Угроза вторжения - Маркеев Олег Георгиевич (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Гаврилов примчался на дачу через сорок минут. С Журавлевым говорить было бестолку, после уколов Инги он уснул тяжелым больным сном. Попробовал было потребовать Максимова в кабинет для отчета, но посланный за ним Костик вернулся красный, как рак. Максимов семиэтажным матом выгнал его из сауны. Пришлось Гаврилову унять свой гонор и сидеть в предбаннике, через приоткрытую дверь выспрашивая подробности налета у Максимова, неподвижно лежащего на полке. Сообразил, что у Максимова сейчас хватит ума, вернее, его полного отсутствия, чтобы молча повыкидывать из окон всех, кто попробует ему помешать приходить в себя.
По его вопросам Максимов понял, что в общих чертах Гаврилов в курсе происшествия, значит, круги по воде уже пошли. Очевидно, краснознаменная московская милиция уже который час дружно стоит на ушах.
— Замять удастся? — спросил он.
— Ха! — Гаврилов выключил диктофон. — Ты бы по дороге еще что-нибудь взорвал, для полного комплекта! — Это был прозрачный намек на предшествовавший налету взрыв, но Максимов на подвох не попался. — Ладно, не дергайся. Прямых наводок на вас нет. Ложись отдыхать. Пока не разберусь с наездом, будете сидеть на даче.
— Слава богу, — простонал Максимов, отворачиваясь к стене.
О том, как четко Максимов вычислил и засветил «группу обеспечения», Гаврилов предпочел не упоминать.
Глава двадцать четвертая. Ночью надо спать
Когти Орла
Рука сама собой скользнула к пистолету раньше, чем, скрипнув, открылась дверь. Максимов не шевелился, выжидая, что будет дальше. Инга проскользнула в комнату, осторожно присела на край тахты.
— Не притворяйся. Вижу — не спишь.
— В темноте видишь? — Максимов забросил руки за голову и чуть не вскрикнул от боли, как спица, вонзившейся в плечо.
— Ложись на живот, я массаж сделаю.
— А укол в попу?
— Перебьешься. Давай переворачивайся! — Она стянула с него тонкое одеяло. — Уколы я Журавлеву делала.
— Как он? — Максимов осторожно перевернулся на живот, стараясь не разбудить боль, притаившуюся в правом плече.
— Жить будет. Где это вы с ним так погуляли?
— Места знать надо.
Ее ладони стали плавно скользить по его телу, от них в мышцы, свитые от перенапряжения в тугие комки, пошла волна тепла и покоя. Тепла и покоя. Максимов блаженно зажмурился.
Инга одним движением сбросила с себя халат, легла Максимова, обхватила напрягшиеся было плечи я прошептала, щекоча ухо горячим дыханием:
— Глупый, расслабься и лежи. Старайся дышать со мной в такт. Ни о чем не думай. Грейся и дыши.
Максимов вздрогнул — такой жар пошел внутрь от ее тела, — и с трудом сделал первый вдох. Через несколько мгновений голова пошла кругом, показалось, что они стали одним целым…
Она сжала мочку его уха губами, что-то прошептала и скользнула вбок. Максимов с трудом открыл глаза.
— Что? — Тело стало невесомым, оно помнило жаркую тяжесть тела Инги.
— Не умер? — По голосу он догадался, что она улыбается.
— Больной скорее жив, чем мертв. — Максимов приподнялся на локте, попытался разглядеть ее лицо, но в комнате было совершенно темно.
— Магия любви, как изволил выразиться Кротов. Сейчас продолжим курс лечения. — Ее мягкие пальцы скользнули по его бедру.
— Инга.
— Что? — Пальцы замерли на полдороги. — Что-то не так?
— У меня и так проблем — выше крыши.
— Не бойся, нашу пасторальную идиллию с Кротовым ты не разрушишь. Он сам все решил. И не делай вид, что это для тебя новость.
— Допустим. А почему?
— Не знаю. Сегодня проснулась, он сидит у окна. Глаза, как у умирающей собаки. Сказал, что больше так не может, попросил… Короче, стандартный вариант: «Останемся друзьями».
— Ясно. — Максимов откинулся на подушку. «Гаврилов — сука! Психолог хренов… Я же видел у Кротова на столе фотографию жены. Инга на нее похожа. Нет, абсолютного сходства, естественно, нет. Гаврила мнит себя тонким психологом, на откровенную замену не пошел бы. Но они похожи сутью. Есть в них та самая спокойная женственность, которая должна быть У нормальной бабы и о которой мечтает любой нормальный мужик. Была… У Маргариты — была. У слова „люблю“ нет прошедшего времени. Гавриле до этого никогда не допереть. Эх, бил сегодня рожу Стасику, а надо бы Гавриле! Нет, ему, суке, башку оторвать мало!»
— Не напрягайся. — Она положила голову ему грудь. — Иначе вернется боль. А когда тебе больно губы у тебя становятся злыми. Когда ты втащил Журавлева, я испугалась. Не за него, за тебя. Такое у тебя было лицо. О ком ты сейчас так зло подумал, обо мне?
— Нет. Ты-то тут причем?
— Конечно, мое дело маленькое. — Инга чуть отодвинулась.
— Не дуйся, а то лопнешь. — Максимов провел пальцами по ее щеке. По складочкам вокруг губ понял, что она улыбается. — Инга, давно на Гаврилова работаешь?
— Ох! Как считать… — Она поймала его руку, положила подбородок на его ладонь. — С ним, как войне, год за три начислять надо. Но я не жалуюсь Хозяйкой дома все же лучше, чем девочкой-массажисткой. У меня специализация такая — хозяйка дома. Старички, вроде Журавлева с Кротовым, сдуру крутят дела. Поют лебединую песнь интригана, как говори Гаврилов. А от этого адреналин повышается и потенция нежданно-негаданно просыпается. Только большинство жен уже схоронили, детей из дома выжили. С малолетками связываться не рискуют, вдруг кондрашка в самый сладкий момент прихватит. Им комплексная услуга требуется. И обед приготовь, и постель постели, и сама, если надо, в нее ложись. Само тоскливое — слушать об их боевых подвигах и старых интригах. Думаешь, мне, здоровой нормальной бабе, интересно всю ночь слушать, как кто-то кого-то в ГУЛАГ сосватал или сто первую версию заговора против Хрущева? Сдохнуть можно!
— Вот и отдыхай, пока есть возможность.
— С кем? Журавлев — пыльным мешком трахнутый. Молится перед сном, представляешь? Проняло на старости лет. Кротов весь извелся от тоски. Костик — дитя из пробирки. Онанирует за своим компьютером, больше ему ничего не надо. Стас мне и в голодный год даром не нужен. Только ты и остался. Но тебя, Конвоя, еще приручить надо.
— Побольше пирожками корми.
— Ага! На вас, дикарей, не напасешься. Слопал — и вперед, по своим делам убежите. Что не едите сразу, на черный день под кустиком закопаете.
«Гаврилов приказал переключиться на меня, — подумал Максимов, поймав ее пальцы, осторожно царапающие его грудь. — Решил посадить под плотный контроль. Разумно, конечно. После сегодняшней заварухи — особенно. Циник он, как и все опера. Нужно будет учесть. А вот с Ингой вопрос еще не закрыт».
— И хорошо Гаврилов платит?
— Ай, на жизнь хватит! — Она освободила пальцы и опять стала ногтем водить по ложбинке на груди.
— Ясно, жить потом будем. Знакомая песня.
— А ты, Максим, что делать будешь, когда эта катавасия кончится? Не похоже, что ты на Гаврилу век корячиться решил. Ты же из тех, кто сам по себе.
— Придумаю.
«Когда все кончится, я буду первым, кого Гаврилов попытается пристрелить. Надеюсь, без твоей помощи, красавица».
— Надоело все хуже редьки, — вздохнула Инга. — Первый раз так вляпалась. Одни чокнутые кругом! Шушукаются по углам, туда-сюда болтаются. Чем хоть занимаетесь?
— Лично я дурью маюсь. Остальные меня не интересуют.
— А я?
«Началось! — подумал Максимов. — Нет, женщина — это диагноз!»
— Вот когда Гаврила заплатит, на все бабки куплю белого коня и приеду за тобой. Увезу в маленький город в зеленой долине, где все друг друга знают и любят. Где мужчины похожи на львов, а женщины кротки, как газели. Мы будем жить долго. Просыпаться от пения птиц и засыпать, глядя, как из-за гор в долину спускается луна. А когда настанет время умирать, мы, попрощавшись со всеми, уйдем туда, где на склонах лежит снег. Там будет чисто и тихо, а до неба совсем близко. Мы умрем, прижавшись друг к другу, чтобы и в раю быть вместе.