Атомный поезд - Корецкий Данил Аркадьевич (книги серии онлайн .TXT) 📗
Он опять плеснул по стаканам злую прозрачную жидкость.
На рассвете Кудасов неожиданно проснулся. Состав стоял в заснеженном поле, вдали, сквозь предутренний туман темнела кромка леса. В вагоне было холодно, он плотней закутался в одеяло. Сон прошёл. Александр смотрел в окно и думал о том, как сложится дальнейшая жизнь.
Можно, конечно, посидеть несколько лет под землёй, зарабатывая выслугу и льготы, только как приживётся в глухом лесу Оксана? И что она будет делать, пока он неделями несёт боевое дежурство? Интересно, правду говорил Еремеев или врал про ручной запуск? С одной стороны, зачем ему врать, с другой — пешек в большой игре не считают… А все россказни про разумность «изделия» — имеют ли они под собой какую-нибудь почву? Или это плод воспалённого воображения, стрессовых нагрузок и недостатка кислорода? Хотя сейчас все самые невероятные истории казались достаточно правдоподобными…
Вдали раздался пронзительный гудок приближающегося тепловоза. Значит, они пропускали встречный. Наверное, в этих бескрайних просторах поезда не часто встречаются друг с другом.
Послышался стук колёс, и по соседней колее на большой скорости прошёл пассажирский состав. Он был коротким. Аккуратные новенькие вагоны с наглухо закрытыми окнами быстрой чередой промелькнули мимо. Ни одного огонька, даже тусклый свет ночников не пробивается наружу. Зато лежащий на верхней полке Кудасов многократно отразился в пролетающих чёрных стёклах. Что-то ворохнулось в его душе, лёгкая тень тревоги пробежала по нервам. Кто едет в этом поезде, куда, зачем? Почему никто не мучается бессонницей, не размышляет о жизни и не выглядывает наружу? Почему ради нескольких вагонов задерживают длинный красноярский состав, а не наоборот? Нет ответов. Быстро промелькнул поезд-призрак и растворился в рассветной мгле.
В просторной, богато обставленной квартире Вениамина Сергеевича Фалькова переливчато прозвенел один из трёх телефонов. Это был его личный номер, жена и дети пользовались двумя другими. Поэтому трубку брал только хозяин, а в его отсутствие не отвечал никто. Но воскресным утром даже столь занятой человек находится, как правило, дома, в кругу семьи. В момент звонка семья завтракала: дородная Наталья Степановна в розовом простёганном халате, семнадцатилетняя дочь Галина и пятилетний Сергей.
Предусмотрительный Вениамин Сергеевич, чтобы не отвлекаться от еды, всегда клал трубку рядом с собой. Промокнув губы салфеткой, он дожевал очередную порцию яичницы с ветчиной и нажал кнопку соединения.
— Я вас слушаю, — барственный баритон звучал так же величественно, как и на службе.
— Ой, извините, пожалуйста, — раздался испуганный женский голос. — Это не кассы? Я уже третий раз неправильно соединяюсь. Наверное, что-то с линией. Ещё раз извините!
Звонили не генералу Фалькову. Звонили Прометею.
Гладкие учтивые обороты явно не соответствовали простецким интонациям звонившей. Наверняка читает по бумажке, которую передали через третьи руки: «Эй, тётя, хочешь за чепуху полтишок заработать?»
Послышались гудки отбоя.
Вениамин Сергеевич машинально посмотрел на часы: девять часов тридцать минут ровно. Это очень важно. Потому что числительное «третий» прибавлялось к текущему времени и означало время контакта — двенадцать тридцать. Вторым важным моментом являлось слово «кассы» — оно обозначало место встречи.
— Что с тобой, Веня? — тревожно спросила жена. — На тебе лица нет!
— Неприятности на работе, — ответил Вениамин Сергеевич, вставая. Есть больше не хотелось, напротив, к горлу подступала тошнота.
— Так мы не повезём Серёжу в зоопарк?
— Что?! При чём здесь зоопарк!
— Да нет, ни при чём, извини… Просто ты обещал мальчику ещё неделю назад отвести его в зоопарк и показать бегемота… Галина хотела поехать на целый день к подружкам…
— Нет, сегодня не получится. Я вызову машину, и ты съезди с ним сама. Можешь взять Галину.
— Ещё чего, — недовольно протянула дочка. — Буду я с малявкой по зоопаркам ходить!
Слово «зоопарк» резало слух и раздражало, Вениамин Сергеевич прошёл к себе в кабинет, закрыл дверь и, подойдя к огромному окну, прижался горящим лбом к холодному стеклу. С шестнадцатого этажа открывался прекрасный вид на старые кварталы Москвы, недавно отреставрированную церквушку, сталинскую высотку МИДа. Говорят, что при оценке квартир только за этот пейзаж сразу набавляют десять тысяч долларов. Мысль пришлась не к месту, доллары сейчас тоже вызывали только отвращение.
Но, несмотря на настроение и самочувствие, надо было делать дело. Прометей запер дверь на щеколду, надел тонкие резиновые перчатки, достал из ящика стола обычную на вид ручку, а из тумбы — пачку обычной на вид бумаги. Печатными буквами, старательно меняя манеру письма, выполнил нужный текст, который занял три четверти листа. Лишнюю часть он отрезал, а оставшуюся положил на подоконник.
Бумага действительно была обычной, а ручка — нет: через несколько минут текст бесследно исчез. Прометей, несколько раз перегнув вдоль и поперёк, сложил чистый листок до размеров почтовой марки, упаковал в целлофан и засунул в коробочку из-под фотоплёнки. Потом, позвонив в службу точного времени, проверил дорогой швейцарский хронограф, купленный как раз для подобных случаев. Пора было выходить, хотя делать этого ему никак не хотелось. С каким удовольствием он пошёл бы с сыном в зоопарк!
Полтора часа Прометей, проклиная судьбу, кружил по городу. Это был другой город, совсем не тот, в котором жил Фальков. Потому что Москва начальников и ответственных чиновников отличается от Москвы обычных людей так же, как сама Москва отличается от села Шпаковское Ставропольского края. Разве что Кремлёвский комплекс и мавзолей есть в любой Москве, а в Шпаковском и иных городах и весях их нет и никогда не будет.
Привыкнув к персональному автомобилю, к простору вокруг своей персоны, к уважительным услугам персонала — будь это услужливо распахнутая дверца «Волги», заботливо поданный чай, пунктуальное напоминание о запланированных делах, генерал тёрся в потной толпе, где его толкали, как какого-нибудь работягу с «Пролетарского молота», нещадно топтали ноги, без всякого почтения сжимали со всех сторон, бросали угрюмые взгляды и вполне могли обматерить.
Он катался в переполненном метро, переходя с одной станции на другую, заходил последним в вагон, а потом выходил первым и опять последним заходил, — словом, выполнял весь набор шпионских предосторожностей столь же простых, сколь и бесполезных, если к ним прибегает непрофессионал. Сердце вновь колотилось, как овечий хвост, опасаясь инфаркта, он проглотил две таблетки седуксена. Транквилизаторы в подобных случаях не рекомендовались, они затормаживают реакцию и туманят сознание, но лучше быть заторможенным, чем мёртвым.
В двенадцать двадцать он оказался у Белорусского вокзала, потея и едва волоча ноги, подошёл к зданию, где во времена всеобщего дефицита избранным продавали билеты в вагоны «СВ». Теперь здесь был продовольственный магазин. Седуксен не помог. Полумёртвый от страха, он купил нарезку салями, ещё раз осмотрелся, включил таймер-секундомер на своём хронографе и в двенадцать часов двадцать девять минут тридцать секунд вошёл в проходной подъезд соседнего дома. Здесь было темно, сыро и воняло мочой. Он вдруг тоже почувствовал острую потребность помочиться, но времени уже не было. С противоположной стороны хлопнула дверь и послышались неспешные уверенные шаги. Как загипнотизированный удавом кролик, он пошёл навстречу и начал спускаться по лестнице, а поднимался по ней высокий человек в пальто с поднятым воротником и в низко нахлобученной шапке. Когда они сблизились, Бицжеральд поднял голову, показывая лицо, улыбнулся и подмигнул. Дрожащая потная рука Прометея соприкоснулась с прохладной и твёрдой ладонью американца, коробочка из-под фотоплёнки перекочевала от одного к другому. Мгновение — и они разошлись. «Моменталка» — вот как называется эта встреча на профессиональном жаргоне. В отличие от контейнерной передачи её очень трудно задокументировать: ведь заранее неизвестно, где ставить технику. И взять контактеров с поличным нелегко, если только их не выследили — двоих сразу или каждого по отдельности…
