Автономный рейд - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" (читать книги бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
Повысили. Как о человеке, о Ноплейко говорили, что он из тех редких начальников, которые могут подчиненному в морду дать, но перед верхними не предадут.
Хорошо мы с ней поговорили, хотя тайн служебных она мне не выкладывала. Да они мне и не нужны были. Хотя, с другой стороны, если бы я разболтал кому о нашем разговоре — неприятностей ей бы хватило. Я ей тоже кое-что о себе рассказал. О спецназе и Чечне. Но без имен. Около трех ночи мы оба раззевались, и возникла некоторая неловкость. Мне было бы проще поехать к себе, то есть к Катерине. К тому же хотя «естество» было не против, но сердце не лежало к попыткам на большее сближение. Но после вина и душевного разговора меня разморило. На то, чтобы встать, одеться и уйти, сил не было.
В книжках и в кино в таких ситуациях женщина оставляет мужика ночевать, а потом сама к нему в постель приходит. Но у меня такого еще никогда не было. Вот не идут бабы в первый раз сами ко мне в постель.
Самому по первости приходится лезть, рискуя нарваться на оплеуху.
— Вам пора? — выразила Лариса свое отношение к этим перспективам, и я охотно согласился.
Откланялся, вернув ее ствол и пообещав положить патроны в ее почтовый ящик внизу.
...Вернулся я в Катину квартиру выжатым лимоном. Кое-как разделся, из последних сил сложив брюки по стрелкам, поставив будильник на десять, и вырубился. Внутренний будильник, как ни старался, мне в себе воспитать не удалось. Но зато воспиталось другое. Если я успевал сформулировать вопрос на той секундной грани, которая отделяет явь от сонного небытия, то наутро получал от подсознания хороший совет.
На этот раз мне спросонок думалось о При. Проснулся я с бодрой радостью и решением довериться ей. Но это, увы, не подсознание брало слово.
Это кобелиное во мне проснулось, после того как отдохнул. Не было у меня еще в жизни женщины, о которой бы я мечтал с таким нетерпением. Все ж таки профи есть профи. Или учат их этому, или это талант от Природы. И вот, даже зная всю лживость При, я продолжал надеяться на чудо и на хотя бы минимальную взаимность.
Каких мне усилий стоило не позвонить Принцессе — немыслимо объяснить.
Как у наркоши по дозе, так все мое тело корежилось и выло, лишь бы ее голос услышать.
И все-таки я удержался.
Решил, что слишком все непонятно и запутано с Принцессой, ее САИП, Гномом и Девкой. Тут мне без совета с Пастухом и ребятами никак не обойтись. А поскольку несколько моих осторожных призывов, посланных им на пейджер, отклика так и не поимели, я снарядил из львиной доли захваченного у Девки и Гнома посылочку и с краткой запиской отправил ее в реабилитационный центр. В тот самый, в котором Док возвращает сознание искалеченным жизнью и смертями солдатам. Отправителем указал урюпинский филиал общества дружбы «Россия — Лихтенштейн». Юмор.
Док поймет.
А пока, еще не придумав, как бы мне так с ребятами пересечься, чтобы их не подставить, решил заняться Шмелевым. Хороший такой есть принцип у прагматиков: одно дело за раз. Вот я одним этим делом и решил пока заниматься. Любовь подождет.
Говорят, именно временем ее лучше всего и проверять, проклятую.
Временем и мочегонным, как посоветовал мне Гном-Полянкин.
Я изрядно попетлял на всякий случай по городу, прежде чем подобраться поближе к дому Шмелевых и позвонить ему. На свидание со мной они опять отправились вдвоем. И хвост, естественно, за ними. Одной из следивших была Лариса. Вот этого я уже не понимал. Я мало знаю об организации слежки, но элементарный здравый смысл подсказывал, что, если человек засветился, его к тому же объекту нет смысла приставлять. Это же как афишу вывесить. Или у них с людьми острейшая нехватка, или я не знаю что.
Оделись Шмелевы по моему совету так, будто на дачу собрались.
Все такое потрепанненькое, только лопат да граблей не хватает. Оно и к лучшему. Когда я их в переходе на станцию «Библиотека имени Ленина» детектором осмотрел, нашел только по одному маячку на каждом. Маячки те я переадресовал другим, а мы с Верочкой и Женей, используя толчею, смылись и уединились в тихом и пустом служебном местечке под лестницей. Я его еще в те блаженные советские времена нашел, когда не знал, где зимой с девушкой уединиться.
Там, под лестницей, мне Евгений свою сделку века и обрисовал.
Обратился к ним дальний родич Веры Ильиничны — он тоже, как и она, из Воронежа, но только в столицу попал раньше. Сразу после института блеснул какой-то секретной разработкой электронной, вот его и пригрели на номерном заводе. Обратился он к Шмелевой потому, что, мол, обнищал совсем в своем военно-промышленном комплексе, а ничего, кроме как оружие изобретать, и делать не умеет. Вот и захотел для укрепления материального благополучия загнать какой-то интересный снаряд. Не чертежи секретные, а само изделие, заныканное им при испытаниях. Все равно кому, лишь бы заплатили не меньше десяти кусков. Сам покупателя найти не мог: слишком-де на виду он, под колпаком у первого отдела. Вера стала от родича отмахиваться, но Евгений, мучимый совестью за то, что разорил семью и оставил супругу ни с чем, отважился попробовать.
Обратился к Хрящу, которому во времена оные платил за крышу на «Спортивной». Тот его вывел на чеченцев. А те, когда ознакомились с информационной листовочкой, которую засекреченный родич на этот случай приготовил, восторженно пообещали за снаряд аж семьдесят пять тысяч! От таких перспектив у Шмелева последний глаз стал квадратным, и бросился он искать спонсора. Потому как не хотел сводить родича с покупателем. Потому как конспирация. И потому как знал, до чего легко в нашей стране игнорируют посредников при окончательном расчете. Ему нужны были еще семь тысяч — три он от чеченцев в виде аванса уже получил, — чтобы заплатить родичу за снаряд. Тот настаивал, чтобы деньги и товар были обменяны одномоментно, из рук в руки, баш на баш.
Что за снаряд — Женя толком объяснить не смог, а единственная листовка осталась у покупателей. Нечто самонаводящееся, бронебойное.
Излагал мне эту историю Шмелев с жизнерадостной наивностью идиота. Я, мол, даю ему семь тысяч, он берет у родича снаряд за десять, тут же отдает чеченцам за семьдесят пять, из коих двадцать одна — моя.
