Закон-тайга - Ахроменко Владислав Игоревич (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Решил постричься, а заодно продегустировать одеколона и парикмахерш? — Посетил поселковую цирюльню.
И даже самое рискованное, казавшееся неосуществимым и фантастическим, с легкостью сбылось: наверняка во всей военной истории современного мира еще не бывало случая, чтобы сбежавшие с зоны пацаны захватили совершенно секретную технику.
И даже в совсекретном вертолете нашлись наркотики и спиртное!
Но эта нелепая катастрофа перечеркнула все: и сладкие грезы о безбедной жизни на каких-нибудь экзотических островах, и мечты о цветных наложницах и наложниках, о лимузинах и белых телефонах…
К тому же в кабине осталось все нажитое честным грабежом: автомат, патроны и — что самое жуткое — вещмешок, доверху набитый золотым песком.
Как это ни было печально, но ситуация возвращалась на круги своя: Чалый — главное действующее лицо побега, а Малина по-прежнему — "корова"…
Надо было смириться и идти дальше — другого выбора у Астафьева не было.
"Конечно же, этого фраерка можно и нужно опустить, — мелькнула в голове ссученного блатного весьма соблазнительная мысль, но другая мысль, куда более трезвая, остановила его от этого желания: — Конечно, можно, но ведь тогда Малина становится акробатом, а мне, пацану, акробата жрать будет западло…"
Уняв дрожь в руках, Астафьев щелкнул бритвой — лезвие мгновенно спряталось в рукоятке.
— Ладно, прощаю я тебя…
Казалось, Малина не верит в искренность великодушия подельника.
— Что?
— Прощаю, грю… — Иннокентий отвел взгляд, чтобы не смотреть на пляшущую нижнюю челюсть коровы. — Прощаю… Я сам виноват…
— Кеша!.. Родной!.. — Казалось, еще чуть-чуть — и благодарный Малинин рухнет перед ним на колени.
Подавив в себе огромное желание ткнуть эту падаль ногой, Кеша промолвил:
— Так, теперь сматываться надо… Шухера вон какого наделали!.. Не ровен час, ментов сюда нагонят, оцепление и — прочесывать начнут. Давай!..
Малина, бросая на Чалого полные страха взгляды, осторожно поднялся — голова москвича была вжата в плечи, будто бы он в любую минуту ожидал очередного удара.
— Пошли, пошли, — торопил его Астафьев, — быстрей, уходим…
И они пошли, все время ускоряя шаг. Темная тайга окружала их, дыша жутким холодом.
Чалый подумал, что теперь, после взрыва вертолета, наверняка не прошедшего незамеченным в поселке, военные и менты выведут усиленные караулы с собаками, а те возьмут их следы.
Теперь Иннокентий не шел, а, подгоняемый животным страхом, уже бежал — обледеневшие ветви хлестали лицо, ноги спотыкались о бурелом и корни деревьев: счет шел на секунды, за это время надо было как можно дальше уйти от горящего вертолета.
Сзади, тяжело дыша, трусил Малина — для него, незнающего тайгу городского жителя, потерять из виду поводыря было равносильно смерти.
Удивительное дело, но теперь в этот страшный, критический момент Астафьев был для Малинина и палачом и спасителем одновременно; москвич боялся его, как никого не боялся в своей жизни, но еще больше он боялся потерять Чалого из виду.
Позади что-то еще раз громыхнуло — наверное, в КА-0012-"Б" взорвались остатки боеприпасов, и Чалый инстинктивно зажмурился.
Вдруг послышался какой-то шорох — когда Иннокентий обернулся, то увидел: Малина, сидя на корточках, в багровом, на полнеба зареве тихонько скулил…
Не надо было быть кадровым офицером спецназа, чтобы понять причину ночного взрыва: сперва несильного, а затем — совершенно оглушительного.
— Ага, долетались: угробили вертолет. — Несмотря на явный драматизм ситуации, Каратаев заметно повеселел: безоружны, теперь ничто не могло угрожать поселку и его жителям.
Этот взрыв словно бы придал охотнику сил — свистнув Амуру, он устремился к месту катастрофы. В глубине души таежный зимовщик очень надеялся, что бандиты погибли при взрыве, оставалось только убедиться лично.
Михаил был там уже через полчаса, и взору его предстало жутковатое зрелище: поломанные обгоревшие деревья, вертолет, а точнее, то, что от него осталось: обуглившийся корпус, местами еще раскаленный докрасна, безжизненно повисшие лопасти, провалившаяся кабина, мертвые глазницы иллюминаторов с выбитыми стеклами…
От погибшей машины валил нестерпимый жар, и охотник отступил на несколько шагов назад. Да если бы кто-нибудь и остался в кабине — его уже ничто и никто не смог бы спасти.
Неожиданно Амур, тихонько заскулив, вильнул хвостом и поднял на хозяина голову: это заставило того насторожиться.
— Что, Амурушка?
От погибшего вертолета в глубь тайги вели человеческие следы.
Беглецов было двое — один, как сразу же определил таежный следопыт, был побольше, покрупней, он бежал впереди; другой — поменьше, трусил за ним.
"За ними", — не раздумывая, решил Михаил и, бросив прощальный взгляд на некогда грозную машину смерти и разрушения, двинулся по следам…
Ему не надо было объяснять, чьи это следы: ориентируясь по снегу, он мог детально рассказать не только о росте и весе беглецов, но даже об их теперешнем состоянии.
А уж тем более — просчитать в голове примерный план их дальнейших действий.
Следы петляли между деревьями, уходили в глубину леса — теперь Каратаев знал наверняка: час, два, может быть, три, и он обязательно настигнет мерзавцев.
Амур также вошел в азарт — внезапно он прижал уши и зарычал…
— Ты слышал? — дернулся Малина.
— Чего там?
— Собака.
Даже несмотря на почти полную темноту, москвич заметил, как побледнело лицо Чалого.
— Где?
— Да вот… Послушай…
И точно — где-то совсем рядом послышался собачий рык — негромкий, но отчетливый.
— Точно.
— Может быть, волки? — не оборачиваясь, предположил Малинин.
— Да нет, это не волки…
Только инстинкт самосохранения удержал Малину от того, чтобы не закричать, не забиться в истерике.
— Менты?
— Менты, наверное, — наконец-то взял себя в руки Астафьев.
— Прочесывают? — Рот москвича от испуга полураскрылся.
— Прочесывают, — успокоил его подельник. — Так, или ты сейчас бежишь изо всех сил, или я тебя тут бросаю… Понял? — Страшный шепот блатного пробирал Малинина так, что он, так и не закрывая рта, безропотно проследовал за Чалым.
Астафьев, местный житель, прекрасно знал, как правильно уходить от подобного преследования: остановившись, он вывернул карманы и, найдя там несколько раскрошенных «беломорин», аккуратно, чтобы не развеять по ветру драгоценный табак, насыпал крошку в глубокие следы — и в свои, и в Малинины.
Конечно же, можно было поступить куда проще: оставить Малину тут — пока менты занимались бы им, Чалый успел бы выкроить несколько драгоценных, спасительных минут, попытаться уйти еще дальше.
Можно было поступить и того проще: разойтись в разные стороны.
Но оставаться в дикой заснеженной тайге одному, без еды…
Нет, «коровой», в этих страшных условиях воистину священной, нельзя было жертвовать ни при каких условиях.
— Малина, давай, давай; — горячо шептал Чалый, — быстро, быстро…
Москвич и без понуканий бежал из последних сил — недавний рык ментовской собаки будто бы удесятерил его силы.
Меховой треух сбился на лоб, по которому катился грязный пот, зоновский клифт был расстегнут — беглец не обращал на это никакого внимания.
— Давай, давай…
Неожиданно в темноте послышалось близкое журчание воды, и у Чалого мелькнула спасительная мысль, как укрыться от преследования, тем более что теперь задача немного упростилась: урываться надо было не от собак с их чутким обонянием, а от ментов, обоняние которых большой остротой не отличалось.
— Так, давай сюда, — свистящим полушепотом приказал он Малине.
— А?..
— Да давай же… — Держа себя в руках из последних сил, скривился Чалый.
Он подтолкнул обезумевшего от страха москвича вперед — под небольшим обрывом протекал никогда не замерзавший ручей.
