Антикиллер-2 - Корецкий Данил Аркадьевич (первая книга TXT) 📗
Незаконные команды отдавались устно и в зависимости от степени незаконности были известны более или менее широкому, а иногда чрезвычайно узкому кругу лиц. И, что очень важно, они носили единичный характер и не делали погоду в деятельности того или иного ведомства. Когда все полетело в тартарары и развитие государства приняло явно выраженный криминальный характер, незаконные распоряжения стали не исключением из правил, а самим правилом.
Приводными ремнями исполнительно-распорядительной машины любого уровня стали не законы и инструкции, а выгодные определенным лицам усмотрения, одинаково далекие и от закона, и от справедливости. Поскольку результаты происшедшего скрыть было невозможно, в обиход запустили оправдательную версию о нехватке «хороших» законов, с появлением которых все станет на свои места. А пока таковых не появилось, все – от рядового исполнителя до руководителя любого уровня играли по правилам игры без правил.
Опер или следователь, начальник райотдела, прокурор, судья – разрешали материалы и дела не на основе несовершенных законов или эфемерного «внутреннего убеждения», а в соответствии с полученными указаниями начальства. По этому материалу – отказать, по тому – возбудить, этого арестовать, того освободить, этого направить в суд, того прекратить, этому дать условно, тому – реально...
В такой обстановке рано или поздно могло поступить любое указание. В том числе и то, которое получил Крамской. Удивляться не приходилось. Такое поручение не дают абы кому, всяким незрелым псевдопринципиальным чистоплюям, которые могут истолковать высокое доверие как предложение соучаствовать в преступлении. Его могут высказать только тому, кого считают полностью и безоглядно своим; кто способен оценить степень доверия и проявить себя, доказав, что его воля, душа и совесть целиком и без остатка принадлежат начальству.
А иначе зачем он нужен на своей должности? Найдем другого, понимающего... Потому «псевдопринципиальные чистоплюи» и не способны долго занимать высокие кресла, Система их выдавливает, выкидывает на обочину, как и любой другой отработанный человеческий материал. А самое страшное для начальника – оказаться на свалке сломанных карьер и искореженных судеб, где можно встретиться с теми, кого собственноручно сюда отправлял... Потому отказаться от такого поручения нельзя. И даже усомниться в нем невозможно. Надо или сразу плюнуть сквозь зубы и хлопнуть дверью, или исполнять. Точно и в срок.
Вернувшись в управление, генерал не пошел к себе, а завернул в тупичок в конце коридора и зашел в кабинет, расположенный рядом с запасной лестницей.
Площадь кабинета была не больше восьми метров. Двухтумбовый стол, казенный, с матовыми стеклами шкаф, облупленный сейф, несколько неудобных стульев, в углу двухпудовая гиря со стертой до металла краской на ручке. За столом сидел невысокий коренастый подполковник в аккуратно пригнанном и тщательно отглаженном мундире. Это был многолетний руководитель спецгруппы «Финал» Владимир Михайлович Викентьев.
– Здравия желаю, товарищ генерал, – несколько удивленно произнес подполковник, поднимаясь навстречу вошедшему. Начальник УВД нечасто ходит по кабинетам сотрудников.
– Садись, садись, Михайлович, – неофициальным тоном проговорил генерал, опускаясь на жесткий стул. Помедлив, Викентьев все же сел на свое место. Получалось, что это он принимает начальника управления, хотя всегда было, да и могло быть только наоборот.
– Голова кругом идет, Михайлыч, – пожаловался Крамской. – Такой гвоздь нам забили, не знаю, как и вытаскивать...
Викентьев смотрел на генерала пронзительноголубыми глазами и молчал, ожидая продолжения. Выдержка у подполковника была отменная, да и решительности не занимать: в прежние времена, когда он командовал колонией и подавил вспыхнувший там бунт, его прозвали Железный Кулак. Время прошло, а прозвище осталось.
– Короче, поступила команда освободить Киршева. Помнишь такого?
– Конечно, – подполковник кивнул, продемонстрировав на миг безупречный пробор. – «Черные колготки». У меня руки чесались пустить этого гада в расход. Как его можно освободить?
– Так. Взять и выпустить. Внаглую.
Много лет назад Крамской начинал рядовым опером и прекрасно владел терминологией подучетного контингента. Изысканной речи за последующие десятилетия он так и не обучился, впрочем, это от него и не требовалось.
– Кто ж его пропустит из особого блока? Без указа о помиловании, нового приговора или постановления прокурора об этапировании?
Викентьев пока не вникал в морально-этическую сторону проблемы, его интересовала только техника.
– Пропустят только в одном случае, – Крамской с силой потер виски. Он отводил взгляд в сторону и явно чувствовал себя не в своей тарелке. – Если его заберет «Финал»...
Действительно, предписание о передаче смертника спецгруппе подписывает Крамской, вручает его дежурному особого блока Степнянской тюрьмы Викентьев. Он же получает приговоренного, сажает в спецавтозак и увозит в точку исполнения.
Для подполковника кое-что стало проясняться, хотя о главном он не мог и подумать.
– А что потом?
– Потом передать его встречающим, составить акт об исполнении, и все...
– Встречающие исключены! – по инерции категорически сказал Викентьев, как будто они уже обсуждали детали утвержденной операции и его важнейшей задачей, как обычно, была забота о безопасности сотрудников. – Если будет известно время перевозки, группу могут побить по дороге, и дело с концом! Так для них надежней. И концы в воду!
Крамской кивнул. Несмотря на уровень, с которого спускалась команда, такого результата исключать нельзя. Потому что Викентьев будет работать на совсем другом уровне и с совсем другими людьми. Одно дело кабинет заместителя губернатора, и совсем другое – пустое и темное загородное шоссе.
– Пожалуй, что так. Значит, просто пинок под жопу – и пошел!
– Опять черные колготки искать? – теперь пришла пора моральной оценки проблемы.
– Владимир Михайлович! – строго произнес генерал. Будто прикрикнул за неуместное ерничество.
Но Викентьев пер на рожон.
– Ах да, извините. Сейчас ведь лето, колготки не носят. Придется ему, бедняге, до осени ждать...
– Кончай, Михайлыч, подъебывать... Это я и сам умею. Меня на вилы взяли, я тебя беру...
Крамской согнулся, упершись локтями в колени, и рассматривал изрядно потертый линолеум. Сейчас перед Викентьевым сидел не начальник УВД и не генерал, а усталый, загнанный в угол мужик.
– Никогда не думал, что придется убийц выпускать, да видишь, какие времена наступили...
– Времена всегда одинаковые, – потупившись и медленно выговаривая слова, произнес Викентьев. – Кто вас может заставить?
Он на миг замолчал и продолжил уже совершенно другим тоном:
– Или меня? Кто меня заставит? – Теперь пронзительные глаза вызывающе буравили начальника управления. – Да я встал, послал всех на хуй и ушел! На пенсию. Дальше что?
В голосе подполковника отчетливо слышался вызов, который он не считал нужным скрывать.
Действительно, уходя с должности, подполковник теряет гораздо меньше, чем генерал. Несоизмеримо меньше. И сейчас Викентьев готов сделать этот шаг. Потому что иначе ему придется идти по колено в дерьме. Нет, по шею. Поддельные документы, фальсификация исполнения, самые неожиданные неблагоприятные повороты этой грязной истории – все ляжет именно на него. Он наглотается дерьма вдоволь. А что взамен? Генерал Крамской сохранит должность и связанные с нею власть, влияние, возможности, уважение, авторитет. Вряд ли подполковник может считать такой обмен равноценным.
– Сколько ты меня знаешь? – опустив голову, спросил Крамской. – По-моему, двадцать пять лет...
– Двадцать семь, – поправил подполковник. Судя по небрежности тона и отстраненности во взгляде, он уже принял решение.
– За эти годы и мне, и тебе много раз приходилось поступать не так, как хочется, верно?
– Верно.
– За мной пятитысячный гарнизон, огромный управленческий аппарат, сотни подхалимов. Но никто не может сделать того, что сейчас требуется. Это можешь только ты. И я прошу тебя...
