Джаханнам, или До встречи в Аду - Латынина Юлия Леонидовна (электронная книга TXT) 📗
– Но это слишком много, и если речь идет о наличных… Три с половиной.
– Пять.
– Но…
Рука полевого командира протянулась к Сурикову. Тот подался было назад, сколько позволяло кресло. Но Халид просто сбил пылинку с плеча владельца завода. Потом поправил ему волосы. Потом пододвинул белый пузатый телефон.
– Пять, – сказал Халид, – звони. Или эти деньги заплатит Данила.
Через минуту серый от страха Суриков набрал рабочий телефон Анны Борецкой, председателя правления банка «Кесаревнафтэкс». Банк контролировался напополам Суриковым и губернаторшей.
– Анна Ефимовна, – сказал Суриков – мне нужна пятерка к завтрашнему утру. Вы понимаете, куда их доставить…
В трубке озадаченно молчали.
– Артем Иванович, – наконец промолвила Анна Ефимовна, – господи, я бы за вас, хотите верьте, хотите нет, в огонь и воду… Но в банке с утра сидит ФСБ, и нас строжайше предупредили…
Голос верной председательши прервался, и в трубке послышались короткие гудки.
Суриков подумал минуты две, а потом набрал сотовый Рыдника.
– Савка? Это Суриков. Я понимаю, что нас пишут, но это очень хорошо. Послушай, я добился серьезного прогресса в переговорах, но мне нужна пятерка…
– Артем Иванович, я не советую вам в данной ситуации вести какие-либо сепаратные переговоры. Они могут быть расценены как пособничество врагам родины.
Отбой – и Суриков растерянно поглядел на трубку в своих руках.
Он сделал еще несколько звонков. Он позвонил главе своего московского представительства, супруге губернатора, вице-губернатору Бородовиченко, Косте Покемону и даже корейским банкирам. Все охали и выражали поддержку. Никто не давал денег. Корейцы заявили, что у них будут проблемы с антитеррористическим законодательством. Партнеры откровенно надеялись унаследовать бизнес, если чеченцы пристрелят Сурикова, а подчиненные явно нацелились разворовать то, до чего не доберутся партнеры.
Последним номером, который набрал Суриков, был номер его жены.
В трубке ему ответил молодой мужской голос.
– Это какое-то недоразумение, – сказал Суриков, – я важный человек…
– Пошли, – сказал Халид.
– Я… э…
Маирбек легко, как котенка, поднял его за шиворот. Через секунду Сурикова втащили в его же собственную комнату отдыха. Халид швырнул его в мягкое кожаное кресло. Челюсть защелкнутого за трубу наручника сомкнулась на запястье Сурикова. На столик шлепнулся телефон.
Халид стоял перед ним, держа в руках зеленую железяку с ножками и прикрученным сверху будильником в виде золотой рыбки.
– Будем знакомиться, – сказал Халид, – Артем, это «монка». «Монка», это Артем. Масса мины – два килограмма, радиус сплошного поражения – пятьдесят метров. Внутри – взрывчатка и стальные шарики диаметром шесть миллиметров, залитые эпоксидкой. Предназначена для поражения живой силы и небронированной техники противника.
Халид повернулся к кадке с китайской розой и аккуратным движением вогнал ножки мины в землю, так, что поверх остался только зеленый корпус с прицельной прорезью и золотая рыбка. Стрелка будильника во рту рыбки указывала на половину седьмого.
Халид резко нагнулся к заложнику.
– Твое влияние кончилось, – сказал Халид, – знаешь, в чем твое влияние? Ты можешь дать взятку, оплатить выпивку, свозить на Канары, подарить дом… в этом твое влияние. У тебя есть клиенты, у тебя нет друзей. А это история, к которой Канары и выпивка не имеют никакого отношения. И ты из влиятельного человека превращаешься в обузу. У тебя больше нет влияния. У тебя есть долги. Передо мной.
– К-к-какие долги?
– Ты пригласил меня в партнеры, – сказал Халид, – а когда подошло время расплачиваться, ты пришел в ФСБ и сказал: «Я тут хочу бороться с чеченскими террористами». Ты еще не понял, почему я выбрал твой завод? Никто не кинет меня безнаказанно. Ты должен мне за последние восемь лет, Артем. Ты должен мне куда больше, чем пять миллионов. Но я начну с этой цифры. У тебя есть время до половины седьмого. До конца этого срока твои люди должны передать пять миллионов моим людям в Кизляре. Иначе я пошлю твои молотые потроха в подарок твоей жене. Она будет рада.
Улыбнулся и добавил:
– Поистине, Артем. Аллах дает отсрочку несправедливому, но когда он схватит его, то уже не отпустит.
Баров очнулся от запаха пота и подтухающей еды.
Его действительно перенесли к остальным заложникам. За зеркальным стеклопакетом стояло снежное утро. Красное как помидор солнце вставало со стороны моря, и наст под его косыми лучами сиял тысячью огней. Дальнозоркому Барову с пола были видны далекие сопки и два грача, возившихся на верхушке ректификационной колонны: птицам было так тепло у установок, что они не улетали на юг.
Трое боевиков без масок стояли неподвижными статуями на фоне наста и солнца, и один из них был такой молоденький, что ему скорее подошли бы женские роли в театре Кабуки, нежели роль убийцы в спектакле, поставленном Халидом Хасаевым.
Около окна, за расстеленной скатерью, сидели солдаты внутренних войск, которых привел на завод Баров. Их командиров – ни подполковника Исенина, ни майора Гаранина, ни даже старлеев – кажется, Суркова и Семенова, среди вэвэшников не было. Рядовые вертухаи, привыкшие шмонать на зоне зэков да носить им за деньги хавчик. В зале было удушающе тепло, вэвэшники были в штанах и майках, и пожилой испуганный заложник, раздетый до трусов, разливал для них кипяток из большого позолоченного самовара. На скатерти лежали хлеб, сгущенка и колбаса, и даже покромсанный торт.
У остальных заложников еды не было. Баров некоторое время лежал, прикрыв веки и изучая диспозицию в зале. Диспозиция ему не нравилась.
– Эй, собака!
Баров приподнялся.
Кричал тот самый семнадцатилетний чеченец с ангельскими глазами и оттопыренной нижней губкой, стройный и безбородый, как девушка. Заложник у самовара покорно замер: кричали ему.
– Воды!
Заложник, мужчина лет пятидесяти, с кривыми ногами и смешно свисающим животиком, торопливо набрал кипятка в большую кружку и заспешил по винтовой лестнице со стеклянными ступеньками, обвитыми сверкающей латунью перил. Чеченец ждал его наверху. Как только заложник ступил на балкон, чеченец передернул затвор, и русский отшатнулся. Кипяток выплеснулся из кружки, заложник ойкнул, завопил, запнулся ногой за ногу, – и скатился по лестнице вниз, чудом не сломав себе шею.
Чеченец расхохотался. Вэвэшники – тоже. Баров откинулся к стенке и закрыл глаза. Он не ожидал, что это случится. И тем более, что это случится так быстро. А ведь это очень просто: взять в заложники пятьсот человек и раздеть тридцать самых сильных и наглых. Взять в заложники пятьсот человек, а еды принести для пятидесяти.
Данила снова начал проваливаться в сон и очнулся только от нового взрыва хохота.
Бойцы у скатерти были уже не одни. Между двумя солдатами сидела девушка в сиреневом офисном костюмчике. Один из мужчин обнимал девушку за плечи, а другой устраивал для нее двуслойный бутерброд.
Кто-то сел рядом с Баровым. Данила повернул голову и увидел, что это Карневич. Американец похудел за эту ночь на добрых десять килограмм, серые щеки страшно обросли щетиной, и одет он был почему-то в ватные штаны. Карневич покосился на вэвэшников и шепотом спросил:
– Данила, ты можешь…
– Нет, – ответил Баров.
Попытался подняться, не смог и добавил:
– Скоро они разденут всех.
– А потом?
– А потом они начнут бить заложников. И издеваться над ними вместе с чеченцами. Они будут смотреть за заложниками, а чехи – за ними. Очень удобный способ построить пятьсот человек. Не надо было мне нанимать спецназ ГУИНа.
Баров замолчал, криво усмехаясь.
– Я хотел с ним поговорить, – сказал Карневич.
– С кем?
– С их начальником. Он монтировал на заводе систему безопасности. Это был единственный подрядчик, который выполнял работы в срок.
– Хочешь жить? – спросил Баров. – Не напоминай о своем существовании.