Диверсия [= Федеральное дело] - Ильин Андрей (книги полностью TXT) 📗
— И сильно удивились. Его реакция в несколько раз превышает уровень реакций нормального человека. И даже нормативную для «спецов». Она равна, а по некоторым параметрам превосходит реакции спортсменов олимпийского класса, выступающих в игровых и отдельных технических видах спорта.
— Так, может быть, мы имеем дело с уникумом? С природным в данной конкретной области талантом?
— Может быть. Некоторые, один на миллион, люди действительно от рождения обладают исключительной реакцией. Но тогда только реакцией. Ею одной. А он, кроме нее, демонстрирует поразительные способности в быстродействии. Которые одной природной предрасположенностью не объяснить. Всякое его боевое движение вдвое опережает аналогичное движение хорошо тренированного в рукопашке бойца. Его руки и ноги сгибаются и распрямляются быстрее. И, значит, достигают цели быстрее, чем руки и ноги его противников.
Мы предложили спортсменам уровня не ниже мастера спорта международного класса повторить известные нам движения на специальном манекене. И зафиксировали траектории и скорость полета их конечностей. От исходной до конечной точки. У волейболистов она оказалась ниже. У каратистов и дзюдоистов значительно ниже. У профессионалов настольного тенниса — почти равной. Но те спортсмены были гораздо моложе. Те спортсмены тренировались по специальным методикам, из месяца в месяц и каждый день по нескольку часов. И, главное, они готовы к подобному двигательному быстродействию. Настроены на него. В отличие от пострадавшего, который действовал спонтанно, не готовясь к драке, как спортсмен к рекорду, заранее.
И тем не менее они не смогли превзойти показанных им результатов!
Но, самое интересное, ни один спортсмен, продемонстрировавший быстродействие, приближенное к аналогу, не смог показать равную ему точность! Точность попадания в цель. Спортсмены мазали! На сантиметр. На два. На три. Из предложенного им положения они не могли попасть в точку, в которую попадал их предшественник!
— Вывод?
— Мы получили документальное подтверждение того, что имеем дело не со случайным человеком, а с профессионалом высочайшей квалификации. Мы можем представить сравнительные диаграммы, на основании которых были сделаны эти выводы…
— Нам не нужны диаграммы. Нам нужно знать, кем был этот человек.
— «Спецом»! Теперь это совершенно очевидно.
— Я понимаю, что «спецом», но чьим спецом? Кто его навел на нас? Чей приказ он выполнял?
— Чтобы ответить на этот вопрос, имеющейся у нас информации недостаточно.
— Что вам нужно еще для того, чтобы ответить на этот вопрос?
— Время. И еще, пожалуй, труп.
— Труп?
— Да, тело потерпевшего.
— Оно давно захоронено.
— Значит, надо провести эксгумацию. Без осмотра трупа мы не сможем двинуться дальше.
— Что вам может дать мертвое тело? Ведь у вас уже есть фотографии живого человека, его описания и даже отпечатки его пальцев. Что вы можете увидеть сверх того, что уже увидели и запротоколировали патологоанатомы и следователи МВД?
— Ничего. Или очень многое. Вряд ли патологоанатомов и следователей интересовал потерпевший. Их в первую очередь беспокоили неизвестные преступники. И, значит, осмотр тела погибшего мог быть формальным. Грешащим пропущенными родинками, не описанными должным образом шрамами и другими незамеченными отличительными приметами. Которые мы постараемся обнаружить.
Кроме того, есть еще код ДНК, зубы и пломбы, химический состав волос, отображающий экологию места жительства данного индивидуума. Есть болезни внутренних органов, по поводу которых он, не исключено, обращался в медицинские учреждения, или с кем-то консультировался, или как-то лечился. Есть специфические, способные указать на род его деятельности мозоли и потертости, на которые проводившие вскрытие медики, уж конечно, не обратили внимания. Есть много такого, знать о чем не входит в обязанности районных патологоанатомов.
Нам нужен труп. И тогда, возможно, мы сможем сказать о нем больше, чем сейчас.
— Хорошо. Вы получите труп. И референт-телохранитель вызвал проштрафившихся мафиозников.
— Если у вас недостало ума доставить заказанного человека живым, принесите хотя бы его мертвое тело. Надеюсь, это вам по силам?
— Интересно, где мы его найдем?
— В морге. Или на кладбище, среди захороненных неопознанных тел.
— Зачем нам таскать из могил мертвяков?
— Затем, чтобы не лечь рядом с ними.
Глава 63
Камень был брошен. И по воде пошли круги. Тогда еще живому Шефу-куратору позвонил кладбищенский сторож. По одному из диспетчерских телефонов.
— Тут такое дело. Меня просили. Так вот, я, это, звоню.
— Кто звонит?
— Я. Ну, то есть сторож.
— Я понял. И все передам.
Диспетчер перезвонил другому диспетчеру. Тот еще одному. А тому, с произвольно выбранного телефона-автомата, Шеф.
— Мне сообщения были?
— Да. Звонил какой-то сторож.
— Сторож?
— Ага. Он так и сказал — «звонил сторож».
— Ну, значит, опять садовый домик обокрали. Спасибо. То есть очень жалко. Но вам спасибо.
Через час Шеф-куратор был на кладбище. Со скорбным выражением до неузнаваемости изменившегося лица и с цветами в руках.
— Ну и что?
— Вы, это, просили за могилой приглядеть. Так я позвонил.
— Спасибо, что приглядели, — поблагодарил Шеф-куратор сторожа в размере его полугодового оклада и двух литров водки.
— Ну да. Как они ушли, так я сразу к вам. Прямо бегом. Я же понимаю… — обрадовался сторож водке.
— Кто они?
— Не знаю. Я их ни разу не видел.
— Что они делали?
— Могилу разрыли. Ту, что вы сказали. И покойника вынули.
Могила была под инвентарным номером, которыми метили неопознанные и невостребованные трупы. В могиле был, вернее, теперь уже не был, погибший Резидент.
Кому же это и зачем мог понадобиться неопознанный мертвец?
— А кто могилу раскапывал?
— Так Петро и Федька. Они аккурат плановых покойников зарыли, а тут эти приехали. Вот они им и копали.
— А где этот Федька и этот Петро?
— Известное дело. В подсобке. Греются.
— Давно греются?
— С обеду.
— Значит, уже согрелись. Изрядно. Говорить-то смогут?
— Смогут.
Говорить Федька и Петро могли. Если медленно и простыми словами.
— Они документ какой-нибудь показали?
— А?
— Разрешение на эксгумацию.
— На чего?
— На выемку тела из могилы.
— Не-а. Или да. Мы не знаем. Не помним.
— А кто распорядился копать?
— Они. Показали и сказали копать.
— А разрешение?
— Это же не та могила, которая с покойником. Которую нельзя. Которую мы никогда, потому что понимаем. А которая с тем, которого никто не узнал. И потому, наверное, можно.
— А как они объяснили свои действия? Что сказали?
— Сказали, что братана вначале потеряли, а потом здесь нашли. И хотят увезти домой. Чтобы все по-людски.
— Как они выглядели?
— Кто?
— Которые братана нашли.
— Вот так! — показали могильщики.
— Вот что, мужики, сейчас я вам дам таблетки для трезвости, — могильщики протестующе затрясли головами. — А потом ящик водки, для опохмелки, — могильщики согласно закивали, — и вы мне попытаетесь описать этих людей. Потому что боюсь, они не своего братана уволокли, а моего. Которого я тоже разыскиваю. Ну что, договорились?
— Мы согласные. Даже без таблеток… Шеф-куратор вытащил переносной «ноутбук» с программой портретного опознания.
— Голова такая или такая? Шире? Уже? А в скулах? Лоб высокий? Низкий? С морщинами или без? Уши такие или такие?
Ресницы.
Разрез глаз.
Нос.
Губы.
Зубы.
Подбородок…
Итого четыре более или менее похожих на оригиналы портрета.
— Узнаешь? — спросил для сверки Шеф-куратор кладбищенского сторожа.
— Этих двух точно. Эти были. Я помню. А этих не помню. Я их издалека видел. Может, это они. А может, и не они.