Шесть секунд до взрыва - Пучков Лев Николаевич (е книги .txt) 📗
Слегка оттаяв, я выдохнул и присел под окно. Если это моя жена, то я – испанский летчик, как говаривал рыжий Исрапи, упокой, Аллах, его душу. Со смятением я перебежал мимо входа во вторую половину к противоположной стене. Вместо окон здесь красовался здоровенный прямоугольник из стеклоблоков, тускло освещенный изнутри. Вот черт! Получается, что в другой комнате своей половины Вахид оборудовал ванную или что-то типа санузла… Три женщины. Три кровати. Больше помещений в доме нет. Вот и приехали…
Я сполз по стене на бетон и в отчаянии схватился за голову. Не было здесь моей жены. Господи, доколе?! За что ты меня так наказываешь?
Посидев минут десять, я немного пришел в себя и начал рационально соображать. Если уж наделал тут Кучу пакостей, еще одна мало что изменит. Надо пообщаться с Вахидом. Коль скоро это общение ничего не даст, можно будет достать из пробирки стрелку и проколоть себе кожу. Таким образом все проблемы сразу разрешатся и не надо будет больше корчиться в бесплодных попытках что-то исправить… Или нет, лучше забрать стволы убитых, сесть на «уазик» командира полка и прошвырнуться в лагерь «Мордас». Хоть с какой-то пользой…
Спустя полчаса скрипнула входная дверь. Я не шелохнулся – только слегка повернул голову и остался сидеть на месте.
Послышалось неразборчивое бормотание на фоне воркующего женского хихиканья, затем раздался смачный шлепок – судя по всему, по заднице, и шаловливый голос вскрикнул:
– Ох ты, злыдень писюкастый!
Ба! Да ты еще и хохлушка… через несколько секунд с той стороны дома хлопнула дверь, затем за углом послышалось приближающееся посвистывание. Я привстал и прижался к стене. Из-за угла вышел Вахид, приблизился к сараю и, широко расставив ноги, пустил мощную струю, покачиваясь и фальшиво насвистывая песню из кинофильма «Крестный отец».
Я неслышно подошел к командиру полка, дал дописать и спросил негромко:
– Зачем такую песню портишь, уродец?
Резко обернувшись, Вахид с размаху угодил подбородком на мой кулак и пару раз отразил животом вторжение колена под диафрагму. Живот оказался полным – после второго удара коленом командир полка пустил изо рта обильный фонтан и скорчился на земле.
Взвалив Вахида на плечо, я вошел в дом, запер дверь и проследовал во вторую комнату. Здесь действительно оказалась колоссальная ванная, вся отделанная разноцветным кафелем и уставленная импортной сантехникой – один унитаз чего стоил!
Уложив Вахида в ванну, я оборвал занавеску и леской, на которой она висела, связал пленнику руки. Немного поразмыслив, я разодрал пополам махровое полотенце, связал одной половиной щиколотки Вахида, затворил дверь в ванную и открыл кран. Видимо, где-то на крыше находился бак, так как вода была теплая. Присев на борт ванны, я принялся рассматривать голого командира полка и размышлять о бренности мирской суеты…
Когда вод добралась до подбородка, Вахид очухался и начал елозить связанными ногами, пытаясь сесть. Достав из сумки фото своей жены, я поставил его на полку для туалетных принадлежностей – как раз напротив Вахида, извлек свой нож и, закрыв кран, поздоровался:
– Салам алейкум, Вахид. Извини, что побеспокоил тебя в столь поздний час, но у меня есть неотложное дело…
Командир растерянно уставился на меня, затем обвел взглядом ванную и недоуменно пожал плечами. Я прекрасно понимал его состояние. Когда долгое время чувствуешь себя пупом Земли, а потом внезапно попадаешь в такую передрягу, тебя должно обуревать изрядное смятение мыслей. Командир образцово-показательного полка – хозяин Хатоя! Вот он – голый, жалкий, со связанными за спиной руками, перемотанными полотенцем ногами, елозит в собственной ванне, пытаясь сесть поудобнее, и не может ничего сообразить.
– А ты действительно «злыдень писюкастый», – я поводил ножом по поверхности воды в районе промежности пленника. Он зябко поежился и согнул колени.
– Видишь нож? Этим клинком я только что укокошил твоего бойца, – я подбросил нож на пару оборотов и поймал его за ручку. – В принципе я их всех пятерых убил, но вот нож… Он очень острый – как бритва. Врубаешься?
Вахид быстро закивал и пробормотал:
– Я подозревал, что ты не журналист. Я даже подозревал, что ты не англичанин – английский у тебя отнюдь не лондонского розлива. Я думал, что ты какой-нибудь цээрушный шпион из другой страны, приставленный к журналисту… Однако хочу заметить – я мог тебя двадцать раз расстрелять, но не сделал этого. Я очень, очень гуманный…
– Спасибо, – я вежливо поклонился и опять помотал лезвием перед лицом пленника. – То, что ты гуманный, я знаю – пленных не берешь, красавчик… Сначала я тебя кастрирую, – я сделал паузу – вдруг всплыл перед глазами образ рыжего Исрапи. Я помотал головой и продолжил: – Потом я тебя… Тьфу, зараза! Потом я тебя трахну в задницу! Понял, а? Прямо в жопу, голенький ты мой! – Я вытер вспотевший лоб. – Потом я тебя одену в женское платье, сниму с «уазика» тент, привяжу тебя на-раскоряку к дугам – задницей вперед, ага… А утречком мы с тобой прокатимся по Хатою. Не спеша этак прокатимся…
Вахид впился взглядом в мое лицо, пытаясь определить – несу я околесицу или на полном серьезе излагаю свои планы.
– Затем я отвезу тебя к окраине села и умчусь восвояси, – закончил я. – Вот и все, мой голый парниша…
Вахид разом поскучнел. Видимо, поверил мне. Отчаяние сверкнуло в его глазах, вытеснив последнюю слабенькую надежду на благоприятный исход нашего общения.
– Есть альтернатива, май дарлинг, – я потыкал ножом в сторону фотографии моей жены. – Мне нужна эта женщина. Пытать тебя я не буду, но если ты соврешь – а я обязательно пройду на соседнюю половину и проконсультируюсь с обитательницами гарема, – я сделаю, что обещал.
Вахид облегченно вздохнул и расслабился.
– Ну ты даешь! – воскликнул он. – Столько страсти здесь наговорил из-за какой-то бабы. Зачем мне тебя обманывать? Эта дура мне все мозги переела, пока здесь была… – пленник вдруг напоролся на мой тяжелый взгляд и насторожился. – Слушай, а ведь ты убьешь меня, получив информацию! У тебя просто нет другого выхода… Ты направишься отсюда прямиком к Абдулле, а я, если буду живой, могу сообщить ему… – Он осекся и отвел взгляд – понял, что сказал больше, чем надо.