На войне как на войне - Самаров Сергей Васильевич (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
— Почему профессор Радян при подготовке документов для пенсии поставил вам шестую категорию? Вам и капитану Пулатову.
Я не совсем понял.
— Что такое шестая категория?
— Вы не знаете?
— Впервые слышу.
— Объясню, хотя это и не открытые данные. Но у нас с вами есть насущная потребность вопрос выяснить.
— Я весь внимание...
— Обычно офицер спецназа уходит в отставку с третьей или второй категорией. Хотя бывает, что и с первой. В зависимости от операций, в которых он принимал участие. Если просто служил внутри страны и не участвовал в боевых действиях — первая категория. Сейчас, в связи с политической обстановкой, таких мало. Если воевал где-то или отправлялся в загранкомандировки в качестве военного советника или инструктора — вторая категория. Если принимал участие в рейдах отдельных мобильных офицерских групп — как правило, третья. Категория определяет степень подконтрольности куратору. За одними почти не нужно следить, за другими необходим присмотр. Вместе с присмотром возрастает и необходимая помощь. Это как своего рода льготы. Когда-то путевку подбросят, когда-то деньгами выручат. И, естественно, чем выше ваша категория, тем больше забот о вашей безопасности. Негласная охрана. Всего категорий семь. С седьмой уходят в отставку начальник ГРУ, начальники отделов и начальники разведуправлений округов. С шестой, как правило, разведчики-агенты, много лет отработавшие на нелегальном положении. С пятой и четвертой — начальники отделов разведуправлений округов. Но даже четвертая и пятая согласно положению дают право выбрать при выходе в отставку город, в котором человек желает проживать, исключая Москву и Питер. С предоставлением квартиры. При шестой и седьмой вам гарантируется квартира и прописка даже в Москве и в Питере.
— И что же меня никто не предупредил?.. — усмехнулся я. — Давно бы я в Москве жил под полным вашим присмотром. А за какие, кстати, заслуги мне дана шестая категория?
— Вот это и непонятно. Категорию вам поставили Радян и Соломаткин, бывший заместитель начальника отдела кадров ГРУ. Радян возглавлял тогда медицинскую комиссию как главный врач центра и одновременно давал заключение как эксперт-психиатр о вашей возможной «саморасконсервации» [18] . Документально все обосновал. Соломаткин поставил все подписи со ссылками на номера документов. Сами документы были впоследствии уничтожены. Акты на списание существуют. Придраться не к чему. Но и спросить не у кого — почему вы с Пулатовым получили шестую категорию...
— А Соломаткин?
— Соломаткин, к сожалению, вскоре после этого погиб в автомобильной катастрофе.
— Имелись серьезные основания для его гибели?
— Нет. Там все чисто. Он слишком много знал. Проверка была качественная. По полной программе. Заключение комиссии — сам перестарался, на скорости задремал за рулем и не вписался в поворот. Есть, правда, один настораживающий факт. Соломаткин разбился, когда возвращался с дачи Радяна, с которым дружил.
— Но кто-то еще должен знать... Исполнитель документа?
— А как мы найдем его? Фамилия и подпись исполнителя ставится на обороте. Самого документа нет. Прикажете опрашивать всех сотрудников о всех документах, которые они в тот год готовили?
— Но нас-то должны были предупредить об этом.
— Должны были. Но не предупредили. У нас в чиновничьих кругах это распространенное, к сожалению, явление. О своих льготах человек узнает слишком поздно.
Из скромности я не сказал, что меня льготы тоже слегка волнуют. Не так чтобы очень хочется в Москве жить, но возможность выбора манит, как пряник.
— Мы внимательно изучили весь ваш послужной список. Советовались. Ну, предположим, за операции в Европе вам можно было бы дать четвертую категорию. Если учесть информацию, которая не включается в архивные отчеты, допускаю, что можно было бы и пятую дать. Но откуда шестая?
И вдруг меня кольнула мысль.
— Значит, заслужил... — сказал я и откинулся на спинку стула.
Я сам толком не понял еще, какую игру я затеял.
Язык опередил развитие мысли. Однако откуда-то вдруг появилась уверенность, что в данном случае я обязан работать «автономно», без полковника.
Не понял моей игры и полковник. Но оторопел. И только через минуту принял позу, свойственную хоккейному болельщику, застывшему перед телевизором с вытянутой шеей.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы можете предположить, что к части документов, даже не уничтоженных, вас просто не допустят?
— Естественно.
— Вот вас и не допускают...
— Но вы думаете, что шестая категория была присвоена правильно?
— Я могу так предположить, исходя из сказанного вами о праве на присвоение категории. Полной уверенности у меня нет, потому что, как я догадываюсь, это достаточно субъективный вопрос. Но, повторяю, предположить могу.
— Но тогда документы мне могли бы просто назвать в перечне.
— Какие можно было назвать, те были названы в перечне. А потом уничтожены. И акт на уничтожение, как вы сами сказали, в полном порядке. В чем же проблема? Из-за чего беспокоиться?
— Но тогда выходит, что моя версия...
— Красивая история о том, что я и капитан Пулатов имеем какое-то отношение к документам Радяна...
— Да... Выходит, эта версия не имеет под собой оснований?
— Выходит так. По крайней мере, мне так кажется. Полковник совсем потерял былую уверенность.
— Может быть, мы не будем торопиться... Подумаем вместе... Поищем варианты... Ведь ФСБ не станет просто так интересоваться человеком и затевать из-за простого офицера сложную и рискованную игру.
— Давайте попробуем.
Если я откажусь, он начнет копать дальше. И неизвестно, что может выкопать. Лучше сделать вид, что мы плодотворно сотрудничаем.
Полковник встал, давая понять, что разговор пока подошел к концу. Лицо его образцово выразило уныние, пересекающий красивые черты шрам побледнел.
— Я провожу вас. Вам надо отдохнуть, потом мы посоветуемся с врачом-психотерапевтом... Кстати, простого терапевта вам прислать?
— Не надо. А зачем психотерапевт?
— Мы посоветуемся и придем вместе с вами к какому-то выводу.
18
«Саморасконсервация» — психологический эффект, через который проходят многие работники секретных служб. У каждого человека происходит в разное время, но мало кому удается его избежать. Заключается в психологической необходимости человека через какое-то время после завершения своей работы высказать то, что следует хранить в тайне. Контролировать эти моменты должны кураторы. Им подконтрольные обычно и «жалуются».