтовку „гаранд“ с оптическим прицелом, он своими руками снарядил патроны из самых лучших существующих компонентов, он вывел меня из строя, он герой».

Разглядывая полоски на боках пули, образовавшиеся в тот день во время ее стремительного движения по дулу, Боб предположил, что более серьезный анализ, проделанный квалифицированными экспертами на серьезном оборудовании, покажет, что было использовано ружье с нарезом в десять витков на дюйм, а не в двенадцать, что тоже подтвердит: пуля вылетела из М-1, а не из М-14. В этом он тоже видел определенную логику. Обретал смысл выбор патрона калибра 0,30-06, а не 0,308, потому что более длинная гильза такого патрона, вмещающая куда больше пороха, дает и гораздо большую энергию, особенно на дистанции больше тысячи метров. Это и на самом деле был дальнобойный патрон, в чем за минувшие с тех пор годы смогло убедиться немало оленей, тогда как 0,308-дюймовый являлся дальнобойным только на словах.