Жарким кровавым летом - Хантер Стивен (книги онлайн полные версии .TXT) 📗

– На мой взгляд, старик прямо лопается от злости, – отметил Мемфис Добряк. – Его здорово задело.

– Пожалуй, так оно и есть, старина. Эти парни, Грамли, очень серьезно относятся к таким вещам, – ответил Оуни.

Оуни и Мемфис расположились на заднем сиденье пуленепробиваемого «кадиллака» Оуни, проделавшего немалый путь между зданием «Медикал-арт» и этим отдаленным поселением Грамли в глухом лесу к северу от Маунтин-Пайн.

Если бы Грамли узнали, что среди зрителей их погребальной церемонии был неф, они вполне могли бы повесить его, хотя, возможно, и ограничились бы обмазыванием смолой и вываливанием в перьях, поскольку Библия совершенно однозначно осуждает сыновей Хама, а они воспринимали содержание Библии буквально. Именно поэтому они и были истинными Грамли. Но Оуни хотел, чтобы Мемфис видел то скорбное действо, которое являли собой похороны одиннадцати Грамли, исходя из предположения, что это могло бы заставить Мемфиса стать более разговорчивым, чем прежде.

И поэтому они оба наблюдал с кожаного дивана, занимавшего заднюю часть салона 16-цилиндрового «кадиллака» – Мемфис никогда не то что не сидел в такой шикарной машине, а даже не видел ее вблизи, – за собравшимися многочисленными Грамли, которые во главе с Папашей предавали земле своих мертвых.

Папаша топал ногами, поднимая пыль. Папаша дергался всем телом, и пыль разлеталась вокруг него. Папаша сделал три шага в одну сторону, потом три шага в другую, и пыль разлетелась шире. Он танцевал среди облака пыли, и пыль покрывала его ботинки и брюки, окрасив их в темно-серый цвет. Его лицо тоже было серым, черты выражали непреклонную суровость, а глаза казались пустыми или отстраненными. Он сложил руки на груди, взялся за локти и танцевал и танцевал, пока не начато смеркаться. Он держал спину прямо, его шея не наклонялась ни на дюйм, его бедра совершенно не шевелились. Бог велел ему шевелить одними лишь ступнями, не двигая всеми остальными частями тела, и поэтому танцующий старик походил не столько на человека, сколько на движущуюся статую.

– Этот парень мог бы танцевать всю ночь, – сказал Мемфис.

– И весь следующий день, – добавил Оуни. – Ну, Мемфис, ты, вероятно, ломаешь голову, зачем я привез тебя сюда.

– Наверно, мне нужно ждать больших неприятностей, мистер Мэддокс? Я ничего не мог сделать, я же объяснял это боссу. Не мог никому ничего сказать. Эти парни из государственной конторы, они знали, что вы прислали Грамли и что те засели у меня в заведении. И они к этому o-ro-го как подготовились. Старый Мемфис знает еще одну вещь: началась большая война. Мое заведение погибло, погибло безвозвратно.

– Этого мне мало. Мне нужно узнать подробности, которые мог заметить умный человек, проницательный человек, которого не одурачит никто в этом мире. Такой, как ты. Человек не сможет долго просидеть на месте содержателя борделя, если он не разбирается досконально в людях. Поэтому ты должен был заметить такие вещи, на которые другие не обратили бы внимания. Расскажи мне, Мемфис, о них. Точнее, о нем.

– Вы имеете в виду их босса?

– Да.

– Са-ар, не подумайте, что я вас не уважаю, но ежели Грамли, все, сколько у вас есть, на него насядут, то мало чего у них получится. Ничего хорошего, окромя плохого – для них.

– Опиши его, пожалуйста.

– Ну, он очень серьезный парень. – Мемфис напряг память, подбирая подходящие аналогии. – У негров есть рассказы о Бампи из Гарлема.

Бампи Джонсон... Оуни хорошо знал Бампи. Бампи частенько сиживал с кем-нибудь из своих людей в «Коттон-клубе», и даже самые крутые белые гангстеры старались обходить его стороной. Да, он понял, что означало это сравнение. Каждое движение Бампи и взгляд его темных, всегда полуприкрытых глаз говорили: если ты меня заденешь, я тебя убью.

– Бампи из Гарлема? Да, я знал его.

– Он был таким же. Все, что было у Бампи, у этого парня тоже есть. Негры сразу просекают, когда у человека дела со словами не расходятся. И этот парень, он как раз такой. На свою собственную смерть ему наплевать. Ни во что он свою жисть не ставит.

– Мы называем его ковбоем, – сказал Оуни.

– Что говорит моя девочка Трина? Она говорит, что наверху он работал так, чтобы ни одну из черных девочек не задело. Там пули так и летали, а он, по ее словам, сильно тревожился, чтобы в девочек не попало. Это что, по-вашему, пустяки? Здесь, у нас, нет таких белых людей. Слышал разговоры, что такие, мол, попадаются иногда на Севере, но здесь таких белых, как этот, не найдешь.

– Что ты хочешь сказать, Мемфис?

– Он не стал стрелять в девочек. Он стрелял поверх их голов. Так, чтобы не убить ни одну черную девочку.

Да, это была новая подробность, которая пока что не встречалась в расследованиях Оуни.

У ковбоя было какое-то особое отношение к неграм? Что, спрашивается, это могло означать?

– А моя главная девочка, Мари-Клер? Она говорит, что старший Грамли приставил пистолет прямо ей к горлу и сказал, что застрелит ее. Вы же знаете, мистер Оуни, что любой белый полицейский в Америке просто посмеялся бы и сказал: валяй, шлепни эту черномазую! Да, посмеялся бы, и все! А этот парень, он-то чего сделал? Он поднял свою винтовку, прицелился и выстрелил этому, последнему Грамли в самый краешек головы, так что Мари-Клер смогла вырваться, а другие парни только после этого стали стрелять в последнего. Ни один белый полицейский не стал бы так поступать, и никто не знает об этом лучше, чем Мемфис Добряк, это я вам точно говорю, да. Мне пришлось заработать мои шрамы, чтобы в этом убедиться.

– Ты, пожалуй, прав, – согласился Оуни.

Он хорошо знал, что в такой ситуации, в каком бы городе Америки ни происходило дело, полицейские просто стали бы стрелять и, не задумываясь, убили бы и преступника, и заложника, достигнув сразу двух целей: избежать любой опасности и заодно немного позабавиться.

Ковбой почему-то любит негров.

Интересно...

– Что ж, Мемфис, ты был мне очень полезен.

– Спасибо, са-ар, – сказал Мемфис Добряк.

– К сожалению, я не могу отвезти тебя домой.

– А?

– Да. Не нужно, чтобы меня видели вместе с тобой. Сам знаешь, приличия и все такое. Вон те люди, они позаботятся о тебе.

– Мистер Мэддокс, это же парни Грамли и...

– Тебе не о чем волноваться, старина. Ты под моей защитой.

Он улыбнулся. Дверь открылась, и водитель Оуни просунулся внутрь, положил мощную руку на плечо Мемфиса и без усилия вытолкнул его наружу.

Несколько молодых представителей клана Грамли сначала молча смотрели на Мемфиса, а потом начали медленно окружать его.

28

Среди многих вещей, которых коллеги не знали об Уолтере Ф. (в прошлом Коротышке, а теперь Френчи) Шорте, было следующее: он был обеспеченным человеком.

Не богатым, не миллионером, не плейбоем, не игроком в поло или кинопродюсером, но все же человеком, имевшим стабильный доход, который обеспечивал ему постоянный комфорт в жизни и позволял потворствовать своим слабостям. Этот доход образовывался из старых семейных вложений в канадскую древесину, американское фармацевтическое производство и железные дороги, а также из большой доли в капитале филадельфийской производственной компании, выпускавшей, помимо всего прочего, маленькие медные заклепки, которые использовались для фиксации дырочек в поясных ремнях американских солдат, разбивших войска «Оси» [39] в ходе недавней войны.

И потому, когда Френчи прибыл в Хот-Спрингс в своем джинсовом комбинезоне, поношенной рубашке хаки, помятой куртке и надвинутой на глаза фетровой шляпе и с пистолетом сорок пятого калибра в кобуре, висящей на ремне его пояса справа сзади, первое же, что он сделал, должно было удивить любого. Он отправился в свое тайное пристанище.

За ним был записан номер в отеле «Нью-Уэверли». Френчи проскользнул через вестибюль, стараясь не привлекать к себе внимания. В номере он принял душ, смыв с себя дорожную пыль, как следует вытерся полотенцем и лег вздремнуть до вечера. Проснувшись, он открыл платяной шкаф и выбрал себе хороший костюм от «Брукс бразерз» – светлый, как того требовал летний сезон, – пару легких кожаных туфель, голубую сорочку и галстук в красно-черную полоску. Завершив свой наряд ослепительно-белой панамой, он вышел и некоторое время гулял по городу – прекрасно одетый молодой человек спортивного вида, не имеющий ровным счетом ничего общего с мрачным участником отряда джейхокеров, терроризировавшего город в течение нескольких последних недель.