Журналист - Константинов Андрей Дмитриевич (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗
— Ничего, Илюха, — прошептал сам себе Обнорский, подходя к гостинице, — потерпи, братишка. Недолго осталось…
В эту ночь выспаться Андрею опять не удалось. Готовясь к прилету Лены, он решил на всякий случай изложить все, что удалось узнать, на бумаге. Обнорский понимал, вернее чувствовал, что развязка близится, ему не давало расслабиться ощущение близкой опасности, которое до предела натягивало нервы, словно гитарную струну на колок, еще немного — и лопнет струна, но пока все-таки вытягивается, только звенит пронзительно от малейшего прикосновения…
Обнорский решил, раз уж не получилось у него поговорить всерьез с Кириллом до прилета Лены, отослать всю собранную информацию с Ратниковой в Союз. Мало ли что с ним может случиться, а так, может быть, кто-то сумеет продолжить расследование и снять с хорошего парня Илюхи Новоселова ярлык самоубийцы… Только вот кому материалы послать? Впрочем, особого выбора у Андрея не было, из его более-менее близких приятелей только двое работали в правоохранительных органах — Женька Кондрашов да Серега Челищев. Поразмыслив, Обнорский решил послать пакет с кассетами и своими комментариями к ним все-таки Челищеву. Во-первых, прокуратура как-никак заведение посолиднее угрозыска, а во-вторых, Женька и так уже много для него сделал, не хотелось снова впутывать его… Нельзя все время делать ставку на один и тот же цвет — запас удачи у каждого не безграничен…
Лена, которую Андрей не видел больше месяца, еще больше похорошела, хотя, казалось бы, куда уж больше-то… Зато Обнорский за это время явно сдал — у него ввалились глаза и щеки, появились новые морщины, а в черных волосах проклюнулись сединки, знакомые ливийцы за это даже назвали Андрея «ашьяб би-шаар», что переводилось как «старый волосами». В общем, неважно выглядел Андрей, он казался очень усталым, и только глаза горели каким-то странным, неизвестно откуда черпавшим энергию огнем — но не теплым, а холодным и недобрым.
Лена, увидев такие перемены, разохалась, разволновалась, сказала, что его просто нельзя надолго оставлять одного — бог знает во что мужик превращается. Андрей, слушая, блаженно улыбался — ему были очень приятны ее переживания и забота о нем, Лена, словно батарейка, подпитывала его новой энергией… Радость их встречи была омрачена только одним — Лена сказала, что уже на следующий день ее экипаж улетает:
— Нам теперь долгих пересменок не дают, валюту экономят…
Андрей вздохнул и катнул желваками на скулах. Ему вдруг захотелось сказать Лене что-то очень нежное и доброе, он поймал себя на той мысли, что ему впервые за много лет захотелось искренне и безоглядно объясниться женщине в любви… Но Обнорский подавил в себе это желание. Впереди была неизвестность, и не стоило в такой ситуации говорить о любви — любовь ведь подразумевает планы на будущее, а как строить их в такой ситуации? А может быть, Лене и Андрею и не надо было ничего говорить друг другу словами — лучше всяких слов говорили их тела, сливавшиеся в эту ночь до изнеможения, до исступления, до растворения друг в друге… Переполнявшая их нежность сконцентрировалась настолько, что почудился Андрею какой-то привкус горечи в сумасшедших ласках, которыми они одаривали друг друга, — так любят, если прощаются надолго… Или навсегда. Впрочем, дурные предчувствия мучили Обнорского в последнее время постоянно, и он старался не обращать на них внимания, списывая все на перенапряженные нервы…
В перерывах между теми периодами, когда мозги обоих напрочь отключались от действительности, Андрей вкратце рассказал Лене все, что ему удалось узнать. Правда, он выпустил из своего рассказа некоторые важные детали, касавшиеся, в частности, Марины Рыжовой и методов, использовавшихся для склонения ее к «сотрудничеству». Врать Лене Андрей не хотел, а говорить правду — язык не поворачивался. Обнорскому показалось, что от стюардессы не укрылись его недомолвки и некоторые разрывы в повествовании, но она ничего не спрашивала и вслух никаких подозрений не высказывала. И Обнорский был бесконечно благодарен ей за это. Протягивая Лене пакет, получившийся достаточно пухлым, Андрей сказал:
— Вот, здесь все, что пока удалось сделать, — одна видеокассета, две аудиопленки и несколько страниц моих заметок… Ты сможешь все это через таможню протащить? Это достаточно рискованно, если тебя заставят вскрыть пакет, то… Ты скажи тогда, что ничего не знала о содержимом — просто, мол, знакомый просил передать, сказал, что здесь виды Триполи да два звуковых письма…
— Не волнуйся, — успокоила его Лена. — Нас таможенники практически никогда не проверяют, все будет хорошо.
Андрей три раза сплюнул через плечо и написал на отдельном листочке адрес и домашний телефон Челищева:
— Вот, найдешь в Питере этого парня — ему и отдай. Скажи — если от меня два месяца вестей не будет, пусть вскрывает, читает, смотрит, слушает, а дальше… дальше как он сам решит… Серега — парень правильный…
— А кто он? — спросила Лена, убирая пакет в свою дорожную сумку.
— Он? Следователь из ленинградской прокуратуры… А что?
— Нет, ничего, — пожала плечами Ратникова. — Я подумала, может быть, в Генеральную прокуратуру Союза лучше отдать? У меня там один прокурор знакомый работает…
— Ничего себе знакомый, — хмыкнул Обнорский. — Где ж ты с ним познакомилась? Лена вздохнула и улыбнулась:
— Прокуроры тоже летают самолетами Аэрофлота.
— Да? — ревниво спросил Обнорский. — И насколько же близко вы знакомы?
Ратникова засмеялась и начала успокаивать его легкими поцелуями:
— Не волнуйся, не так близко, как с тобой. Но, по-моему, он честный человек.
Андрей подумал немного, но потом все же покачал головой:
— Нет, отдай все же пакет Челищеву… Серегу я давно знаю, а прокурора твоего в глаза не видел… Хорошо?
— Хорошо, — выдохнула Лена, начиная целовать Обнорского все более крепко. — Тем более что у тебя самого все должно получиться… Я не боюсь сглазить, я это чувствую… Ты сильный, сам по себе сильный, и я еще буду тебе помогать, думать о тебе, силу посылать.
— Ты что, колдунья? — улыбнулся Андрей, пряча лицо в ее волосах.
— Все мы немного колдуньи… — шепнула Лена. Показалось Обнорскому или нет, что она всхлипнула?
Они простились, когда полночь уже миновала. Лена долго не отпускала его от себя, и снова у Андрея кольнуло в сердце тоскливое предощущение, что такой нежной и светлой ночи у них больше не будет…
Обнорский с трудом поймал такси — ночью улицы Триполи словно вымирали, машины и прохожие попадались редко, и для того, чтобы поймать автомобиль, Андрею пришлось идти пешком чуть ли не до улицы Омара аль-Мухтара. Несколько раз Обнорскому казалось, что за ним кто-то идет, — Андрей оборачивался, но никого не видел и успокаивал себя тем, что принимал за звук чужих шагов эхо своих собственных… С такси ему не повезло — шофер-извозчик в белой плоской «такые» довез его только до квартала Сук ас-Суляс, где днем галдел огромный базар, ночью же это место было абсолютно безлюдным, словно вымершим. На подъезде к Сук ас-Сулясу старенький «пежо» таксиста чихнул и заглох, водитель долго ругался и наконец сказал, что машина сломана и дальше Обнорскому придется идти пешком. Андрею все это очень не понравилось, но что было делать? Он вылез из машины, сориентировался и пошел по направлению к Тарик аль-Матару. Не успел он отойти на пятьдесят метров от «заглохшего» автомобиля, как мотор «пежо» заработал, такси быстро развернулось и уехало.
Обнорский понял, что попал в неприятную историю. Ему приходилось слышать, что по ночам в Триполи стало совсем не так безопасно, как еще три-четыре года назад, когда грабежи и убийства были большой редкостью. [58]
Андрей огляделся. Сначала улица, на которой он стоял, показалась ему абсолютно пустой, но уже через мгновение он заметил, что сразу с нескольких сторон двинулись к нему пять низкорослых темных фигур. Они передвигались слишком слаженно и быстро, чтобы быть просто случайными прохожими, и у Обнорского противно засосало под ложечкой — надо же так глупо влипнуть! «Прохожие» уверенно брали его в кольцо, отсекая все направления для бегства, кроме них, на улочке никого не было, а значит, и звать на помощь не имело никакого смысла.
58
Сук ас-Суляс — Вторничный рынок (арабск.). Уже в 1990 году не раз и не два по утрам в разных районах города полиция обнаруживала трупы ограбленных и убитых иностранцев. Предполагали, что жертв завозили в укромное место, пользуясь их слабым знанием Триполи, и высаживали там, где уже поджидала засада. Обычно ночным разбоем промышляли тунисцы и египтяне, наводнившие Ливию, после того как Каддафи открыл границы на западе и востоке. Нашествие «арабских братьев» многие ливийцы расценивали как настоящее стихийное бедствие и требовали снова закрыть границы.