Спасатель. Жди меня, и я вернусь - Воронин Андрей Николаевич (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Травка как раз начала, что называется, «забирать», когда лопнула злосчастная растяжка. Тонкий металлический трос с точностью, достойной лучшего применения, хлестнул сидевшего на корме бойца по шее, вскрыв сонную артерию и разрубив гортань так же легко и непринужденно, как если бы это был не трос, а остро отточенная сабля, находящаяся в руке признанного мастера по части рубки лозы: вжик!
Курильщик травки кувыркнулся за борт. Падать было невысоко, но к тому моменту, когда висевший на его спине армейский рюкзак погрузился в бурлящую пену кильватерной струи, бедняга был уже мертв. Тело темной бесформенной массой раз или два мелькнуло в прозрачной, зеленовато-желтой, как бутылочное стекло, пене и ушло под воду, увлекаемое на дно весом оружия и амуниции. Только мастерски забитый косяк, беспорядочно подпрыгивая на волнах, ныряя и снова выныривая, остался на поверхности, взяв курс в открытое море.
Стоявший в метре от погибшего боец слышал щелчок лопнувшей растяжки и всплеск за кормой. Но за кормой и так шумело и плескало непрерывно, под низкими сводами, многократно усиливая и дробя звук, заполошно металось гулкое эхо. Обернувшись, боец не увидел соседа, но не придал этому значения, решив, что тот просто перешел в другое, не такое опасное место. Словом, хоть «Яблочко» на траулере в данный момент никто не исполнял, потери бойца отряд не заметил – по крайней мере, пока.
На выходе из грота траулер снова погасил прожекторы и начал пересекать бухту, ориентируясь по коротким вспышкам фонаря на корме идущей впереди резиновой лодки. Вскоре оттуда световой морзянкой подали условный сигнал. Моторист заглушил машину, палубный матрос снял стопор якорной лебедки, и чугунная цепь с дробным рокотом поползла вниз сквозь пустую железную глазницу клюза.
Две резиновые десантные шлюпки разом приняли на борт по пять человек каждая. Они могли взять и больше, но торопиться было некуда: небо над восточным краем горизонта только-только начало наливаться предрассветной жемчужной серостью, а дело уже было сделано, по крайней мере, наполовину. Во всяком случае, командовавший высадкой Шар считал, что это так; еще он думал, что для такой уверенности у него есть все основания.
Природа в лице папы с мамой наделила Шара живым умом и практической сметкой; жизнь научила бить первым, и бить желательно наповал. Хорошо зная ему цену, начальство не давало майору Соломатину выйти за пределы своей весовой категории, где его в два счета стерли бы в порошок, а скорее всего, просто запутали бы, обхитрили, как несмышленого малыша, загнали в угол и перевербовали. Он был исполнитель – дисциплинированный, грамотный, решительный, инициативный и жестокий, но, увы, бесперспективный. Именно поэтому ему еще ни разу не дали испытать себя в настоящей, большой игре, и именно поэтому Александр Соломатин по кличке Шар считал себя если не вторым человеком на земле после Господа Бога, то уж никак не левофланговым в последней шеренге. Короче говоря, Шар мнил себя большой величиной – ну, так примерно, как мнит себя центром Вселенной и вершителем людских судеб жирный переросток, сумевший подмять под себя сверстников в захолустном детдоме. Длится это, как правило, ровно до тех пор, пока не найдется шустрый байстрюк, у которого хватит смелости хорошенько врезать вершителю судеб по яйцам. Или, максимум, до выпуска из детдома в большой мир, где недоумку с замашками владыки всего сущего будет непрерывно перепадать и по упомянутому месту, и вообще по чему попало.
Как хороший исполнитель, Шар пользовался некоторым доверием начальства и знал об этой операции чуточку больше, чем остальные ее участники, за исключением разве что Кувалды. Но Кувалда был не в счет. Шар привык воспринимать его как свою третью руку – самую мускулистую, самую тяжелую, с неуязвимо толстой, покрытой трудовыми мозолями шкурой. Эта дополнительная конечность была специально приставлена к его телу, чтобы ломать челюсти недругам и таскать из огня разные вкусности – по возможности не каштаны все-таки, а шашлык из молодого барашка под хорошую, качественную выпивку марки «экстра олд». А кто, находясь в трезвом уме, станет советоваться с собственной рукой?
Стоя на капитанском мостике траулера, Шар опять мысленно играл с идеей, которая впервые пришла ему в голову еще зимой, когда они с Кувалдой замочили эту старую суку Герду в лесочке под пансионатом «Старый бор». Тогда это была просто шаловливая мыслишка, тихий шепоток присевшего перекурить на левом плече шкодливого беса: сколько можно оставаться мальчиком на побегушках, чем ты хуже этих козлов? Заграбастали себе все, что только есть на свете, и все-то им мало! А не пора ли начать делиться, господа?
Сейчас, когда до цели осталось всего ничего, эта мыслишка перестала выскальзывать из рук, как только что выловленный молодой щуренок, и, как репейник, вцепилась в мозг тончайшими, с острыми крючками на конце колючками. Этой метаморфозе немало способствовали фантастические размеры маячащего впереди куша. Как добросовестный исполнитель, Шар прочел статейку этого писаки Липского и знал, что речь идет о, самое меньшее, вагоне золота. Пусть почтово-багажном, пусть даже не доверху заполненном, но ведь это, товарищи, даже не фура, хотя бы и с прицепом, а – вагон!!!
И, заметьте, не гнилой картошки. Так какого черта?! Люди ставили на карту все и при меньшем выигрыше. Там, на горе, не больше десяти человек с минимумом продовольствия и боеприпасов. О военной части операции можно не беспокоиться, тут все продумано и решено заранее. А вот в конце, когда главная пальба кончится, Саня Соломатин сыграет по-своему, после чего навсегда перестанет быть для кого бы то ни было Саней, не говоря уже о каком-то там Шаре.
Вагон золота или перспектива к выходу в отставку дослужиться до подполковника – как вам такой выбор, друзья? Что скажете, товарищи офицеры? А?.. Кто это там квакнул про долг и офицерскую честь? Вывести из строя и расстрелять к чертовой матери, идиотам не место даже в российской армии! Да, их тут много, но кто вам сказал, что это хорошо? К стенке, к стенке… Кто еще имеет возражения? Никто? Отлично. Просто превосходно! Так и запишем: принято единогласно.
В свои без малого сорок лет, многое повидав и перебив кучу народу, Шар наконец почувствовал себя самостоятельным, состоявшимся человеком, который в рамках спланированной кем-то другим операции задумал и уже почти осуществил другую, свою собственную – разумеется, блестящую. Слово «предательство» так ни разу и не пришло ему на ум, не говоря уже о его не столь литературных, благозвучных синонимах, самым мягким из которых является «крысятничество». Золото – мистический металл, не раз круживший и более умные головы, чем та, что крепилась в верхней части крепко сбитого, коренастого тела майора Соломатина.
Он сошел в шлюпку последним, прямо как капитан с тонущего судна. Эта ассоциация тоже не пришла ему на ум: Шар отлично знал, что морской волк нынче пошел уже не тот, что в семнадцатом веке. Капитан корабля сегодня суть не что иное, как чиновник при хлебном месте; честь на заре третьего тысячелетия не в чести, и лучший пример тому – обкуренный в хлам, нанюхавшийся кокса итальяшка, который ухитрился загнать круизный суперлайнер на скалы в такой луже, как Средиземное море, и первым занял место в спасательной шлюпке, причем не один, а в компании дорогостоящих шлюх, которые и послужили главной помехой судоходству. Шар давно не питал старомодных иллюзий и последним спустился по трапу по той простой причине, что пережидать вполне возможный пулеметный обстрел с берега спокойнее все-таки под прикрытием стальных бортов траулера, чем на утлой комбинации детского надувного резинового круга с парой двухтактных моторов японского производства.
Лодки без приключений достигли берега. Высадившийся во главе снявшей часовых передовой группы Кувалда доложил, что все в полном порядке, и Шар махнул рукой, подавая сигнал к началу движения. Траулер затарахтел движком, с присущей водоплавающей технике медлительностью развернулся посреди лагуны и почапал к устью Канонирского грота, торопясь до начала прилива выйти в море.
