Игра на вылет [= Секретная операция] - Ильин Андрей (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗

Но не проще ли им, кому он доверяет, сделать это самим? Нет, им нужен заговор. Им нужен заговорщик. Им нужен я.

Может быть, так? Отчего бы и не так. Ведь политика — наука предположений! Но в этом случае я тем более умру. Как очень опасный свидетель. Даже более верно умру, чем в предыдущих случаях. Замкнутый круг с единственным выходом.

Так что мне делать? Согласиться, чтобы впоследствии умереть? Или умереть, чтобы не согласиться?

Меня одолевал сумбур предположений. Мне нужно было остановиться. Нужно было подумать. Мне необходима была пауза, разделяющая раунды.

— Можно ли окончательный ответ дать завтра?

— Можно. Можно даже послезавтра. Мы не торопим. Нам важно не время. Нам важен результат. Думайте!

Глава тридцать семь

Когда наступило завтра, я уже знал ответы на все их предложения. На все их предложения следовало отвечать «нет».

— Нет!

Я говорил «нет», но я не собирался умирать! Среди выходов, гарантировавших смерть, я нашел еще один, обещавший жизнь. Только обещавший в пропорции один к десяти. Или к ста. Но я выбрал его. Потому что это был мой выбор. Потому что в этом случае я делал то, что хотел я, а не то, что мне навязывала чужая воля.

Я хотел жить или, если придется, умереть так, как этого желал я!

— Нет!

— Вы осознаете, что у нас нет другого выхода, как уничтожить вас? Вы узнали то, с чем человек не может, не имеет права жить. Из этой комнаты нет другого выхода, кроме как к нам. Другой выход — это смерть!

— Нет!

— Это упрямство? Или детский романтизм? Решили поиграть в героя? Так ваших патриотических порывов никто не оценит. С вами общаюсь только я. А я в романтизм не верю. Разве только в глупость.

— На что вы рассчитываете?

— На ваш здравый рассудок.

Я не лгал. Я рассчитывал именно на это. На другое мне рассчитывать было бессмысленно. Спасать меня было некому. Эту битву я начал в единственном числе и проиграл в одиночестве. Бежать — некуда. И невозможно. Растворенные в моей крови наркотики держали меня надежней, чем полк отборных головорезов-охранников. Даже когда меня придут убивать, я смогу только закрыть глаза. И еще сказать, не выбирая выражений напоследок, что я думаю о своих убийцах. Это максимум из возможного для меня сопротивления.

Хотя, наверное, я даже не замечу, как умру. Мне просто прибавят дозу наркотика.

Единственную надежду обещала торговля. Торговля, которая начиналась со слова «нет».

— Нет!

— Мой здравый рассудок начинает сомневаться в здравости вашего. Может быть, вы умом тронулись от пережитого стресса? Вы хотите торговаться? Но чем? Торговаться может человек, имеющий либо товар, либо средства. Вы не имеете ни того ни другого. Вы банкрот. Условия нашей с вами сделки я до вашего сведения довел. Других не будет. Либо вы соглашаетесь, либо вы отказываетесь. И умираете.

Мой здравый рассудок вам не поможет.

— И тем не менее.

— Хватит интриговать. Выкладывайте, чего вы добиваетесь?

— Вашего спасения.

— Моего?!

— Да, вашего. Именно вашего.

Кажется, он действительно подумал, что я сошел с ума. Спеленатый по рукам и ногам узник предлагает помощь своему тюремщику! Как такое может быть? Никак! Реально не может. Реально у меня нет ни одного шанса на спасение, кроме как пойти на службу к новым хозяевам. Да и это не спасение. Только отсрочка исполнения приговора.

Реально — нет.

А если на грани реальности?

Есть же еще такое понятие, как везение. Но не всегда же вьшгрывает тот, кто имеет на руках все козыри. Иногда выигрывает тот, кому везет. Тот, кто не боится блефовать. Я не боюсь. Я уже ничего не боюсь. Ухудшить свое положение я не могу. Хуже — не бывает! Только лучше.

Если для достижения своих целей мне надо блефовать, изображая страшилу, я буду изображать страшилу. Я буду путать! Я сам себя испугаюсь, лишь бы мне поверили. Только они, вера и страх, могут вытащить меня отсюда! Вера в мои возможности и страх пред последствиями, которые могут иметь место, если я ими воспользуюсь. Ну что, попробуем? Запустим пробный шар?

— Как вы думаете, как воспримет страна неоднозначное, мягко говоря, участие Президента в покушении на самого себя? И что станет с вами, если кто-то, допустим, тот же Президент, узнает содержание наших разговоров? Что сделает он, поняв, что он не король? Что кое-кто его таковым не считает?

Мой собеседник расхохотался.

— Кто может ему поведать о том, о чем никто не знает? Кроме меня, еще нескольких не заинтересованных в разглашении тайны лиц и вас, фактически покойника? Или вы настолько наивны, что надеетесь, сыграв с нами в согласие и получив свободу, использовать ее для очередной встречи с ним или с прессой? Так смею вас заверить — этого не будет. Ни встречи, ни разговоров, ни интервью. Во-первых, вы не сможете ни с кем встретиться чисто физически. Уж об этом мы позаботимся. Во-вторых, вы менее чем кто-либо будете в подобных контактах заинтересованы. Вы станете одним из нас. Вы пройдете крещение делом. Только так вы сможете выйти из этой комнаты. Вы же знаете, как это делается. Вы же профессионал.

Я знаю, как это делается. Не как в кино, где разведчику иностранной державы верят на слово. Разведчику иностранной державы верят только после того, как измарают его грязью с ног до головы. Так, чтобы на родине отмыться было нельзя. Тогда ему верят — когда хода назад уже быть не может. Для того, для валяния в дерьме, дегте и куриных перьях и еще обязательно крови, есть особые специалисты. Высококвалифицированные. Представляю, что они сотворят со мной, согласись я на сотрудничество. Я действительно к Президенту ближе чем на версту не подойду.

Тут он прав. Этого они добиться смогут.

Но дело в том, что мне не надо подходить к Президенту. Мой голос здесь ничего не решает.

— А если свидетельствовать буду не я? Если свидетельствовать будете вы? Вам Президент поверит?

— Мне?! Вы все более меня удивляете, романтический «юноша». Вы допускаете, что я способен свидетельствовать против себя? Я похож на мазохиста? На человека, который получает удовольствие оттого, что его жилы мотают на вертел? И как вы понимаете, дело даже не в Президенте. Президент готов скушать и не такую пилюлю. Президенту деваться некуда, как есть такие пилюли пачками. Ему нужна опора. Хоть какая-нибудь. Хоть такая, как мы, раз другой нет. Президент не услышит то, что ему скажут. Даже то, что ему скажу я. Просто не услышит! Он предпочтет быть глухим, чем голым перед сворой мечтающих его растерзать противников.

Это политика. В политике дружат не с теми, кому доверяют, а с теми, с кем выгодно в данный конкретный момент. В политике вообще не дружат. Дело не в Президенте. Дело в единомышленниках. В тех, кто стоит за моей спиной. Здесь вы правы. Здесь в случае разглашения информации пощады не будет. Здесь закусают до смерти. Самые кровожадные псы всегда обитают в родной стае. Но что меня заставит подставиться под удар своих же друзей? Вы? Это каким же образом вы умудритесь убедить меня взойти на эшафот? Обещанием вечного загробного блаженства? Тут я, возможно, и соглашусь. Все-таки вечное. Но только если вы подтвердите свои полномочия. Докажете, что прибыли личным полпредом Господа Бога. Явите чудо! Или представите верительные грамоты. Нет грамот? Значит, и нет разговора. На других условиях я идти на сотрудничество с вами, идти на разговор с Президентом не согласен.

— А вам не надо идти. Вам не надо говорить. За вас скажут другие.

— За меня могу сказать только я.

— Или ваши показания. На мгновение он задумался.

— Ты знаешь что-то такое, что не знаю я. Только это может объяснить твою на смертном одре наглость. Ты скажешь это «что-то». Неизбежно. Так лучше говори сейчас.

Мы перешли на «ты»? У меня появился еще один высокопоставленный приятель? Тогда, надеюсь, он не очень обидится на мой следующий ход.

— В таком случае считайте, я располагаю стенограммой нашего разговора. От первого до последнего слова.