Гонки на выживание - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
Но хочешь не хочешь — нам надо побыстрей выбраться из этого района и уйти за границу, пока нас не пустили на люля-кебаб здешние янычары. Мир должен знать, что тут на самом деле произошло… — Пить охота, — вздохнул Трубач.
— Об этом забудь, — серьезно сказал Док. — Здесь вода в самом деле дороже золота. А с каждым часом под здешним солнцем дорожать будет вдвое. Так что терпи. Не иссохнешь.
Николай снова только вздохнул в ответ…
Пастухов видел, что его сносит в горы. Подтягивая и отпуская стропы, он управлял площадью и наполнением купола, стараясь изменить направление спуска, но ветер был сильнее. Горы приближались — черная гряда, в которой он не соберет костей. Скорость снижения нарастала, и он понял, что отклониться не сможет. Но тут восходящий теплый поток за сотню метров от каменной стены поднял его и утянул в сторону, на пологий склон. Купол намертво зацепился за крупные острые выступы на вершине и опал. Сергей лежал на наклонной бугристой скале среди камней, мелкие камешки время от времени срывались, со стуком скатывались вниз и улетали в гулкую черноту. Он чувствовал, что парашют закрепился прочно и надежно удерживает от сползания по склону. На руках и локтях горели ссадины, ткань нового камуфляжного костюма порвалась во многих местах. Однако, как ни странно, лежать было довольно удобно.
«Хорошо бы передохнуть», — подумал он. Но надо было идти на встречу со своими. Любой шаг, любое движение здесь могли стать последними. Он не видел ничего, кроме непроницаемой черноты внизу и резкого силуэта ближайшей горы на фоне неба, упиравшейся в густую синеву.
«Вот зараза! — подумал он. — Приземлился нормально, прямо скажем, чудом не расшибся. И опять в плену».
Спускаться до рассвета было чистым самоубийством. Он не знал, заметили или нет пилоты истребителей и вертолетов их выброску с борта «Руслана». Если засекли, передали по связи — наверняка Рашид-Шах отправит поисковиков. И он ясно представил, за сколько километров увидят белый купол его парашюта с вертолетов их группы захвата. Были б горы эти повыше, белели бы снегами… Купол, удерживавший его от скольжения вниз по склону, надо было убирать.
И вдруг он засмеялся. Положение было какое угодно, только не смешное. Но он лежал и хохотал, и это не был нервный смех — спутник предельного перенапряжения.
Он хохотал и не мог остановиться.
Ему вспомнился несчастный отец Федор на скале из «Двенадцати стульев».
Сколько раз вот так, еще мальчишкой, он хохотал, когда доходил до этого места, когда к незадачливому сопернику бессмертных Остапа и Кисы прилетал орел и улетал, крикнув «ку-ка-ре-ку»!
— Е-мое! — вдруг донеслось откуда-то снизу. — Пастух, ты?
— Не корысти ради, — откликнулся Сергей, — а волею пославшей мя жены… — Чего-о? — в ужасе пробасил Хохлов, и негромкий опасливый возглас его гулко разнесся по ущелью.
— Сними-и-ите меня! — корчась от хохота, крикнул вниз Пастух. — Сними-и-те меня, я хороший!
— Ты как туда… изловчился? — поинтересовался Боцман.
— Слышь, Митя, — одолев смех, спросил Пастух, — ты знаешь, за что я тебя люблю? За умные вопросы. Слушай, этих не видел? Представителей народной интеллигенции… — Связи нет, — ответил Боцман.
— Ладно, — сказал Пастух. — До восхода, видно, тут пропадать. Не видно ни хрена. Рассветет, начнем движение колонн… — Прохладно, однако, — сказал Боцман.
— Да, пробирает… — отозвался Сергей. — Ты «вертушку» видел?
— Видел, крутился какой-то… — как из бочки долетел голос товарища. — Может, за нами?
— Все может быть… Ночлег был странный… Ворочаясь на камнях, Пастух то задремывал ненадолго, то снова открывал глаза. Было сыро и очень холодно. Надо было ждать солнца нового дня.
Машин на маршруте становилось все меньше — палящая жара и пустынные пески, барханы и дюны, крутые подъемы и резкие повороты делали свое дело. Сдавали то двигатели, то трансмиссии, то не выдерживали люди — экипажи сходили с трассы и выбывали из состязаний.
Артисту, Мухе и Михаилу пока везло. У них по машинной части пока все было в порядке — безотказный «лендровер» пилил по жутким дорогам, как у себя дома по Пикадилли.
Бесшабашный Артист еще пару раз, несмотря на строгий запрет, на коротких стоянках и контрольных пунктах пытался вступать в разговор с членами российской команды. И если гонщики малость повеселели, насколько могут повеселеть соискатели приза, поднявшиеся с девятого на седьмое место, отчего и языки у них несколько развязались, то механики из технички после памятного выговора были куда мрачнее прежнего. Квадратный парень, едва завидев Семена, немедленно скрывался внутри фургона, а при третьей попытке, видимо вызванный по рации, на своем красном «джипе» подлетел Добрынин.
— Вы опять тут, Белецкий? Разговор был? Вы все-таки нарушили мой запрет.
— А в чем, собственно, дело? — вдруг взорвался Артист. — Есть закон о свободе печати! Журналист имеет право… — Зако-он? — прервал его Добрынин. — О свободе чего?.. — И он злобно рассмеялся. — Извини, парень, но ты мне не нравишься. Ну вот не нравишься, и все!
— Я даже догадываюсь почему, — ядовито парировал Артист.
— В данном случае как раз не поэтому, — угрюмо сдвинув брови, сказал «командор». — Ты получил второе предупреждение. Третьего не будет. Закон здесь я!
Семен повернулся и пошел к своему «лендроверу».
— Да! И вот еще что, — вдогонку ему крикнул Добрынин, — если что-нибудь у нас еще пропадет, я ни на кого думать не стану — только на тебя и твоих дружков. Так и запиши себе, «Авторадио».
— Здорово, Белецкий! Что стряслось? — подкатил к Артисту Шурик Штукин в дорогом итальянском комбинезоне жгуче-синего цвета. — Чем вызван гнев высокого начальства?
— Не нравлюсь я ему, видите ли. С первого взгляда. Препятствует контактам, не дает работать.
— Но ты и его пойми — с какой харей ему в Москву возвращаться при таких «достижениях»?
— У них там чего-то крадут что ни день, а меня чуть ли не в наводчики записали, представляешь? — кипятился Артист.
— А, — махнул рукой Штукин. — Брось, Аркаша, не бери в голову. Совок он и в Африке совок. А хочешь, я с ним поговорю, наведу мосты?
