Тигр в стоге сена - Майнаев Борис Михайлович (читать книги бесплатно полностью .txt) 📗
« При чем здесь тюрьма?!– Абрам Михайлович обнял жену и украдкой вытер слезы, – мой мальчик будет новым Плевако «. Он сказал это, чувствуя свою вину. Ведь это он принес в дом книгу речей Плевако и Кони. Ведь это он долгими зимними вечерами любил рассказывать сыну о деле Бейлиса и сетовал на то, что в нынешние времена исчезли настоящие адвокаты, способные одним взмахом руки, заставить рыдать весь зал суда.
Старому врачу было и страшно, и приятно, но его сын решил воплотить в жизнь то, о чем он в тайне от всех мечтал в далекой молодости и не рассказывал об этом даже своей жене. Может быть, это было смешно, но даже дожив до седин и став знаменитым врачом, Шляфман, замирал при виде любого милиционера. Если же ему приходилось встречаться с ними в городе, то он всегда старался , завидя синюю форму, перейти на другую сторону улицы. Но, узнав о решении сына, он тут же сел в самолет и кинулся в Москву, чтобы помочь ему с поступлением в университет.
Пока папа искал в столице своих пациенток, Миля сдал вступительные экзамены без посторонней помощи. Ему повезло. На первом же экзамене он отвечал самому декану факультета. Тот был так приятно поражен знаниями абитуриента, что сам проследил, чтобы на всех остальных экзаменах к юноше отнеслись объективно. Шляфман отлично проучился целый год и влюбился.
Это было, как удар в лицо.
В тот день Миля задержался в деканате и немного опоздал на лекцию по психологии. Он подошел к двери в аудиторию и осторожно потянул ее на себя, надеясь незамеченным проскочить мимо старичка-профессора, но взглянув в сторону кафедры, замер от неожиданности.
Чуть в стороне от возвышения, с которого обычно читалась лекция, стоял стул, на котором сидела девушка. Первое и единственное, что увидел Миля, были длинные, ослепительно белые ноги. У него еще хватило сил провести взглядом от тоненьких красных туфелек до края высоко открывавшей бедра черной юбки, но дальше все было в тумане.
Девушка сказала что-то и все вокруг засмеялись, но Миля ничего не слышал и не двигался. Тогда она встала, спустилась по ступеням, подошла к нему, взяла его за руку и подвела к ближайшему свободному месту. Только здесь он увидел напротив себя ее смеющиеся глаза. Она подняла руку и провела по его щеке. Миля вздрогнул и пришел в себя.
– Вот уж никогда не думала, что обладаю гипнотическими способностями, – услышал он незнакомый мелодичный голос, – может мне оставить кафедру психологии и перейти в цирк? Шляфман, как вы считаете, это будет разумно?
– А я? – Глупо, как ему потом рассказывали, спросил Миля и сел.
Вокруг стоял громоподобный хохот.
– Пожалуйста, потише, – подняла голову девушка, – не то штукатурка осыпется. Но раз наш знаменитый Миля хочет, чтобы я осталась в МГУ, то мне возразить нечего.
Кончилась лекция. Она попрощалась и вышла. Шляфман сидел, как оглушенный. К нему подошли товарищи. Кто-то, смеясь, тряс его за плечи, кто-то взъерошил его густые волосы, но юноша почти ничего не понимал. Щека еще чувствовала прикосновение незнакомки, а в ушах по-прежнему звучал ее голос.
– Да он втюрился в Шамаханскую царицу, – дурашливо запищал кто-то, и Миля пришел в себя. Вокруг плотным кольцом стояли смеющиеся сокурсники.
– Дураки, – совсем по-детски выкрикнул Миля и выбежал из аудитории.
Он весь день ходил вокруг университетского корпуса в надежде встретить девушку. Только вечером, когда стало темно, он понял всю бессмысленность своего поступка.
– Дурак, он и есть дурак, – сказал Миля вслух и продолжил беседу с самим собой. – Она, наверное, подменяла нашего старичка-боровичка, значит перед лекцией представилась. С этого и надо было начинать, а не бегать вокруг здания. Пойду домой, спрошу ребят, узнаю как ее зовут. Утром пойду на кафедру и скажу ей: «Я вас люблю и не могу без вас жить!» Она, конечно, посмеется и ответит: «Вы, юноша, сначала молоко на губах оботрите, потом университет закончите, тогда и говорить будем, к тому же, у меня муж– академик и двое прелестных детей».
– Плевать, – вскинулся Шляфман и не заметил, что от него шарахнулся прохожий, – пусть хоть трое, а я все равно люблю ее.
Мужчина оглянулся и, заметив, что юноша смотрит на него, покрутил пальцем у виска. Миля никак не отреагировал на этот выразительный жест. Он сейчас видел перед собой длинные ноги девушки и представлял, что они идут рядом по улице, а все прохожие оглядываются на них и страшно завидуют ему. Юноша вскинул голову и, торжествующе, огляделся, но на него никто не смотрел, как никого не было и рядом.
В комнате все спали. Но на стене висел огромный плакат. Лохматый, горбоносый субъект, с кривой надписью на впалой груди «Миля», стоял на коленях перед восточным шатром, из которого выглядывала полуобнаженная нога в ярких шароварах. Вокруг лежала побитая рать, а из-за шатра выглядывал старик в еврейской ермолке. Вместо пейс с его ушей стекали кривые слова: «Милин папа».
– Гады, – выпалил Шляфман и одним рывком сорвал ватман со стены.
«Спящие» мгновенно проснулись и принялись хохотать.
– Ты точно сдвинулся, – сгибаясь от смеха, просипел Коська Ягужинский, с которым дружил Шляфман, – это известная пожирательница сердец. Вот только я не встречал ни одного живого человека, который мог бы похвастать тем, что хотя бы проводил ее до дома. У нее свой «жигуленок» под номером 32-44, но она ездит в нем одна. По сторонам не смотрит. Разве только, если ты ляжешь под ее колеса, тогда, может быть, она шевельнет трешку на твой гробик.
– Скотина, – вскинулся Шляфман, – я сейчас тебе «чайник» начищу.
Его удержали и со смехом положили на кровать.
– Отдохни, – Коська протянул ему кусок хлеба с колбасой, – похоже, тебе понадобятся силы.
Ночью, когда все заснули, Миля встал и тихо подобрался к кровати Ягужинского.
– Коська, – он тронул друга за плечо. Тот открыл глаза, – скажи как ее зовут и где ее можно искать?
– Ты действительно чокнулся, – недовольно прошептал Ягужинский. – Она доцент, кандидат наук, на хрена ты ей нужен?
– Я тебя, как человека спрашиваю, а ты, – отвернулся Шляфман.
Друг протянул руку и положил ее ему на плечо.
– Ладно, брось, не буду. Расима Саитовна. Ей тридцать два года. Говорят, что замужем не была, но единственная вольность, которую она себе позволяет – это сидеть в мини перед аудиторией. Мне говорили, что это ее метод приковывать к себе внимание студентов. Все ее зовут Шамаханская царица. Ты можешь видеть ее каждый день – она ведет курс в параллельной группу. Только прежде чем выставлять себя на посмешище и ее – в неловкое положение, подумай нужен ли ей студент?
На следующий день рано утром Миля прибежал к учебному корпусу. Она приехала только к десяти часам. Юноша шагнул к машине, но как только она подняла голову и открыла дверцу, он почувствовал головокружение. Расима Саитовна закрыла дверцу машины и, покачивая бедрами, пошла в университет. Шляфман едва нашел силы, чтобы тронуться за ней.
Так продолжалось до самой весны. Миля сильно похудел. Каждую ночь, вспоминая ее, он клялся себе, что утром неприменно подойдет и признается ей в любви, но на следующий день все повторялось. Товарищи уже привыкли к этому и не смеялись над ним. Лишь в ее глазах, изредка встречавшихся с его, иногда вспыхивали какие-то жаркие огоньки.
В феврале Миля написал отцу отчаянное письмо с просьбой прислать ему пятьсот рублей. Деньги пришли через день. Получив их, Шляфман понесся в ювелирный магазин. Он там давно присмотрел небольшое кольцо с бриллиантом, которое решил подарить ей на Восьмое марта…
Пахло весной. Улицы были пустынны, лишь дворники гоняли лужицы вчерашнего дождя от стен домов к краю тратуаров, да бродяга ветер посвистывал из-за балконных решеток. Ее «жигуленок» стоял, как всегда, наискось приткнувшись к углу дома. Миля подошел к машине, потрогал ручку дверцы, которой вчера касалась ее рука и почувствовал озноб. Так бывало всегда, когда она должна была появиться на ступенях своего дома. Во время встреч в университете, он горел от жара в груди, а тут всегда мерз. Он боялся, что губы начнут дрожать, и она увидит его слабость. В подъезде зашумел лифт, Миля задержал дыхание, чтобы чуть-чуть унять дрожь. Вздохнула кабинка лифта и по кафелю застучали каблучки.
