Гонки на выживание - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" (читать полностью книгу без регистрации .txt) 📗
Надо заметить, что сами эти моменты получения известия о задержании Стенина — то есть все реакции и непроизвольные движения рук, плеч, надбровных дуг и лицевых мускулов тщательно регистрировались не только малозаметными и никому не известными сторонними наблюдателями, но и видеокамерами.
Люди сидели за столом, ели, пили, разговаривали, с печалью посматривали на траурные фотографии, и почти все они пропустили два чрезвычайно впечатляющих и непохожих друг на друга мини-спектакля. Что делать — мы часто упускаем самое важное и интересное, происходящее рядом с нами.
Но полковник Голубков со своими ближайшими помощниками и специально оставленные в зале люди уехавшего вместе со Стениным Макарычева не упустили ничего.
К Курцевскому быстро подошел один из адъютантов, наклонился и прошептал на ухо несколько слов. Что именно было сказано, никто в этот момент слышать не могдля этого потребовалось потом прослушать запись специального техсредства. Но в чем сразу могли убедиться Голубков и люди Макарычева, так это в том, что «великий немой», как в свое время называли дозвуковой кинематограф, и вправду был поистине велик.
Сложнейшая гамма чувств помимо воли разыгралась на лице генерала. Его взгляд остановился, ушел куда-то вглубь, потом глаза прикрылись на миг, а когда открылись вновь, то выражение их было такое, как на лицах давным-давно равнодушных ко всему на свете глубоких стариков. Нет-нет, он не уронил вилку, не разбил фужер и не пролил соуса на скатерть. Он словно умер в эту секунду, не преодолев некий барьер. Потом снова вдруг ожил, откуда-то вернулся, засуетился, его пальцы непроизвольно и бесконтрольно потерли грудь, несколько раз пробежались по лицу, как будто бы проверяя, на месте ли щеки и подбородок, а затем стеклянные глаза видеокамер запечатлели два-три быстрых, осторожных и вместе с тем злорадных взгляда, которые Курцевский исподволь бросил на вице-премьера Клокова.
Затем генерал поднялся, простился с несколькими коллегами из Министерства обороны и объединения «Армада», причем с некоторыми прощание было необъяснимо коротко и мимолетно, а с другими, напротив, продлилось заметно дольше, нежели требовал этикет. В окружении адъютантов и порученцев он вышел из зала в вестибюль, приостановился, словно не имея сил идти, закурил и быстро направился к лестнице.
Спектакль же, где главным исполнителем выступил вице-премьер, мог бы показаться куда сдержаннее и беднее актерскими красками. Но вместе с тем в нем явило себя на миг нечто такое, что изумило даже видавшего виды Голубкова. Всю мизансцену продумал и выстроил сам Константин Дмитриевич вместе с прямым своим начальником, и он искренне пожалел, что Нифонтов увидит все это уже только в видеозаписи.
К Герману Григорьевичу торопливо подошел его первый помощник — референт Лапичев. Минуты за две до этого Бориса Владимировича, вероятно, кто-то вызвал при помощи невидимого связного устройства в вестибюль, и он не спеша направился туда, как человек, вполне сознающий свое место и значение в сложнейшей правящей иерархии. Вернулся в зал другой Лапичев — внешне волевой, собранный, но с глазами, полными смятения и ужаса.
Подчеркнуто твердой, четкой походкой он обошел стол, наклонился к вице-премьеру и почтительно-озабоченно что-то ему сообщил.
Клоков тотчас поднялся, и они отошли в угол зала. Оба были явно встревожены и не могли заметить наведенных на них издали электронных видеоглаз. Лапичев быстро произнес несколько фраз, причем по мимике его лица всякий отметил бы, что вряд ли на самом деле двух этих людей разделяет гигантская разница прав и полномочий. Было очевидно, что они связаны чем-то несравнимо более важным, чем служебные отношения начальника и исполнительного подчиненного, связаны неразделимо.
О чем говорили они там в углу, тоже предстояло прослушать и узнать позднее.
Но самое главное не ускользнуло от Голубкова и поразило его.
Услышав принесенную Лапичевым новость, Герман Григорьевич на мгновение поднял бровь, затем взглянул на часы, сверился с часами настенными, и по сытому, породистому лицу его расплылась самодовольная, брезгливо-насмешливая улыбка, исполненная такого невероятного превосходства надо всем и всеми, что Голубков, видевший это издали, даже восхитился стальной выдержкой этого человека. Так, улыбаясь и время от времени рассеянно поглядывая по сторонам, он и продолжал их тихий разговор. Но, завершив его, Клоков тоже вскоре заспешил, засобирался много раньше, чем следовало бы по протоколу, и, наконец, в сопровождении своего alter ego — неотступного Лапичева — тихо, незаметно исчез в узкой двери, предназначенной для особо важных персон.
Все это заняло не больше трех-четырех минут, но их хватило, чтобы понятьслучилось нечто чрезвычайно важное и многое объясняющее.
— В управление, быстро! — приказал Голубков одному из операторов. — Со всеми записями, со всеми материалами. И поверьте мне, — добавил Константин Дмитриевич,завтра мы получим на работу с этими фигурантами высшие официальные санкции! Ну а теперь, — воскликнул он, — как там Чацкий кричит? Машину мне, машину! Мы должны догнать Виктора Петровича с его пассажиром. Догнать, прикрыть… Отрезать… Сейчас кое-кто может решиться на все!
— Не волнуйтесь, Константин Дмитриевич, — приблизившись, тихо сказал один из сотрудников Макарычева. — Все предусмотрено. Все подъезды к зданию блокированы нашими. Стенина везут в «джипе» — броневике. Даже если кто-нибудь и кинется очертя голову… Поверьте, ему будет жарко. Да никто и не рискнет.
Приближалось время начала.
Все на борту были в напряженном ожидании. Буянов отключил автопилот, взял штурвал сам. Второй пилот не спускал глаз с электронных авиационных часов-хронометров. Пастух и Док, чуть пригнувшись, стояли в проеме двери пилотской кабины.
Девятнадцать тридцать четыре… Зеленые цифры секунд быстро бежали по дисплею. Девятнадцать тридцать пять… Сергей махнул рукой, и второй пилот резко взял на себя рычаг дросселя тяги одного из двигателей — с этой секунды приборы системы автоматической регистрации полетных параметров зафиксировали на пленках отключение двигателя. «Руслан» мог спокойно продолжать полет и на трех, но Буянов заложил крен и повел машину вниз. Он переглянулся со вторым пилотом и, откинув заглушку, включил передатчик-автомат, посылавший на стандартных частотах международные сигналы бедствия и одновременно взволнованно заговорил по-английски в ларингофоны:
