Пешка в большой игре - Корецкий Данил Аркадьевич (книга жизни txt) 📗
«Сколько раз она это делала?» – подумал Каймаков, не конкретизируя – относится мысль к крючку или к тому, что последует дальше.
Последовал оральный вариант, причем Верка не села на стул, как по-трезвому, а, не жалея колготок, бухнулась на колени. Это являлось верным признаком: набралась она основательно.
Каймаков продолжал проводить операцию, убеждаясь, что оперативная работа включает в себя и приятные моменты.
Когда первый этап агентурной операции завершился, Верка выпила еще полстакана, затянулась сигаретой и наконец сдавленным голосом сказала:
– Позови Димку...
– Сейчас. – Каймаков постучал в стену. – Может, не слышит? Схожу приведу.
В коридоре он столкнулся с Левиным.
– Ну что? – возбужденно спросил тот.
– Будешь внизу работать, – сообщил Каймаков, запуская старого друга в сектор статистики. Дождавшись, пока щелкнет крючок, он быстро прошел к себе в кабинет и заперся изнутри.
Пальто Левина висело в шкафу, Каймаков ловко, будто делал это много раз, засадил под воротник микрофон-передатчик, тот самый, что недавно сидел под его собственным воротником. Только теперь он был настроен на другую волну.
Быстро осмотрел карманы, обшарил стол приятеля, но ничего не нашел. Достал маленький журналистский диктофон, полученный от Морковина, спрятал в свой стол, оставив ящик приоткрытым. Прибор включался на голос, что позволяло экономить пленку.
Взглянул на часы: семь минут, уже скоро.
Сел у телефонного аппарата, снял трубку, набрал единицу, чтобы исчез гудок, приложил к уху. Растрепал волосы, изобразил потрясение: округлил глаза, приоткрыл рот.
Вспомнив, отпер дверь и быстро вернулся на место. Движение придало мизансцене экспрессию и повысило убедительность: у вошедшего Левина улыбка мгновенно исчезла.
– Что случилось?!
Каймаков резко бросил трубку.
– Все, с меня хватит!
Вскочив, он лихорадочно забегал по кабинету.
– Сказали, что теперь мне точно головы не сносить! Взорвут или застрелят, но жить не буду!
Димка Левин опустился на стул. Лоб его мгновенно вспотел.
– Что же делать?
– Что, что! Пойду в прокуратуру, в газету, скажу – все придумал! Нет, не придумал... Скажу – заставили!
Каймаков вдруг остановился и пронзительно уставился на старого приятеля.
Тот съежился.
– А ведь это ты меня во все втравил!
Каймаков обличающе устремил палец.
– Почему я? – пискнул коллега.
– Да потому! – наступал Каймаков. Морковин сказал: «Выведите его из равновесия, заставьте паниковать».
– Кто мне подсунул цифры про это чертово мыло?! А про статью кто надоумил? С Юркиным кто познакомил?
– Значит, я крайний? – противным, визгливым голосом завопил Левин. – Я во всем виноват?
Он очень боялся любой ответственности и болезненно переживал какие-либо обвинения в свой адрес.
– Конечно, ты! Ты и виноват!
Каймаков схватился за живот.
– А меня пусть убивают... Так напугали, что кишки бунтуют!
Он выбежал из кабинета.
Заперев дверь, Левин кинулся к телефону, поспешно набрал номер.
– Алло, здрасьте, мне Валентина Сергеевича, – зачастил он. – Очень срочно! Это Мальвина...
В стоящей возле института машине Морковин с напарником переглянулись еще раз.
– Валентин Сергеевич, все пропало! – неслось из приемника. – Сашка хочет заявить, что я его всему научил... В прокуратуру, газету... Понимаете, я крайним оказываюсь! Да, да, хорошо. Как же не нервничать... Понял, сейчас приеду...
Через несколько минут Мальвина пулей вылетел на улицу и помчался на хорошо известную явку. Сыщики «Инсека» приняли его под наблюдение и двинулись следом.
– Значит, так, – инструктировал агента майор Межуев. – Панику прекратить! Тебе ничего не угрожает, да и ему тоже. Чтобы ты убедился... Контрразведчик набрал номер.
– Кислому восстановить круглосуточную охрану! Нет, не закончена... Еще один этап. Все согласовано!
Он положил трубку.
– Слышал? Успокой его и убеди никуда не обращаться и никаких заявлений не делать. Узнай, чего он хочет, мы все выполним! Надо продержать его под влиянием еще неделю! Всего неделю... Морковин и Сидоров слушали инструктаж очень внимательно.
Когда Мальвина выкатился из явочной квартиры на улицу, сыщики не последовали за ним, а остались у подъезда. Морковин приготовил фотоаппарат с длиннофокусным объективом. Курирующий офицер уходит через пятнадцать-двадцать минут после агента. Поскольку в лицо его не знали, решили фотографировать всех мужчин, подходящих по возрасту. Но задача облегчилась. Вышли две женщины, девочка, подросток, дедушка явно не строевого вида. Ровно через двадцать минут появился плечистый человек лет сорока с военной выправкой и типично «комитетским» лицом. Он профессионально проверился, дважды взглянул на подозрительную машину. В этот момент и щелкнул из-за шторки затвор фотоаппарата.
Человек прошел пешком целый квартал, то и дело сворачивая к витринам. Потом сел в автобус и долго смотрел через заднее стекло. Машина оставалась на месте, и он перестал о ней думать.
– Надо сегодня сделать фотографии и установить личность. – Сидоров включил передачу. – Я в госпиталь, кишку глотать.
– Чего его устанавливать, – лениво ответил Морковин. – Это майор Межуев из одиннадцатого отдела. Я знаю их как облупленных. Элитой себя считают, государство в государстве. Их начальник ни Чебрикову, ни Крючкову не подчинялся. Давай глотай свою кишку, а потом пошуруй у себя в конторе: чего они не поделили с одиннадцатым отделом?
Глава двадцать вторая
Яркие звезды и большая бледная луна скупо освещали ровную песчаную поверхность, испещренную извилистыми волнами эолового рельефа. Раскаленный за день песок остывал, порывистый ветер от озера Солтон-Си колыхал поднимающиеся вверх потоки теплого воздуха, звезды мерцали.
В пустыне шла обычная ночная жизнь. Копошились в поисках пищи грызуны – мешотчатые мыши, кенгуровые крысы, антилоповые суслики. Искали добычу и те, кто покрупнее: временами отчаянный писк и судорожная возня свидетельствовали, что бросок ночной змеи оказался успешным. Где-то выл койот, охотились на земляных пауков зеброхвостые и ошейниковые ящерицы. Зловещим сухим треском предупреждал о своем приближении песчаный гремучник. Под остовом сгоревшего «Доджа» устроил логово пустынный барсук.
А на другой стороне земного шара в видоискателе съемочной камеры «Панасоник» отражалась дневная пустыня Мохаве, совершенно целый «Додж» и рыжий геолог со своим помощникомкитайцем, которых старый Джошуа, шериф Эдлтон, агенты АНБ и ФБР считали мертвыми. Время как бы вернулось вспять: не было никакого взрыва, пожара, буровая установка трудолюбиво ввинчивала очередную обсадную трубу в глубину земли, рыжий улыбался перед закрепленной на штативе видеокамерой и звал товарища, чтобы запечатлеться совместно. Но китаец возился у двигателя и лишь отмахивался в ответ.
Рыжий посмотрел под ноги, заинтересовался и принялся ворошить песок. Фр-р-р! Зеброхвостая ящерица вылетела из норы и скрылась за кадром, сразу оказавшись в пустыне Каракумы, где ей и предстояло доживать остаток своих дней.
Судьба наиболее яркого представителя фауны Мохаве была более печальной. Рыжий подошел к камере, закрыв животом объектив, и видеоряд оборвался. Затем камера заработала снова, но в другом режиме: на смену автоматической съемке со штатива пришел прыгающий, рваный кадр работающего с рук не очень умелого оператора. Ясно, что оператором был рыжий, потому что объектом съемки служил китаец, явно застигнутый за делом, которое не хотел афишировать.
Черную, с желтым брюхом, перехваченную красными кольцами королевскую змею нельзя спутать с другим пресмыкающимся. Камера подкараулила момент, когда китаец резким движением отсверкивающего на солнце ножа отрубил ей голову и, удерживая двумя руками бьющееся в агонии тело, поймал открытым ртом струю крови. Заметив, что его снимают, он поспешно отвернулся и отбежал в сторону. Камера выключилась.
