Три дня до эфира - Ямалеева Гульназ Фарисовна (читать книги полные .TXT) 📗
Она двигалась на работу и усиленно переживала, даже страдала из-за последней размолвки с Николаевым, которая произошла вчера ночью. Своей ревностью он её довёл до того, что она побросала в сумку попавшиеся под руку вещи, как водится, громко хлопнула дверью и поклялась самой себе, что ноги её больше не будет у Николаева…
Не сказать, чтобы Лёша давал какие-то авансы и обнадёживал Шурочку по поводу прочности, стабильности и сказочности их взаимоотношений. Более того, Шура сама всегда усиленно демонстрировала свои независимость и свободолюбие и этим таки сумела увлечь закоренелого Казанову Николаева. Но демонстрировать и играть в какие-то игры — это одно, совсем другое — шлёпаться мордой об стол, когда меньше всего этого ожидаешь.
Шурочка ведь даже сама себе признавалась только шёпотом и в глубине души, что больше всего на свете она мечтает приручить свободолюбивого Лёшу.
Потому что она самая что ни на есть пара «лиговской шпане» — такая же отчаянная, храбрая, сообразительная, сексуальная, в общем, настоящая боевая подруга. И чувствовалось, что Лёше было легко и приятно в Шурочкином обществе…
Но в общем, эта идиллия закончилась: а) неожиданно, б) не так, как хотела Потапова, в) не по её инициативе (в её правилах было оставлять мужчин первой, приготовив на прощание коронную фразу: «Милый, если мы сию секунду не расстанемся друзьями, то через пять минут можем стать врагами»), г) возможно, навсегда…
Опять же в глубине души Шура надеялась, что их размолвка с Лёшей — временная и что она ещё успеет доказать и продемонстрировать ему свои исключительные качества.
Отвлеклась от сложной рефлексии любовной трагедии Шурочка только на пороге родной телередакции. И то потому, что натолкнулась на препятствие в виде собственной практикантки Доры. Дора маячила у вывески «Питерское ТВ» и смотрела на Шуру в упор.
— Привет. — Шура быстренько напустила на себя вид начальницы.
Дора молча кивнула и распахнула пред наставницей дверь.
— Ты не знаешь, кто сегодня на эфире? Шура Потапова строго посмотрела на Дору. Как будто не сама забыла необходимую информацию, а тестировала молоденькую студентку журфака.
— Петросян, — с готовностью отрапортовала Дора и открыла рот, чтобы ещё что-то сказать, но передумала.
— Тогда нам нужно поторопиться!..
Пока девушки бежали по лестнице, Шура попыталась прогнать фантом Лешки Николаева и придать лицу обычное выражение азартного телерепортёра, всегда готового к подвигам…
В редакции службы информации и новостей царил дежурный и милый сердцу бардак, который также возвращал жизнь в привычное русло. Охранник играл в кости с репортёром криминальной хроники Витей Шаминым, который, судя по помятости лица и другим косвенным признакам, не рано пришёл на работу, а скорее всего, не уходил накануне. У него была ночная съёмка, а законно после неё отсыпаться Витя не желал ввиду пустого холодильника в снимаемой квартире. Сердобольные уборщицы подкармливали Шамина утром принесёнными бутербродами и ряженкой, сочувствовали и смотрели, как на героя. Такой трудолюбивый и талантливый, репортажи самые забойные, а вот поди ж ты — не женат, рубашку постирать или приготовить чего некому.
В монтажной пахло кофе — это пытался проснуться редактор утреннего выпуска, который, как всегда, страдал от пониженного давления, отсутствия свежих идей и особенно от отсутствия желания работать.
— Давай, Егор, нарезочку вчерашнюю, на пятом архиве, — бормотал Рябов.
Утром Рябов объяснял свои страдания погодными условиями, а после обеда, когда его смена заканчивалась и традиционно устраивался «разбор полётов» и его тоже традиционно гробило начальство и коллеги, Рябов говорил о том, что Штаты, которые поголовно перешли на цифру, даже и не подозревают, в какой фиготе приходится работать новостийщикам в России.
— Задолбала нарезочка, — флегматично отвечал видеоинженер Егор, но клеил старые планы по старой схеме: как всегда, к полудню нечто экстраординарное опять не поспевалось.
— Кто опять спёр мой микрофон из кофра?!!
— Куда сводку ментовскую убрали — исходник?
— Я не могу больше к этим аграриям ходить, пусть кто-нибудь вместо меня, или мне молоко за Д вредность…
— Ребята, Снегирёва, Снегирёва мы ставим в двенадцать?
— Спроси у Рябова.
— Ну, понятно, что срочно…
— А ты хоть читал?
— Чего там читать! И так все понятно…
— Какой козёл пирожок положил в кофр?!! Длинноногий Рябов потягивал кофе, клеил какую-то лабуду из ночных информационных лент, а несчастные корреспонденты, не озадаченные по правилам, хаотично метались, перераспределяя между собой задания, в поисках рабочих кассет:
— Ну кто-нибудь когда-нибудь догадается ставить после съёмок свои кассеты на место?!
Сегодня к дежурному набору сама собой образовалась лидер-тема, и даже при средней вёрстке остальных репортажей рейтинг полуденных должен быть хорошим.
Ещё бы, самая настоящая сенсация — у кандидата в губернаторы области Снегирёва похитили маленького сына. И за информацию о мальчике объявлена награда — пятьдесят тысяч долларов.
Рябов потирал руки. Можно было даже подвергнуть критике работу подчинённых.
— Витек, ты знаешь, — говорил Рябов просунувшему в проем двери уже сытую физиономию Шамину — вот мне было бы мучительно стыдно за такие кадры, которые ты выдал с этого пожара на проспекте Стачек… Пресс-центр УВД и то чище картинку выдаёт, оперативники лучше тебя научились на кнопки нажимать.
— Знаешь что? — вспылил Шамин. — Иди-ка ты сам… на пожар сходи. Я тебе говорил, что на дежурстве оператор нужен не до часу, а как минимум до трех, до трех ещё рация не смолкает, столько вызовов, тут не то что кнопки забудешь… Ты как хотел — такую фактуру по заказу ко времени?!
— Я про качество, Витя, — внятно произнёс Рябов.
— Ну я и говорю, что я за двоих-троих, между прочим, поесть с этими трупами не успеваю…
— Фу!! — громко сказала Шурочка, проносясь мимо ребят и услышав только последние четыре слова.
Электрик Семён Павлович тоже матерился в павильоне. Но не громко и достаточно грамотными конструкциями. Электрики, считал Семён Павлович, более интеллигентная профессия, чем водопроводчики и матросы, тем более на телевидении.
Повод был более чем весомый: вчера, когда ведущий выпуска Антон Антонов отстёгивал от лацкана пиджака микрофон-мышку, он её (мышку) прицепил к проводу, который крутит колёсико телесуфлера. А когда в павильон ворвалась красавица Галинова и стала читать зрителям прогноз погоды на завтра — мышка ей была ни к чему, но суфлёр-то тот же самый, — она поняла, что все крутится назад и вместо сообщений о циклонах и антициклонах у неё перед глазами — произнесённые уже в эфире успехи команды «Зенит» на московском поле. Галинова была не просто красавицей, но и умницей — она сориентировалась и несколько нервно, но рассказала своими словами питерцам, что произойдёт с климатом родного города на следующий день. Ну, может быть, чуть приврала с метрами в секунду и все…
После эфира состоялся небольшой скандал между Антоновым и Галиновой, но обошлось без кровопролития, потому что между ними как раз намечался служебный роман и стычка только добавила в отношения страсти. Но мышку, естественно, не отстегнули, провода ещё больше запутались, попадало несколько предметов, и разбилась одна лампочка. Теперь Семён Павлович ходил, распутывал и матерился.
Курилка находилась в самом неудобном месте — на верхнем пролёте чёрной лестницы, между пятым этажом и чердаком. Раньше, когда не было этой проамериканской моды на нейтральные запахи и курение не подвергалось публичному остракизму, купили в редакционном холле. Там кожаные удобные диванчики и мраморная пепельница на длинной серебристой ножке. Потом началась дискриминация в отношении курильщиков, и их переместили на лестничный пятачок. Хотя, надо сказать, нашего брата курильщика никаким отсутствием удобств не сломишь пятачок всегда был полон и всегда там происходило и обсуждалось самое интересное.