Русский Рэмбо для бизнес-леди - Звягинцев Александр Григорьевич (книга жизни .txt) 📗
Глава 31
Засечный гнал "Мерседес" так, что они домчались до Калуги всего за полтора часа. А Скиф как заснул перед Наро-Фоминском, так и не проснулся даже на въезде в Калугу. Во сне страшно вращал глазными яблоками. Снова прежний сон. Снова горы, подземный храм. И снова грубая скульптура из обожженной глины обретает очертания сияющей богини.
И снова музыка, в которой не различить партий отдельных инструментов, и.., эта ужасная сонливость прямо во сне. Знаешь, что спишь, а спать все равно смертельно хочется.
– Не спи, – говорит ему пылающая женщина. – Ты пришел ко мне с вопросом, а у меня есть на него ответ.
– Мне ничего от тебя не нужно. Я не хотел к тебе, меня привели темные силы, которые дремали внутри меня. Все вопросы реальной жизни я привык решать сам.
– Не лукавь. Твое сознание спит. Испытания, отведенные тебе, кончились. Ты не выдержал ни одного. Ты не станешь хранителем последней маманды.
У тебя в душе все дремлет Вера, которая не нужна бессмертному демону. Это наша последняя встреча, и ты навсегда обо мне забудешь. Ты все-таки хочешь что-то спросить? Спроси, но тебе уже все равно не стать бессмертным демоном.
– Где моя дочь?
Ана Кали сняла с сияющей пирамидки хрустальный шар и подала его Скифу. Скиф поднес его к глазам.
Там подрагивала крохотная картинка – куколка лежит в полутемном подземелье на темной соломе.
Бетонные плиты, стальные двери со штурвалами.
Вдоль стен связки толстых кабелей, аппаратные пульты со слепыми экранами. Заброшенные бараки, колючая проволока на поверхности и сторожевые вышки..
Труп женщины, распятой на козлах для пилки дров…
Все в полутьме.., и вот из сумерек выныривает белое пятно и раздается отдаленный звон.
Звон ближе, белесые тени обретают очертания – по лугу, покрытому низким туманом, бредет стадо коров белых-белых, без единого пятнышка.
– Ты получил ответ. "Только бессмертие дарует память, а смертным помнить не дано…"
Огонь, пылающий вокруг демоницы, вдруг хлынул на Скифа угарной волной, от жары ресницы начали скручиваться, как осенняя пожухлая трава под лесным пожаром.
– Чего орешь, чего дергаешься, командир? – потряс его за плечо Засечный.
Скиф открыл глаза и удивленно осмотрелся.
Машина стояла на парковке посреди лужи, которая набежала от талого снега. Новая банда мойщиков с тряпками орудовала вокруг.
– Запомни сон, – сказал Скиф, – а то в голове туман находит… Шахта какая-то и белые коровы рядом пасутся.
– Ты уже с этими снами свихнешься скоро.
– Я это и сам чувствую.
– Значит, ты ,не совсем еще того, если себя контролируешь…
Засечный отвернулся и глянул на панораму города.
С десяток церковных куполов золотились над деревянными домишками.
За мостом через Оку они свернули на кривую улочку и пошли лавировать на "Мерседесе" между вкривь и вкось теснящихся избенок, загоняя пешеходов в глубокие лужи.
Изба отца Мирослава понуро стояла посреди огромной лужи. На веревках плескалось по ветру влажное белье. Весь мусор, что прежде был укрыт снегом, выплыл наружу.
– Аль не признаете, Марья Тимофеевна?
Хозяйка с тазом, полным белья, подслеповато прищурилась.
– Василий Петрович?
– Он самый, – улыбнулся Скиф.
– Принимайте гостей, – сказал Засечный.
Он повсюду был как дома.
– А батюшка наш на службе в церкви.
– Надолго? – спросил Скиф.
– Да, должно быть, скоро и отпоют свое.
У сожительницы Мирослава каким-то счастьем лучились глаза, как это бывает с беременными немолодыми женщинами.
– Мирослав-то наш Станиславович – снова батюшка! – с утешением в голосе произнесла она. – Владыка их простили и из запрета вывели.
– А когда он по мирскому понятию батюшкой станет? – улыбнулся, скашивая глаза на ее живот, Засечный.
– Да к весне нужно ждать.
Ждать пришлось недолго. Вернулся хозяин и встретил их хлебом и солью.
Скиф порывался рассказать, зачем они приехали, но Мирослав остановил его:
– То, что приехали, неудивительно мне. С утрева знал, что приедете. В моем сне все о том было сказано.
– В каком еще сне? – вытаращился на него Скиф.
– По осени сон меня вещий посетил. Полностью его вспомнить никак не могу, а таки все дела по нему делаются… – Мирослав тяжело вздохнул и, обратив свой взор к иконам, принялся за молитву.
Потом все чинно хлебали деревянными ложками из деревянных чашек. Только после этого позволил им Мирослав говорить о деле.
Он слушал рассказ Скифа и согласно кивал головой, будто заранее знал, о чем он дальше расскажет, и, заметно волнуясь, теребил отросшую бороду.
– Дело ваше трудное и кровушкой помеченное, – вздохнул он, выслушав рассказ до конца. – Только зря вы от помощи разбойника Ворона отказались.
Был этот разбойник в моем сне том треклятом.
– Поехали с нами, Мирослав, – сказал Засечный. – Покажешь дорогу к обители монаха Алексеева.
– Какой он тебе монах – даже не послушник еще!
Худо ему – ветром качает. Таких только перед смертушкой постригают.
– Вот это номер! – присвистнул Засечный и тут же сам перекрестился на иконы. – А нам он живой и здоровый на дело нужен.
– Вы бы рассказали еще раз толком, не так путано.
Скиф быстро пересказал ему историю с похищением и спросил:
– А тебе полковник Романов не звонил?
– С чего бы ему звонить, когда я таких не знаю.
– Во-о, номер! – удивился Скиф. – А кто тебя направил к нам в поезд, когда из Одессы в Москву ехали?
– В Одессу я ездил по делам монастырским. В тамошней консистории один благочинный батюшка попросил меня оказать конфиденциальную услугу русским братьям, возвращающимся с полей сербских.
– Так я и поверил, все попы – гэбэшники, – брякнул Засечный и снова перекрестился. – Без разрешения чекистов они даже в колокола не бухнут.
– Зря вы так, – скосил на него кроткий взгляд Мирослав. – Весь мой род был православный, я же говорил вам. Мужчины шли всегда в монахи или священники. Нашему роду разрешения властей не требовалось.
– Ну ладно, не ко времени ты, Семен, затеял этот разговор. Поехали, Мирослав, к Алексееву. Повидаемся хоть напоследок, может быть. Нам бы еще парочку людей, мы бы всю Украину прочесали. Был у нас казак Лопа, да где его теперь искать.
