Из любви к искусству - Воронин Андрей Николаевич (читать книги без сокращений TXT) 📗
– Ну, – сказал он наконец, – и чего ты от меня хочешь? Насчет конфиденциальности я теперь все понял. Уверен, на этой вещице крови предостаточно. Но что тебе нужно от меня.., бизнесмен?
– Например, рыночная цена, – сказал Петрович.
– Рыночной цены у этой вещи нет, – ответил Яхонтов. – Ей вообще цены нет, если хочешь знать мое мнение. Здесь ты ее продать не сможешь, а если сможешь, так разве что по дешевке. Эта чашка из сервиза Фаберже. Сервиза этого никто в глаза не видел, большинство ныне действующих экспертов просто рассмеются тебе в глаза: Фаберже, скажут, сроду такой ерундой не занимался. Серость кругом… Нет, если ты, скажем, коллекционер, то это настоящее украшение твоей коллекции, поверь. А насчет продажи.., не знаю, не знаю. Разве что за бугор ее вывезти. И потом, есть в этой твоей чашечке парочка сомнительных моментов… Объяснять не буду, ты все равно не поймешь. Скажу так: я на девяносто девять процентов уверен, что это Фаберже, но если бы, к примеру, мне сейчас предложили подписать официальное заключение – дескать, чашка работы Фаберже, изготовлена тогда-то и там-то по заказу императрицы Александры Федоровны, – я бы отказался. Не стал бы я своим добрым именем рисковать из-за одного процента.
– А есть ли способ развеять ваши сомнения? – с невольным уважением спросил заинтересованный и очень довольный Петрович. Манеры старика не имели значения: он был настоящим специалистом, а специалистам позволительны некоторые отклонения от нормы.
– Нет такого способа, – ответил старик, – потому что сервиза нет. Но спасибо тебе, что заглянул, порадовал старика. Деньги свои себе оставь. Не думал я, что доведется на эту вещь хоть одним глазком взглянуть. А вот поди ж ты, даже в руках подержать посчастливилось…
– Подождите, – остановил его Петрович. – А если представить на минутку, что сервиз у меня… Смогли бы вы тогда с уверенностью утверждать, что это именно тот сервиз, о котором мы с вами говорим?
– После детального осмотра и некоторых анализов смог бы, – ответил Яхонтов. – Только ты извини, не люблю я пустых разговоров, всех этих «если бы» да «кабы». Что толку переливать из пустого в порожнее?
Петрович не спеша отставил в сторону чашку, расстегнул портмоне и выложил на стол десять стодолларовых бумажек.
– Я же сказал, что денег не возьму, – напомнил Яхонтов, бросив беглый взгляд на стол. – И добавить к сказанному мне нечего.
Петрович молча покачал головой и поднес к уху «трубу».
– Принеси, – коротко распорядился он и выключил телефон.
Через минуту на веранде возник охранник с большой клетчатой сумкой. Он поставил сумку на пол рядом с креслом Петровича и молча испарился. Петрович распустил «молнию» сумки и принялся расставлять на столе сервиз. Яхонтов наблюдал за его действиями исподлобья, барабаня толстыми пальцами с каменными ногтями по краю стола.
– Чайника нет, – сказал старик, когда сумка опустела. – Неужели и впрямь тот самый?
– Вот это мне и хотелось бы узнать, – заметил Петрович.
– Где ты это взял, спрашивать не стану, – сказал Яхонтов. – Во-первых, не мое дело, а во-вторых, все равно соврешь.
И вообще, меньше знаешь – лучше спишь. Мне понадобится какое-то время – час, два.., не знаю сколько.
– Я подожду, – сказал Мамонтов. – Если хотите, могу подождать в машине.
– Сиди тут, – проворчал старик. – А то ты будешь ждать в машине, а твои орангутанги в это время будут мне огород вытаптывать, чтобы я ненароком через окно вместе с сервизом не утек. Сейчас кликну жену, пусть чай организует…
– Ну-ну, – мягко остановил его Мамонтов. – Я не хочу обижать вашу супругу, но, может быть, мы как-нибудь решим это дело без женщин? Бог с ним, с чаем. Когда закончим, я его с удовольствием выпью. Очень люблю крепкий чай.
– Чифирь, – уточнил старик, который, похоже, видел Петровича насквозь.
– Это что-то меняет? – не споря, спросил Петрович.
– Да ни в жизнь, – ответил старик. – Пей ты хоть стрихнин, мне-то какое дело?
Он тяжело поднялся и, шаркая подошвами, направился к двери, которая вела в дом. У самой двери он остановился и еще раз через плечо посмотрел на сервиз.
– Лупу возьму, – бросил он Петровичу, – и еще кой-чего… Ты посиди пока.
Петрович кивнул и, как только дверь за Яхонтовым закрылась, снова вынул мобильник.
– Будьте на стреме, – вполголоса сказал он охранникам. – Старик шустрый. Следите за верандой.
Говоря, Петрович не сидел на месте. Старик действительно был очень шустрый и слишком хорошо ориентировался в ситуации. Кто его знает, гниду старую, что у него на уме? Телефончик у него имеется, и кто поручится, что этот боров по старой памяти не подрабатывает стукачом?
Мамонтов подкрался к двери и приложил ухо к замочной скважине. Он давно отвык действовать подобным образом, перекладывая такие дела на своих охранников, но ситуация была не совсем обычная, и попадать в дурацкое положение только потому, что слишком стремился сохранить лицо, Петрович не хотел.
Он услышал обрывок какого-то разговора, происходившего, судя по всему, между хозяином и его женой. Слов он не разобрал, но голосов было два – мужской и женский, а значит, Яхонтов не звонил по телефону. И потом, чтобы растолковать суть происходящего тупому дежурному менту, потребовалось бы гораздо больше времени.
Потом послышались приближающиеся тяжелые шаги, и Мамонтов поспешно вернулся за стол. Дверь распахнулась, и на пороге появился Яхонтов.
На какое-то время Петрович лишился дара речи. Он ожидал от старика любого подвоха, но только не того, что увидел сейчас.
Даниил Андреевич стоял в дверях, широко расставив ноги и держа наперевес охотничью двустволку, стволы которой смотрели Петровичу точно в живот. Старческие руки ни капельки не дрожали, глаза-буравчики смотрели на Мамонтова спокойно и твердо, а на левом плече висел до отказа набитый патронами патронташ. Чувствовалось, что старик хорошенько подготовился к встрече и вовсе не собирается шутить.
– Так я и знал, – спокойно сказал Яхонтов, – так и надеялся, что, раз сервиз украли, мимо меня ему не пройти. Сиди, не дергайся! – прикрикнул он, увидев, что Мамонтов пытается встать. – Руки на стол! Вот так. В стволах у меня картечь, и стреляю я получше твоих обезьян – как-никак сорок лет охочусь. Сейчас моя Сергеевна ментам позвонит, а мы с тобой их подождем…
За стеклами веранды что-то мелькнуло и тут же скрылось. Не меняя выражения лица, старик повернулся в ту сторону всем корпусом, немного опустил ружье и нажал на спусковой крючок. Ружье подпрыгнуло у него в руках, с диким грохотом выбросив из правого ствола длинный сноп огня и целое облако кислого порохового дыма. В дощатой стене веранды чуть пониже оконной рамы возникла огромная дыра с ощетинившимися острой щепой краями. Снаружи послышался сдавленный крик и глухой шум падения.
– Я предупреждал, – сказал старик, снова наводя ружье на Петровича.
Мамонтов закусил губу. Старик не шутил, и теперь, к огромному сожалению Андрея Петровича, все зависело от второго охранника. Если тот не сделает что-нибудь буквально сию же минуту, ничего делать уже не понадобится: все, что нужно, доделают подоспевшие омоновцы.
– Старый козел, – с ненавистью процедил Петрович.
Старик, по всей видимости, собирался ответить, но тут второй охранник пинком распахнул дверь и ворвался на веранду, держа пистолет обеими руками, как герой полицейского боевика. Громыхнул еще один выстрел, но за долю секунды до этого охранник, наученный горьким опытом своего товарища, плашмя упал на пол. Картечь кучно ударила в дверной косяк, мигом превратив его в щепу, а охранник, не вставая с пола, одну за другой всадил в старика четыре пули.
Яхонтов стоял еще как минимум две или три секунды, а потом с грохотом упал на пол, как опрокинутый шкаф, – тяжело, неуклюже, совсем не драматично и очень некрасиво. Из глубины дома послышался тихий, но полный отчаяния женский крик.
– Канистру с бензином, живо, – скомандовал Петрович охраннику. – Что с Бегемотом?
