Пешка в большой игре - Корецкий Данил Аркадьевич (книга жизни txt) 📗
Мысли метнулись к изящному «маузеру» на поясе и к комнате отдыха, но срикошетировали в родную квартиру, к жене и внуку, оборвавшись без формирования окончательного решения.
По экранированной связи он соединился с директором института.
– Сколько еще нужно времени?
– Немного, – отозвался Данилов. – Два-три дня. Мы бы успели раньше, но там оказались вкрапления гранита... В распоряжении Верлинова было не более суток.
– Работы прекратить, – приказал генерал. – Шахту законсервировать, вход в нее взорвать. Карту целей и координатную сетку доставить ко мне, немедленно.
Рука нащупала выпуклость на поясе, под рубашкой. Стреляться нельзя. С мертвыми не считаются, их не боятся, значит, семья остается беззащитной. К тому же мертвые не могут возвращаться к прерванной битве и доводить ее до победного конца.
Надо было действовать. Сутки – это много, но и дел предстояло немало. Верлинов отдал команды начальнику компьютерной группы, лично побывал на складе специального оборудования и вооружения, передал несколько шифровок, подписал приказы о награждениях и материальной помощи семьям погибших, распорядился об организации похорон.
Вызвал с отчетом Дронова и Межуева, выслушал, не поднимая глаз от стола и ощущая бешеную ненависть к ничтожным тупоголовым идиотам, прооравшим выигрышное дело.
– Где сейчас Асмодей? – по-прежнему глядя в стол, спросил генерал.
Дронов молчал. Межуев поерзал на стуле.
– На квартире его нет: телефон не отвечает. Но встреча со Смитом прошла, передача состоялась... Он у нас на поводке – ждет паспорта с выездной визой и адреса жены. Значит, никуда не денется!
Верлинов поднял голову, и страшные, с расширенными зрачками глаза повергли подчиненных в смятение. Дронов понял, что генерал знает про снятую им ксерокопию. Межуев просто ощутил смертельную угрозу и не ошибся: Верлинов прилагал огромное усилие, чтобы не пристрелить его на месте.
– Немедленно проверить квартиру! – сквозь зубы процедил генерал, и Межуева словно ветром вынесло из кабинета.
Примчавшись на конспиративную квартиру, майор обнаружил на зеркале трюмо изящный рисунок Ирины, под ним лежал сверток с подлежащими передаче Смиту документами. На свертке Асмодей скопировал рисунок, только выполнил его ручкой и с меньшим профессионализмом. Однако смысл изображения не допускал двояких толкований.
"Особой важности.
Начальнику морского отделения, подполковнику госбезопасности Сушнякову.
Приказываю Вам подготовить и осуществить боевую операцию по типовому плану «Переход». Для проведения операции необходимо 14 апреля 1994 года к 19 часам 30 минутам выдвинуть подводную лодкуноситель, имеющую на борту СПЛ, комплект легководолазного снаряжения и буксировочный скуттер, в квадрат «С-II», на створ маяка и скалы «Перо». В период с 20 до 03 часов принять на борт человека с письменными полномочиями от меня лично. В дальнейшем действовать по его указанию.
Дополнительные условия:
1. Местоположение ПЛ обозначить мигающим белым и ровным зеленым огнями. В случае пониженной видимости зрительные сигналы дублировать радиопеленгом на волне...
2. Уведомить начальника погранрайона о выходе в нейтральные воды в период с 20 до 03 часов по курсу от точки приема.
Начальник одиннадцатого отдела генерал-майор Верлинов".
Подполковник госбезопасности Сушняков, одетый в морскую форму капитана второго ранга, несколько раз перечитал шифротелеграмму и сжег ее, как предписывал вид примененного шифра.
Типовой план «Переход» означал заброску агента на территорию другого государства и последние десять лет не задействовался ни морским отделением, ни одиннадцатым отделом в целом.
Высокий, сухопарый, как все боевые пловцы, Сушняков озабоченно посмотрел на хронометр. База располагалась в Камышевой бухте на мысе Херсонес, неподалеку от Севастополя, из двух лодок-носителей на рейде находилась лишь одна, и он прикидывал этапы: заправить топливом под завязку, загрузить снаряжение, проверить агрегаты сверхмалой подводной лодки, провести регламентные работы, обогнуть полуостров и достигнуть квадрата «С-II» под Новороссийском. Времени оставалось в обрез.
Сушняков включил систему внутренней связи и принялся отдавать команды.
До конца дня Верлинов встретился с соратниками, коротко рассказал о происшедшем и подвел итоги:
– ГРУ нас переиграло. Вернее, меня. Из-за моих идиотов. Про вас никто не знает, а я ухожу. Пока... Генералы молчали.
– Мне нужен вертолет. Завтра в девятнадцать, в Краснодаре, – сказал Верлинов, ни к кому не обращаясь.
Он знал жизнь и не удивился бы, если бы у присутствующих вдруг объявились срочные дела и они разошлись, оставив его один на один с проблемами.
– Вертолет будет, – сказал Черкасов. – Что еще требуется?
Верлинов пожал плечами.
– Ждать. Я думаю, ситуация изменится. И довольно скоро. Только... Он внимательно осмотрел каждого.
– Чтобы не было хамства к семье. Проконтролируйте... Я, правда, заготовил одну психологическую штучку... Но все равно...
– Сделаем, – кивнул Карпенко.
– Я могу выделить людей для охраны, – подтвердил Борисов.
– Если до этого дойдет... Ну, прощаемся!
Похороны начались в десять, в это же время открылось заседание Государственной думы. Отчет специальной следственной комиссии стоял в повестке дня третьим вопросом.
Процедура погребения была обставлена скромно. Участок земли выделили на окраине кладбища, сотрудники одиннадцатого отдела и в штатской одежде отличались от родственников и друзей погибших. Верлинов в парадной генеральской форме произнес прощальную речь. Он всегда хорошо говорил, но сейчас превзошел себя – слезы появились даже на глазах крутых и отнюдь не сентиментальных мужиков.
Десять гробов одновременно опустили в сырую землю, грянул общий залп. Мемориальный комплекс тоже планировался один, генерал уже утвердил архитектурный проект и надпись: «Героям, павшим в бою за Родину». Смета расходов также была подписана.
Межуев стоял сзади и, слушая надрывный плач и глухие удары комьев земли о дерево, подумал: ведь эти десять гробов – цена той кассеты, которая сейчас лежала в его сейфе, украшенная непристойным рисунком. Страшная цена оказалась уплаченной напрасно, и он ощущал в этом свою вину, хотя ощущение было смутным и неопределенным. Он видел лицо Верлинова, и казалось, генерал выделяет его в толпе и прожигает ненавидящим взглядом. На душе было тяжко.
Когда отгремел залп комендантского взвода, почти все присутствующие в скорбной толпе мужчины извлекли из-под пиджаков пистолеты и трижды выстрелили вверх. Пример подал генерал, первым обнаживший оружие.
Вернувшись в штаб-квартиру одиннадцатого отдела, Верлинов доделал срочные дела и разобрался с личными бумагами. Вспомнив о дубоголовом Межуеве, секунду подумал. Оставлять безнаказанным срыв грандиозной операции и крушение личной судьбы он не собирался. Следовало только найти подходящий способ. И, конечно же, он его вскоре нашел.
К третьему вопросу Государственная дума приступила после обеда. Костолицый депутат с растрепанными кустистыми бровями – председатель комиссии – основательно расположился на трибуне, водрузил на нос очки с дымчатыми стеклами и хорошо поставленным голосом начал оглашать стопку машинописных листов отчета:
– Поводом к проведению специального расследования послужили неоднократные выступления в отечественной и зарубежной печати, депутатские запросы и обращения граждан...
Верлинов сел в служебный автомобиль и поехал на полигон одиннадцатого отдела, располагавший взлетно-посадочной полосой, позволяющей принимать и отправлять почти все типы самолетов.
Телохранители перегрузили в арендованный «Як-40» две брезентовые сумки армейского образца, генерал крепко пожал каждому руку.
– Когда вас встречать, Валерий Антонович? – спросил старший группы охраны.
Верлинов молча смотрел ему в глаза, и было во взгляде генерала нечто такое, что вызвало в душе главного телохранителя смутную тревогу.
