Охота на изюбря - Латынина Юлия Леонидовна (список книг .TXT) 📗
Тут-то и случился первый прокол: Черяга случайно переступил через приуготовленную ему могилу. Лучкову оставалось лишь поздравить себя с предусмотрительностью. Если бы кто в Черягу стрелял и промахнулся, начальник службы безопасности встал бы на уши. А тут он даже не заметил, мимо чего прошел.
Затем случилась история с Лосем, которая тоже, по большому счету, являлась проколом. Планирование некоторых деталей именно этой операции было отдано долголаптевским. Единственным обязательным условием было то, что комбинат, еще до обнаружения истории с кредитом, должен сообразить, что Заславский повязан с долголаптевскими. Потому что тогда, как только кредит выплывет наружу, комбинат однозначно подумает, что это чисто бандитская разводка, имеющая своей целью исключительно кражу восемнадцати миллионов долларов. По этому сценарию Заславский должен был вылететь в Швейцарию, а в Швейцарии его должны были встретить представители долголаптевских и с почетом сопроводить на только что купленную виллу.
Комбинат, с помощью заранее осведомленного Брелера, мог мгновенно пробить и тот факт, что Заславский улетел (для этого достаточно было предъявить его фотку пограничникам, и они бы наверняка опознали Заславского в гражданине Чирикове, вылетевшем в Женеву рейсом «Свиссэйр»), и тот факт, что в аэропорту его встречали долголаптевские (тут надо было устроить что-то запоминаюшееся, например, у Неклясова мог пропасть багаж, он начал бы жаловаться, а его спутники тащили бы его прочь).
Вместо этого Шура Лось решил, что три миллиона, которые обломились Заславскому, лоху совершенно ни к чему, а ему, Шуре, напротив, пригодятся. И вместо того, чтобы отпустить Заславского в Швейцарию, он посадил его в подвал и потребовал с него эти самые три миллиона. А когда ему позвонили с вопросом: «Е-моё, что ж ты делаешь и как комбинат догадается, что кредит – дело рук долголаптевских?» – не долго думая, звякнул в офис на Наметкина и попросил выкуп…
Фактически самоуправный бригадир едва не завалил операцию, причем сделал это дважды. Первый раз, когда на его дачу налетел ахтарский СОБР: жесткое и эффективное решение, которое не пришло в голову не только Лосю, но и самому Лучкову. Правда, на счастье Лучкова, комбинат от этого решения в конечном счете огреб одни колоссальные неприятности. Но ведь Черяге могло и повезти. Кроме того, из-за художеств Лося Неклясов, да и Брелер испугались до состояния промокашки. Ведь всем троим обещали кучу денег, – и вот, не успели они получить свою долю, а труп одного из них нашли в подмосковной канаве.
Пришлось срочно встречаться (что само по себе ставило под угрозу операцию) и, невероятно изворачиваясь, лгать. Мол-де в последний момент Заславский передумал и решил сдать всех Слябу. Неклясов, кажется, поверил, а Брелер понял все.
А затем начался кошмар.
Люди, вызванные Лучковым, разаккуратничались и не дострелили тех, кто был на заднем сиденье «Мерса». Извольского привезли в больницу и оперировали семь часов, и первый день было еще неясно, выживет он или помрет, а потом стало очевидно, что Извольский – жив.
Но и тут все обошлось бы. Если бы Камаз застрелил Черягу и полностью изолированный ото всяких внешних контактов Извольский сообразил, что происходит, только через сорок пять дней после созыва внеочередного собрания акционеров, – все было бы вполне прилично.
Но Камаз, по поганой киллерской привычке, сдал заказчика. Черяга прикинул хрен к носу и сообразил, что происходит (правильно, правильно опасался Лучков этого типа!), и если бы Черяга заловил Неклясова той поганой ноябрьской ночью, то банку в этой истории больше нечего было бы ловить.
Сейчас Лучков полагал, что это было бы и к лучшему. Полоскать эту историю комбинат бы на всех углах не стал, АМК и банк разменялись бы – мы не раскручиваем вас за лжеэкспорт, убитого спецназовца и прочие художества, вы не раскручиваете историю с акциями. А теперь? Черт-те что и сбоку бантик! И приходится думать не только о том, как заглотить комбинат, но и как спасти репутацию банка: ведь комбинат открыто орет о том, что его гендиректора заказал «Ивеко»!
Правда, этот крик Лучков сумел нейтрализовать. Связи у него были колоссальные, не то что у сибирских изюбрей, и в общественный оборот очень быстро оказались запущены две версии. Версия первая: в Извольского стреляли из-за спецназовца. Так сказать, возмущенные беспределом коллеги по оружию. Эта версия была очень популярна в прессе, но годилась она только для лохов.
Для тех, кто считал себя поосведомленней, был предусмотрен другой вариант. Он гласил, что в Извольского стреляли долголаптевские, и пакет акций увели тоже долголаптевские, а произошло это потому, что Извольский когда-то у этих бандитов серьезно одолжился, а расплачиваться не захотел. «Раз так, – сказали ему, – мы все равно свое возьмем». И взяли. Правда, Извольский заявил, что акции увел «Ивеко». Но ведь все знают, что Извольский теперь – инвалид на наркотиках, у него крыша поехала. Версия была отличная – спустя неделю ее с удовольствием излагали аж самому Арбатову разные высокопоставленнейшие люди, кичащиеся своей осведомленностью, а Арбатов еще скраивал таинственную морду и намекал, что акции, может, все-таки его. И тем окончательно убеждал собеседника, что «Ивеко» не прочь приписать себе чужой успех.
Версия была столь хороша, что в нее поверил… сам Черяга.
То есть, извините, поверить он в нее не поверил, но накатал во-от такую телегу в Генпрокуратуру, в которой задавался разумным вопросом: ребята, если акции у комбината сперли долголаптевские и, в частности, все тот же Лось – то каким образом наших спецназовцев судят за штурм дачи Лося? Если стреляли в Извольского бандиты – то почему Генпрокуратура разбирается не с бандитами, а с самим комбинатом за украинского следака, наверняка ими же пристреленного? Получалось очень некрасиво. Получалось, что самые высокие следственные органы и даже Госдума, как раз затеявшая слушания по вопросу о законности приватизации Белопольской АЭС, работают на долголаптевских.
Мало того. Черяга и Калягин какими-то хитрыми ходами вышли на замначальника спецназа «Уран». То ли они посулили ему деньги, то ли убедительно натравили на босса, а только сразу после публикации черягинской заявы появилось совокупное письмо сотрудников «Урана», в котором они возмущались, что их начальство за копейки заставляет их охранять бандитов.
После этого ахтарского собровца, который сидел по обвинению в убийстве Сережи Митягина, моментально выпустили. Дело против командира СОБРа Алешкина было закрыто. Начальник «Урана» слетел с должности. Те высокие шишки, которые и служили посредниками между ним и долголаптевскими, отделались замечанием о неполном служебном соответствии и заключили с АМК перемирие: мол, вы, ребята, не лезете нас сажать, а мы взамен не устраиваем вам изжогу и не пытаемся посадить вас за убийство украинского следака.
Еще хорошо, что московские конкуренты «Ивеко» оказались слишком жадными, чтобы помочь сибирякам. Если бы АМК объединил свои усилия с любой другой банковской структурой, от «Ивеко» остались бы рожки да ножки, особенно сейчас, в разгар банковского кризиса, когда «Ивеко» отчаянно торговался с Западом на предмет невозврата выданных им кредитов.
Но когда Черяга пришел в один или два банка, там, естестенно, бросились ему навстречу с объятиями – и попросили за помощь кто половину, а кто и весь комбинат. Сибиряки поняли, что московские союзнички обдерут их почище московских же врагов, и не захотели делиться. Слух о скупости сибиряков прошел по всей Москве, и даже в Белом Доме насмехались над парализованным Извольским, который готов был потерять все, лишь бы не делиться половиной.
Тем не менее, федеральное давление на комбинат резко ослабло, единственным боеспособным оружием в руках «Ивеко» оставались налоговики. Но оружие это было прожорливое и наглое, просило дополнительные суммы за содействие, и поэтому следовало приберечь его на черный день, а не расходовать дорогостоящие боеприпасы для пристрелки.
