Большая стрелка - Рясной Илья (книги бесплатно без txt) 📗

— Ты чего?.. Ты че, совсем, да?.. — слабо шипел он, пытаясь приподняться…

А Художник стоял над ним, сердце бешено колотилось в груди. Душа ликовала. Душа была преисполнена осознанием своего могущества. Единственно, чего не было, — это жалости. Отблеск ее на миг возник, но тут же исчез. Художник наслаждался моментом. Он стал волком. А Буза умирал, как обычный, заколотый мясником хряк…

Художник выдернул из трупа нож, выбросил его в речку. А через день понял, что то самое чувство тошноты не оставило его. Что он не сбросил лежавшую на душе тяжесть. И что Буза останется с ним на всю жизнь…

Десять суток провел Влад на нарах. Настроение у него было отвратительное, что вполне объяснимо. Но панике он не поддавался. Не в первый раз он находился в подобном положении. Впервые откуковал, любуясь небом в клеточку, десять суток — это когда наводили разбор с долгопрудненскими, напавшими на опергруппу РУБОПа. Что ему тогда шила прокуратура? Почти то же самое — превышение должностных полномочий, нанесение телесных повреждений… И еще, было дело, задерживали чеченскую бригаду, захватившую и убившую заложника. Один из бандюков, такое неистовое дитя гор, промолвил, что теперь он и Влад кровники, и тут же кровью и умылся. Чеченец провел полгода на тюремной больничной койке, после чего был обменян на очередного кавказского пленника. А Влад на трое суток прописался на нарах. Так что ничего непривычного.

Но сейчас все было куда подлее. В первые сутки, как бы случайно, его сунули в камеру к пятнадцати уголовникам. Почему-то прокурорские работники посчитали, что это его образумит.

— Мент, — прошел шелест, когда он переступил порог камеры.

Один из старейшин камеры, татуированный, агрессивный, психованный — типичная уркаганская образина, развязной походкой подвaлил к нему и попытался выяснить отношения с ментом. Влад просто взял его за шею, удовлетворенно кивнул, когда увидел, что глаза уркагана начали закатываться; а потом швырнул его о стенку. И бросил обалдевшим от Такого напора уголовникам:

— Менты — сейчас в ментовке. А я задержанный за то, что козлов, которые детей насилуют, давил. Кто против того, чтобы козлов давить? — он обвел хмурым взглядом своих сокамерников.

Против никого не было. В добром уме связываться с разогнавшимся на всех парах Бронепоездом не станет никто.

Потом его перевели в другую камеру, где сидел помощник прокурора одного из подмосковных районов, бравший взятки по делам о групповых изнасилованиях, сотрудник налоговой полиции, погрязший в финансовых махинациях, и три милиционера из городского патруля, грабившие в свободное время квартиры новых русских, притом грабившие прямо в форме, сразу после смены.

Оставшееся время Влад провел в спокойной обстановке, предаваясь своим грустным думам. Его постоянно вызывал следователь, пытался образумить какими-то показаниями и вещественными доказательствами сомнительного происхождения, естественно, это ни к чему не приводило. Влад демонстративно отвечал ему, как отвечают учителя умственно недоразвитым детям, и знал при этом, что кончится все это дело пшиком. Никаких доказательств у Мокроусова не было и быть не могло.

— А как вы объясните, что, выйдя из ИВС и обратившись в медпункт, гражданин Маничев снял многочисленные телесные повреждения. Что зафиксировано. Вот справочка, — Мокроусов протягивал справку.

— Он чего, из офиса общества защиты тараканов вышел? — отвечал Влад. — Он из ИВС вышел. Так что спрашивайте его сокамерников, кто ему массаж делал.

— Спрашивали. Они показывают, что Маничев жаловался на избиения со стороны милиции.

— А на жизнь он не жаловался? Уголовник всегда подтвердит, что мент какую-то божью тварь затиранил. Мы же РУБОП, а не прокуратура. Нас урки не любят.

— Что вы имеете в виду?

— А ты не знаешь? — усмехнулся Влад.

Как и ожидалось, все закончилось ничем. Двери темницы распахнулись. Владу вернули вещи, деньги, пистолет, удостоверение.

Никто его не встречал. На улице было свежо — моросило м температура упала до пятнадцати градусов. Лето выдалось дождливое и промозглое. Но Влад наслаждался падающими на лицо каплями, резкими порывами ветра. Он наслаждался открытым пространством, тому, что его не сковывают тесные стены камеры.

Добравшись своим ходом до работы, он зашел к ребятам. Ломова не было. Балабин, печатавший на машинке документ; обернулся, увидел безвинного сидельца и искренне обрадовался:

— Мы звонили в прокуратуру. Думали, ты к вечеру выйдешь. А то бы встретили заранее.

— Ничего, — отмахнулся Влад. — Как у нас тут?

— Таскали всех в прокуратуру по твоему поводу.

— И что?

— А ничего…

Потом Влад отправился к начальнику отдела Казанчеву. Тот встретил его сухо и смотрел не в глаза, а куда-то в сторону.

— Ну что, товарищ командир, давай начистоту. Что за бульник у тебя за пазухой? — спросил Влад.

— Ты не представляешь, какие тут битвы были. И из управления по борьбе с личным составом меня атаковали. И из министерства. Вот, — показал Казанчев на пачку газет. — Это все статьи с описаниями страданий Маничева.

— Я некоторые читал.

— Вцепились они в тебя, — начальник отдела показал глазами наверх. — Казнить, нельзя помиловать… Ну, мы переставили запятую. Так что сегодня — казнить нельзя… Но и миловать тебя никто не собирается.

— Ни войны, ни мира, как говаривал Лейба Бронштейн.

— Точно говаривал. Выторговали мы тебя, понимаешь, с условием, что не будешь больше мозолить глаза.

— Что сие означает?

— Что твое место — вакантное.

— Ну?

— Собирайся на землю. Притом не в оперативную службу, отдел участковых инспекторов. Я нашел тебе местечко.

— Мне больше нравится пропуска у входа проверять. Прекрасно себя чувствуешь, — усмехнулся Влад.

— Чего смеешься?

— Потому что смешно… Давай листок. Рапорт буду писать.

Казанчев протянул Владу листок и авторучку, и тот вывел своим неразборчивым, куриным почерком:

«Прошу уволить из органов внутренних дел».

— Не дури, Влад. Через год-другой мы тебя выдернем обратно. Полови пока пьяниц.

— Ты не представляешь, как мне все это надоело.

— Что тебе надоело?

— Бить бандформирования по хвостам, а не по голове. Извиняться перед насильниками детей. Ползать на брюхе перед ворами, которые стали вдруг властями предержащими. Я устал. Эта война, где против нас — пушки, а у нас — рогатки.

— Брось, Влад. Все не совсем так.

— Все еще хуже… Пока, — Влад поставил размашистую роспись и поднялся.

— Влад, подождем до завтра, — завел Казанчев. — Подумай спокойно…

— Привет Политику, — Влад вышел из кабинета… Но если уж началась черная полоса, то тянуться ей и тянуться. Кто-то на небесах будто решил испытать Влада на прочность…

После визита на работу Влад отправился в давно приглянувшийся ему бар на Ленинградском проспекте. Там он немножко поднагрузился, что, впрочем, настроение не подняло, и двинул до дома.

— Значит, из командировки? — посмотрела Люся на него зло. После его задержания Николя, чтобы не беспокоить жену погоревшего товарища, позвонил и наплел что-то о срочной командировке.

— Ага. Из командировки, — усмехнулся Влад.

— И где же ты был?

— В Пензе.

— И не мог две недели позвонить?

— Не поверишь — ни секунды времени не было.

— Значит, летал без чемодана, без вещей…

— Срочно надо было. Один бандит авторитетный там нарисовался.

— Ты все врешь… Ты все врешь… Ты мне постоянно врешь…

— Да? — Он озадаченно уставился на нее.

Тысяча первая серия «Рабыни Изауры»: «Ты подлый изменщик, нечестивый лжец, а я на тебя всю жизнь положила!»

— Ты мне все время врешь… Твои шлюхи…

— Где это ты видела моих шлюх? Может, я и гулял бы со шлюхами, но у меня нет на это времени. Я сутками на работе.

— Ты сутками неизвестно где. У тебя на пиджаке женские волосы.

— Один раз было. Тогда рейд по притонам проводили.