Волчье племя - Поддубный Олег (книги полностью бесплатно .txt) 📗
— Слушаю и не верю своим ушам! , Судмедэксперт снисходительно улыбнулся.
— Если алкоголь возбуждает вирус, то слабый наркотик может руководить процессом его развития. При этом можно подчинить себе зараженного человека или животное, и они будут выполнять любые ваши команды.
Крюков непроизвольно присвистнул.
— Болезнь бешенства Куру неизлечима, и в нашем случае у всех погибших, которых мы успели исследовать, налицо все признаки этого страшного инфекционного заболевания. И вывод у меня только один, — подчеркнул Трофимов. — Мы имеем дело с умышленными убийствами, совершаемыми высокообразованным профессионалом, которого я, даже не видя, начинаю бояться.
— Да, действительно страшно, — согласился капитан. — Мне после всего, что вы здесь наговорили, не верится, что таким человеком может быть самый обычный ветеринар.
— Вот и я говорю: мало вероятно, что кто-то из местных жителей является таким человеком, — подхватил Трофимов. — Виновника этих бед надо искать далеко за пределами вашего поселка. Кстати, по проведенной экспертизе можно с уверенностью сказать, что он причастен к похищению алмазов на прииске Копины Чары.
— Я уже об этом догадался, — вздохнул капитан. — Большое вам спасибо за помощь!
* * *
И все же Шторму не удалось подавить бунт в лагере. Те, кому приходилось видеть бунт заключенных, знают, насколько он страшен. Вырвавшиеся из бараков заключенные травили красным жгучим перцем собак Топкого, которые были на привязи у прапорщиков-контролеров. Они каким-то образом добыли его в столовой и, набив им большие бумажные пакеты, бросали в пасти нападавших на них свирепых собак, те с визгом кидались в сугробы и терлись мордами о снег. Здесь их заставала смерть: зеки, вооруженные заточенными прутами и ножами, в клочья кромсали ненавистных им псов. После собак их ярость обратилась против лагерных служителей.
Самыми безжалостными из заключенных были недавно зараженные туберкулезом. Офицеров, прапорщиков и старшин отрядов они ловили и, раздев догола, привязывали к железным прутьям решеток локальных зон. В гневе они не могли дать им замерзнуть и умереть медленной смертью, как это часто делалось, и заточенными шестигранными прутьями превращали их в решето. Некоторых из офицеров и «баландеров», работавших в столовой, они ловили и, прежде чем убить, сплевывали свою слюну им в рот, чтобы заразить той же болезнью, какой были заражены ими. В число таких офицеров попал и сам Шторм, неосторожно вбежавший на территорию колонии без вооруженной охраны. Поймав его, зеки, как и других, раздели догола и, оплевав с головы до ног, пригвоздили к земле десятком заточенных прутов.
* * *
Тоцкий понимал: из-за бунта заключенных прибудет комиссия из министерства и самым тщательным образом расследует все происшедшее в лагере, поселке и на прииске. Выход один — бежать! Он не стал долго размышлять, куда ему податься. В тайге ветеринар знал все охотничьи стоянки, и, выбрав одну из них где-нибудь в самой глуши, он мог перезимовать там. Отличный охотник, голода он не боялся.
Жена знала не хуже его все таежные стоянки и была осведомлена о них даже лучше самых заядлых охотников, обитавших в поселке. Посвятить ее в свои секреты он не мог: она была чрезвычайно честным человеком и могла заявить в милицию сразу после его разоблачения.
К тому же Тоцкий побаивался, что она уже начинает о многом догадываться, а если случится, что следователь начнет задавать ей вопросы, то ее догадки быстро перерастут в уверенность, и тогда она, не задумываясь, покажет все места, где он решит отсидеться до весны.
Наскоро предупредив жену (но и ей не сказав, на какую стоянку направится), Тоцкий двинулся в питомник. Он выпустил из вольер почти всех собак и запряг их в упряжки, затем, вскрыв в мастерской полы, перетаскал контейнеры с алмазами в сани и вывез в тайгу, даже не потрудившись закрыть за собой двери питомника. В лесу он спрятал контейнеры в снегу.
Освободив собак из упряжек, он разогнал их.
Оставить в питомнике он их не мог, зная, что кинологи и врачи-рабиологи, проведя экспертизу, будут вынуждены их усыпить. Он не мог взять их с собой, потому что в тайге не смог бы прокормить всех, и поэтому распустил, чтобы не видеть их медленной, изнуряющей смерти.
* * *
Светлов бежал до тех пор, пока не выдохся.
Тогда он упал в снег и долго лежал. Если бы его в этот момент настигли волки, он не смог бы оказать им никакого сопротивления. Но постепенно он стал приходить в себя. Морозный ветер выдувал одежду, и жар, охвативший его во время бега, сменился сильным ознобом. Поднявшись на ноги, он осмотрелся и увидел, что его следы почти заметены снегом. Побоявшись по ним возвращаться назад, он побрел куда глаза глядят.
Сначала Светлов радовался тому, что смог избавиться не только от бандитов, но и от напавших на них диких зверей, однако вскоре радость сменилась страхом. К тому же стал одолевать голод. Хватая на ходу рукавицей снег и кидая его в рот, он продолжал двигаться вперед. К вечеру мороз усилился. В сгущающихся над тайгой сумерках ветер разнес протяжный вой, и страх на мгновение заставил Светлова забыть о голоде. Ему показалось, что дикие звери продолжают его преследовать. Через пару часов мучительной ходьбы по глубоким сугробам он понял, что волчий вой раздается с разных сторон и что его никто не преследует. Но он сам случайно может выйти на волков.
— Необходимо где-то переждать ночь, — пробормотал он себе под нос и, оглядевшись, увидел, что забрел на окраину кедровой чащи.
Волки редко посещают те места, где лес превращается в непроходимые заросли, — Светлов часто слышал об этом от сослуживцев, которым доводилось до армии охотиться. Серые хозяева тайги предпочитают открытые места, но принять меры предосторожности не помешает.
Неподалеку он увидел полуповаленный кедр, зацепившийся раскидистыми ветвями за другие деревья. Светлов забрался на его могучий ствол и стал карабкаться к его верхушке, где ветви были особенно густыми и могли защитить его от снега и пронизывающего ветра.
Сделал он это вовремя: сразу же после того, как он взобрался на кедр, из-за густого кустарника показались волки. Были ли это его преследователи или какие другие волки, парень разобрать не смог, да ему было и не до этого. Он так окоченел, что его трясло. На свое счастье, добравшись до середины ствола, он увидел огромное дупло Светлов быстро забрался в спасительное отверстие, где ветер не мог достать его, а попавший туда снег послужил мягкой периной.
Расположившись поудобнее, он начал разжимать пальцы на руках и ногах и по возможности двигать всеми частями тела. Вскоре удалось немного согреться, голод притупился, и усталость заставила его сомкнуть веки.
Проснулся он, когда уже было совсем светло. Справа от него сидело что-то мохнатое, и он попытался вскочить, но не смог даже дернуться. Шея была словно парализована, и только путем неимоверных усилий ему удалось повернуть голову набок. Мохнатым чудовищем оказалась черно-бурая белка: распушив свой роскошный хвост с белыми ворсинками на конце каждого волоска, она укуталась в него на манер изысканной леди. Ее черные глаза-бусинки с любопытством разглядывали человека.
Парень не удержался и слабо улыбнулся ей.
Сделав еще одно усилие, он попытался встать, и она, подняв густой туман снежной пыли, молниеносно скрылась с глаз Чтобы полностью овладеть своим телом, Светлову понадобилось около часа. Удивительно, но он совершенно не чувствовал голода.
Выбравшись из дупла, он осмотрелся и увидел, что волков под деревом нет, все следы заметены снегом, а вокруг тайга. У него защемило сердце, но на этот раз он решил идти не куда глаза глядят, а сначала сориентироваться. Снег продолжал валить, но разглядеть светлую часть облаков, где находилось солнце, не составило труда, и он решил двигаться на север.
Спустившись с дерева, Светлов продолжил свой путь И тут голод, притихший во время сна, при ходьбе возобновился, и, чтобы хоть как-то его заглушить, он вместе со снегом стал есть тонкие нежные колючки лиственницы, попадавшейся ему на пути. На вкус они были приятно кислыми. Постепенно голод стал стихать, и это снова взбодрило заблудившегося парня. Однако через полчаса он был вынужден остановиться из-за острых резей в животе. Такую пищу желудок не принимал, и его вырвало.
