Антикиллер-2 - Корецкий Данил Аркадьевич (первая книга TXT) 📗
Звали новичка Насрулла. Небольшого роста, сухощавый, но жилистый и сильный, он выглядел на усредненный возраст кавказского мужчины: ему можно было с одинаковым успехом дать от тридцати пяти до сорока пяти. Молодежные черные усы-стрелочки выглядели несколько легкомысленно и наводили на мысль о нижней границе этого диапазона, но когда он снимал кожаную кепку, то обнажалась блестящая, на треть черепа, лысина, сразу поднимающая возрастную планку.
Насрулла внес свежую струю в облик мясного ряда: он подвешивал на острые блестящие крючья не только отдельные части барашка, то и тушки целиком, а на каменный прилавок выставлял головы с мутными печальными глазами, которые являются особо ценимым знатоками деликатесом.
– Так у нас, в Махачкале, продают, – охотно пояснял он всем желающим.
– Я недавно переехал. В Танайском районе живу, у меня целая отара. Но за родным краем скучаю. Вот и делаю, как привык...
Головы спросом не пользовались вообще, да и тушки ему в конце концов приходилось разделывать обычным порядком, но все равно каждое торговое утро он оформлял прилавок по образу и подобию Махачкалинского рынка.
Через несколько дней в ряду появился регулярный покупатель, тот самый, которому надо было кормить родственников. Невзрачный мужичонка средних лет с испитым лицом и выцветшими пегими волосами.
Он с удовольствием купил целую тушку и пару голов.
– Слышь, друг, давай так договоримся, – задушевно обратился он к Насрулле. – Будешь привозить мне две тушки в неделю. С головами. Прям домой, я тебе адрес дам. Идет?
– Конечно, идет! – расцвел продавец. – Чем здесь стоять, лучше так... И мне хорошо, и тебе!
Пегий дал адрес, который и так был известен людям Севера.
– Раз головы берешь, значит, толк в еде понимаешь, – похвалил нового знакомого Насрулла. – Я их хорошо готовить умею... И другое: шулюм, хаш, жиж-гале, лагман... У меня первая жена чеченка была, я и их кухню отлично знаю. Если надо – могу приготовить стол на праздник, дорого не возьму... Расстались они довольные друг другом.
А два дня спустя Насрулла утром заехал к новому знакомому. Тот жил в районе, который старожилы называли Тиходонск-гора. Маленькие убоговатые домишки, когда-то горделиво символизирующие частную собственность и невиданное словосочетание «собственный дом», лепились один к другому на крутом склоне, вплоть до того места, где он переходил в откос, почти вертикально спускающийся к железнодорожному вокзалу.
"Москвич – пирожок подъехал к неказистому саманному строению с облупившимся от времени эмалированным номером, на котором еще можно было разобрать цифру. Насрулла посигналил, и вскоре пегий мужичок в рабочей одежде – засаленной клетчатой рубахе, мятых, никогда не стиранных штанах и обрезанных по щиколотку резиновых сапогах, вышел к нему навстречу.
Они занесли баранью тушку во двор и положили в оцинкованное корыто.
– Хочешь, я ее разделаю? – предложил Насрулла. Хозяин непроизвольно оглянулся, будто хотел с кем-то посоветоваться. Но в полого убегающем к откосу дворе никого не было. Только дальше, почти у самого обрыва, рядом с ветхим покосившимся домиком, курили два мужика. Они стояли, полуотвернувшись, но внимательно наблюдали за происходящим.
– Да нет, не надо.
Пегий расплатился, и Насрулла уехал. Тогда хозяин помахал курильщикам, и те неспешно поднялись к нему во двор. Наблюдающий в бинокль Рэмбо видел, как они потащили барашка к ветхому домику, как навстречу вышел еще один человек, который и стал разделывать добычу.
– Дом стоит на отшибе, прямо над обрывом, неподалеку еще один, – доложил вечером Рэмбо Северу. – Там они и живут. Мы засекли шестерых, может, и еще есть.
– Чеченцы? – спросил Север, задумчиво пожевывая папиросу.
– Кто их знает... Но похоже – нерусские.
Север рассказал все Кресту.
– Чего нам туда лезть, – решил тот. – Позвони Лису. Пусть менты сами с черными разбираются. А тот темный адрес проверь... Чую, как бы там Джафар не отсиживался.
Поздним вечером бригада Рэмбо подтянулась к солидному дому с закрытыми ставнями и рассредоточилась вдоль улицы, надежно спрятавшись в непроглядной темноте. Ждать им пришлось недолго. В конце квартала затормозил автомобиль, хлопнули дверцы, и две тени направились к таинственному дому. Условный стук – и калитка открылась. Но на этот раз к званым гостям добавились незваные.
– Тихо, суки! – Рэмбо, Доска и Кент ворвались в маленький неосвещенный дворик, прижали к забору двух гостей и открывшего им человека. Холодные стволы больно вдавились в испуганные лица. Следом вбежали еще четверо бойцов.
– Держите этих! – скомандовал Рэмбо. – Доска и Кент – со мной! Стараясь не шуметь, они вошли в дом. Здесь горел свет, тихо играла
музыка, пахло жареным мясом. За высокой дверью разговаривали несколько человек. Держа оружие наготове, Рэмбо стал подкрадываться к двери. В это время со двора раздался отчаянный крик:
– Атас, менты!
За дверью упало что-то тяжелое. Рэмбо бросился вперед, с силой ударил в незапертые створки, так что они, распахнувшись, грохнули о стены. Что-то было не так.
– Тихо, стоять, лапы наверх!
Съемщик с перекошенным лицом тянулся в угол за помповым ружьем, Рыба и Дятел ошарашенно прижались к стене. Увидев ворвавшихся. Съемщик выругался.
– Рэмбо! Ты что, охерел?!
– Ты?! – Рэмбо опустил пушку. – Тебя же нет в городе!
Съемщик повалился на диван. Руки у него дрожали.
– Я же от ментов ховаюсь! А чернуху запустил, что вообще уехал!
Рэмбо сделал знак Кенту.
– Быстро во двор, а то еще перемочат друг друга!
– А ты чего сюда?! – рявкнул Съемщик. – Что за дела?
Рэмбо спрятал пистолет под куртку.
– Баранины много хаваешь!
– Ну и что? Я вообще баранину люблю! И ребята часто приходят...
– А то, что в городе ящур. Кто баранину жрет – в карантин!
Съемщик смотрел непонимающим взглядом.
– Ящур, карантин... Ты-то при чем? Ты что, мент?
– Нет. Север санитарную инспекцию приватизировал. Теперь мы за чистоту боремся. И против эпидемий...
У Съемщика было такое лицо, что Рэмбо не смог сдержаться и засмеялся. Вторя ему, зашелся в смехе Доска.
– Санитарная инспекция! Ну дал... Уссаться можно!
Глядя на них, истерически захохотал и Съемщик. Пережитое напряжение требовало выхода и находило его в диком смехе. К ним присоединились Рыба и Дятел. С улицы зашли остальные. У Крючка был расквашен нос, и он зажимал его ладонью. Это вызвало новый приступ хохота.
– А я думал – пиздец, менты! – с трудом выговорил Съемщик, вытирая слезы.
– А кто же так налетает! Я потому и крикнул: менты! – обиженно просипел Крючок. – А он мне сразу в рожу!
Эту историю Рэмбо смачно, в лицах, пересказал Северу. Тот в свою очередь – Кресту, но веселья в его рассказе не было, скорей озабоченность и печаль.
– Да... – только и сказал пахан.
– Да... – повторил Север.
Они испытывали неприязнь друг к другу.
Все было ясно без слов, и настроение испортилось у обоих. Получилось, что они чуть не сдали своих. Если бы Крест распорядился и этот адрес засветить Лису, то сейчас они были бы стопроцентно ссученными стукачами!
– Урок будет мне, старому... – наконец тяжело выговорил Крест. – От ментов надо держаться подальше, как «закон» требует... А то сам не заметишь, как окажешься у них в «шестерках».
Север кивнул. Негласное соглашение с Лисом расторгалось.
Второй адрес любителей баранины проверяли на рассвете. Два отделения СОБРа с разных сторон подобрались к стоящим над обрывом домикам. Самое простое и безопасное дело закидать их гранатами и изрешетить очередями. Именно так проводятся подобные операции в зоне боевых действий. Но в мирном Тиходонске так действовать нельзя. Надо соблюдать законность и конституционные права граждан. Правда, это может стоить жизни бойцам. Тем, которые, прижавшись к земле, ждали приказа своего командира. Взглянув на часы, Литвинов сказал в микрофон только одно слово:
