Ужас в городе - Афанасьев Анатолий Владимирович (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
В этот день на стадионе состоялся праздник-ретро "День физкультурника", и все трибуны, естественно, были переполнены, яблоку негде упасть. Центральным мероприятием стал матч по боксу за звание абсолютного чемпиона Федулинска, который начался, как только отцы города заняли ложу для почетных гостей.
Правила соревнований были не совсем обычные, но вполне соответствовали духу времени. Мэр Гека Монастырский выделил двух профессионалов, Боку Тучкова и Гарика Махмудова, бывших лет десять назад чуть ли не призерами страны в полутяже, а нынче занимавших важные посты во внутриведомственной охране. Эти двое поднялись на ринг и для затравки провели показательный бой в один раунд, обменявшись серией мощных, но неопасных ударов. Потом, по очереди, разбили об головы друг Другу по несколько кирпичей. Затем главный судья матча, подполковник милиции Гаркави, облаченный в белый смокинг, поклонившись в сторону почетной ложи, зычно объявил о начале матча. Претенденты на звание абсолютного чемпиона потянулись на ринг один за другим. Некоторых пошатывало от слабости, и их выводили под руки жены и дети. Условия были, конечно, заманчивые. Тот, кто выдерживал от Тучкова или Гарика Махмудова один удар, не летел с колес, получал поощрительный приз: на выбор – либо ящик прокладок, либо бутылку местной водки "Саня X.", но это, разумеется, не все. В идеале, если бы нашелся боец, сумевший устоять против двух профессионалов тридцать секунд, он получил бы вместе со званием абсолютного чемпиона еще и главную награду – бесплатную путевку на Канары, куда счастливец мог отправиться либо один, либо, по желанию, в сопровождении знаменитой федулинской куртизанки Машеньки Масюты, дочки предыдущего мэра.
Долгое время не везло никому, хотя каждого нового претендента стадион поддерживал ревом сотен глоток.
Все попадались какие-то дохляки, хоть и настырные: сказывались поспешно сделанные дополнительные прививки. Двух или трех добровольцев Гарик Махмудов своим знаменитым, приемистым правым хуком уже зашиб насмерть под оглушительное улюлюканье зрителей, но большинство валились от ужаса, не дожидаясь удара, и ловкие помощники рефери с позором за ноги выволакивали их с ринга. Особого накала живописное и комичное зрелище достигло, когда на ринг, подменив профессионалов, выскочил сам Гека Монастырский. Зная страстный, нетерпеливый нрав городского головы, публика встретила его появление восторженным свистом, как если бы увидела на ринге целую команду "Спартак". Монастырский немного размялся, поприседал, попрыгал, а затем мощными пинками посшибал с ног, как кегли, с пяток выставленных претендентов. Но ушел недовольный собой: даже какой-то старикан с песьими буклями на голове, явно из недобитых коммунистов, после его тумаков все-таки уполз с ринга самостоятельно. Геке не хватило куража, и он понимал, что это плохая примета.
В ложе, подавая Анечке бокал с шампанским. Хакасский обронил:
– Все же мэр у нас полный кретин. Ты не находишь, дорогая?
Анечка ответила:
– Откуда мне знать? Я ведь и сама дурочка.
На ринг она ни разу не взглянула, но чувствовала себя не в своей тарелке. Дело в том, что несколько раз в толпе (или показалось?) мелькнули такие знакомые, яркие глаза, что ей стало страшно. Сердце тоже подавало вещий знак: вернулся! Вернулся!
Проницательный Хакасский заметил, что с ней что-то неладно. Он, конечно, не рассчитывал, что она будет радоваться примитивному празднику, но вдруг почувствовал какое-то новое, неожиданное сопротивление. Это ему не понравилось. Опыт с девицей и так обошелся накладно. Он затратил много драгоценной энергии на подавление гуманитарного начала в этом маленьком, изящном существе, но полного успеха так и не добился. Не добился, зачем себя обманывать. А это чревато. Один незначительный промах, второй, третий – и могла рухнуть вся концепция. Именно от крошечных сбоев погибают замыслы с размахом. Хакасский тут был солидарен с Шекспиром.
– Ты вроде как с лица сбледнула? – спросил он озабоченно.
– Ужасно, Александр Ханович.
– Что ужасно?
– Весь этот ужасный мордобой. Зачем обязательно издеваться над людьми? Можно же их всех просто поубивать.
– Просто так убивают тараканов, – назидательно объяснил Хакасский. – Для людей смерть должна иметь воспитательное значение. Впрочем, это так – абстракция.
Те, что внизу, разумеется, давно не люди. Это ведь все бывшие совки.
Он успокоился насчет подопечной. Какое уж там сопротивление. Обычная чувствительность умственно недозрелой славяночки.
В этот миг произошло нечто необычное. Рядом с ним, неизвестно каким образом миновав многочисленную охрану, возник молодой человек лет, пожалуй, двадцати трех – двадцати пяти, совершенно нефедулинской наружности. В серьезном взгляде молодого человека не было и тени шизофренического федулинского счастья. Хакасский не испугался, но на всякий случай сунул руку в карман, где лежала самострельная авторучка, личный презент Рашидова. Он не терпел подобного рода неожиданностей.
– Ты кто? – спросил он, дружески улыбаясь. – Откуда взялся? Хочешь попытать счастья на ринге?
– Я заберу у тебя город, – ответил юноша. – И вот эту девушку.
Хакасский не удивился. Сумасшедших в городе хватало. Несоразмерные дозы прививок, новые препараты, спешка, нехватка квалифицированного медицинского персонала – все это часто приводило к различным, иногда самым экзотическим маниям у подопытных, в том числе, естественно, мании величия. Недавно один горожанин, бывший наладчик вакуумной аппаратуры, взобрался на статую Владимира Ильича Ленина, принципиально оставленную в центре Федулинска, и, крикнув, что он ракетоноситель, грохнулся с нее оземь. Да и вообще много было всяких забавных случаев, связанных с некоторой форс-мажорностью эксперимента. В молодом человеке настораживало другое: у него был какой-то подозрительно осмысленный облик, да еще с насмешливой искрой в глазах.
– Почему бы и нет? – сказал Хакасский, продолжая дружески улыбаться. – Берите и город и девушку. Все что угодно. Разве мне жалко?
Сам же проделал следующее: достал авторучку, похожую на толстую гаванскую сигару, и одновременно подмигнул ближайшему охраннику, Гоше Быку, известному тем, что на спор он запросто пробивал оловянной башкой деревянную перегородку любой толщины. Гоша его понял, и "сигара" уже готова была рыгнуть свинцом, но ничего путного из этого не вышло. Чудной паренек, появившийся невесть откуда, оказался стремителен, как дьявол. Ни Хакасский, ни Гоша Бык, и вообще никто из ближайшей обслуги не успели уследить за его движениями. В мгновение ока драгоценная авторучка взвилась в воздух, выбитая неуловимым прикосновением, Гоша Бык неожиданно для себя получил страшный удар по темени, опустивший его на колени, а шустрый мерзавец уже нырнул с помоста в толпу зрителей. Но это еще не все. Хакасский, увлекшись загадочным полетом авторучки, вдруг ощутил ледяную тяжесть в паху, горько охнул, схватился руками за живот, обнаружив, как резко изменились привычные очертания мира. Говорить и дышать он пока не мог, лишь изумился до крайности: он же мне яйца разбил! Однако все произошедшее было столь невероятным, что и эта мысль воспарила следом за авторучкой, будто сизый голубок.
– Вам нехорошо, Александр Ханович? – участливо спросила Анечка. Она попыталась поднять его с земли, но он не вставал. Глядел на нее воспаленным взглядом, обещающим мучительную участь.
Но не это ее беспокоило.
Ей показалось, что Егорка ее не простит. А в чем она виновата? Это он виноват перед ней, покинул так надолго. Слабая женщина, разве могла она устоять перед всесильными чудовищами?
За Егором погнались, но с некоторым опозданием.
Он пробегал мимо ринга, когда группа преследования только начала формироваться. Рашидов, как на зло отлучившийся по малой нужде, промедлил с распоряжениями, и без его указки, естественно, никто не двинулся с места. Картина, которую он застал (извивающийся на помосте Хакасский, онемевшая толпа), его потрясла, но, наконец опомнясь, он широким взмахом руки послал стаю нукеров следом за беглецом. Адекватно проявил себя только Бока Тучков, мастер перчатки, прыгнувший на преступника прямо с ринга. Метил раздавить его семипудовым туловищем, но промахнулся. Егор в последний момент тормознул, и удалой боксер шмякнулся на асфальт пузом, расплескав вокруг фонтаны черной федулинской грязи.
