Спасатель. Серые волки - Воронин Андрей Николаевич (электронные книги без регистрации txt) 📗
Успокоить его превосходительство оказалось нелегко, но в конце концов он всетаки остыл, прислушался к доводам Ильи Григорьевича и нехотя согласился, что со стороны Бегунка, в свое время едва не получившего срок за соучастие в ограблении монастыря, такая выходка была бы непростительной глупостью, не сулящей ничего, кроме самых неприятных неприятностей.
Остытьто он остыл, согласиться согласился, но вот поверил ли? Ох, вряд ли! А если даже и поверил, то червячок сомнения наверняка остался, и вытравить его будет сложнее, чем самых упорных и жизнестойких глистов.
Между тем неприятности, которых опасался Илья Григорьевич, не заставили себя долго ждать. Первыми, как водится, на него со всех сторон налетели журналисты, жаждавшие узнать подробности сделанной им сенсационной находки. От них удалось на время отбиться, сославшись на то, что упомянутая находка – не просто клад, а вещественные доказательства по уголовному делу, которое в связи с их появлением, вполне вероятно, будет возобновлено. И стало быть, подробности, так интересующие представителей прессы, прокуратура может счесть не подлежащими огласке до окончания следствия и вынесения судебного решения. Ведь мы же не хотим, чтобы преступники снова ушли от заслуженного наказания, верно?
Уклончивость в разговорах с журналистами была вынужденной. Когда первый испуг прошел, Илья Григорьевич вдруг осознал, что ВасяКот во многом прав: такая реклама ему, народному избраннику, явно не помешала бы. Да, не помешала бы, когда бы не было ясно, что во всей этой истории кроется какойто серьезный подвох. К тому же, во всеуслышание признав, что действительно вернул монастырю когдато похищенные оттуда ценности, он неизбежно столкнулся бы с необходимостью отвечать на возникающие в связи с этим вопросы. От журналистов он спрятался за прокуратурой, а от нее, родимой, не спрячешься: того и гляди, по ее запросу эти думские лизоблюды большинством голосов лишат его депутатской неприкосновенности, и что тогда – снова на нары, теперь уже до конца жизни?
Прокуратура, естественно, была тут как тут, а Уксуса, который, как обычно, в два счета замял бы дело, больше простонапросто не существовало. И Беглову ничего не осталось, кроме как честно признаться:
– Нет, это был не я. Я вообще не имею к этому никакого отношения; да, среди моих помощников есть человек по фамилии Иванов – а где, скажите на милость, нет хотя бы одного Иванова, не в Зимбабве живемто – в России! Так вот, Иванов в списке помощников депутата Беглова числится, но в интересующий вас день поименованный гражданин по моему поручению производил объезд избирателей на предмет выявления жалоб – что они, избиратели, с удовольствием вам подтвердят. Двадцать восемь живых свидетелей – этого, повашему, мало? Это либо какаято не до конца понятная мне провокация, либо, напротив, чьято неуклюжая и не особенно умная попытка мне услужить, поднять мой рейтинг. Мне такие способы повышения рейтинга нужны как прострел в пояснице, он у меня и так достаточно высокий. А что до остального – ищите, раз считаете нужным! В конце концов, вам за это деньги платят, а по мне, так и искать незачем: дело прошлое, срок давности по нему уже истек, ценности возвращены – чем плохо?
В конце концов, отказ от незаслуженной славы – тоже реклама, причем редкого в наше суетное время и оттого особенно ценного сорта.
Рассудив так, Илья Григорьевич созвал прессконференцию и сделал официальное заявление – спокойное, окрашенное в легкие юмористические тона, уже без намеков на какието там провокации, зато с сильным упором на то, что ктото из его сторонников явно перестарался, оказав своему избраннику медвежью услугу. Свое выступление он закончил призывом к этому анонимному герою выйти из тени и объяснить как следствию, так и общественности, каким образом в его руки попали считавшиеся безвозвратно утраченными сокровища.
Пресса приняла его версию в целом благосклонно; конечно, парочку каверзных вопросов Илье Григорьевичу задали, но он, слава богу, не первый год дремал на заседаниях Думы и изрядно поднаторел в искусстве огибания острых углов, так что все, кажется, обошлось. «Вот тебе, писака хренов!» – подумал тогда Беглов, мысленно сделав неприличный жест в сторону Липского. У него было время подумать, и он очень быстро понял, что эту информационную бомбу подложил ему под седалище именно господин беглый щелкопер. Судя по всему, Француз успелтаки многое ему рассказать, в том числе и то, куда спрятал украденные у коллег по «бригаде Серых Волков» церковные побрякушки и доски. Вся эта история представляла собой именно провокацию – грубую, примитивную подставу, устроенную с единственной целью: заставить уцелевших членов стаи перегрызть друг другу глотки.
Отчет о прессконференции напечатали в нескольких серьезных газетах и передали по двум или трем столичным каналам. Трансляция закончилась полчаса назад; просмотрев ее, Илья Григорьевич поставил диск с любимым сериалом, предполагая провести приятный вечерок – для разнообразия тихий, без баб и всего прочего. А через какихнибудь двадцать минут ему позвонил ВасяКот – судя по голосу, пьяный вдребезги – и опять завел свою шарманку:
– Что, доволен? Думаешь, теперь ты в шоколаде? Интересно, сколько тебе эти попы за свои цацки отвалили? Ты говорил – десятки миллионов; ну, десятки не десятки, но хоть миллиончикто святая православная церковь тебе небось отжалела?
Мгновенно осатанев, Илья Григорьевич рявкнул в трубку, заставив этого кретина заткнуться, и принялся предельно ясно, не стесняясь в выражениях, высказывать его превосходительству господину генералполковнику все, что о нем думает. По ходу этого приятного дела он рывком распахнул дверцу бара и схватил первую подвернувшуюся под руку бутылку. В это время оправившийся от акустического удара Кот перешел в контратаку; в пылу полемики Илья Григорьевич забыл обо всем на свете и, только очутившись в противоположном углу гостиной, обнаружил, что забыл прихватить из бара стакан.
Не переставая переругиваться с Макаровым, который упрямо городил пьяную чушь, состоявшую из туманных обвинений и смутных угроз, он вернулся, взял из бара стакан, поставил его на антикварный столик восемнадцатого века (так, по крайней мере, утверждал продавец), открыл бутылку и только было нацелился налить себе хорошую порцию успокоительного, как вдруг бутылка с треском разлетелась вдребезги прямо у него в руке, с головы до ног забрызгав коньяком, забросав мелкими осколками и оставив в руке только длинное, расширяющееся посередке горлышко.
Коньяк – не шампанское и сам по себе не взрывается. Да и бутылка шампанского после того, как ее откупорили, не представляет никакой угрозы для окружающих – разумеется, если не использовать ее в качестве ударного инструмента. Бутылка была открыта, и было в ней не шампанское…
Эта простенькая логическая цепочка связалась в голове у Ильи Григорьевича, когда он уже лежал скорчившись за своим любимым креслом в стиле ампир, что стояло рядом с фальшивым камином. Осторожно, почти касаясь щекой пола, он выглянул из укрытия и увидел аккуратную круглую дырку в оконном стекле. Другая темнела в забрызганных коньяком кремовых обоях рядом с камином.
Все было ясно.
Висящий над камином плазменный телевизор продолжал бормотать голосом актера Сергея Безрукова. Судя по тексту, Саша Белый в данный момент красиво обламывал своего куратора из КГБ. Лежащая на усеянном осколками бутылочного стекла ковре телефонная трубка гнусаво квакала: ни о чем не подозревающий Кот продолжал нести пьяную ахинею, бессвязно и косноязычно обвиняя Илью Григорьевича во всех смертных грехах.
Со стороны окна снова послышался короткий щелчок пробившей стекло пули и негромкий треск брызнувших во все стороны мелких осколков. Этот звук заставил Беглова живо убрать голову под призрачную защиту кресла. Стоящие на каминной полке часы подпрыгнули и словно взорвались изнутри, разделив незавидную участь бутылки дорогущего «хеннеси эксо». На голову и плечи посыпался стеклянный мусор; вычурновитая минутная стрелка упала Илье Григорьевичу на грудь и застряла в складке рубашки. Следом, помедлив какуюто долю секунды, свалились сами часы – вернее, то, что от них осталось. Часы угодили точнехонько по лодыжке. Они были в массивном, изобилующем завитушками и аллегорическими фигурками, сработанном под седую старину корпусе, и удар получился дьявольски болезненным. Илья Григорьевич тихонько взвыл и длинно, прочувствованно выругался матом.
