Скованные намертво - Рясной Илья (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
— Убьете урода, — отозвал их Аверин и поднял размазавшего кровавые сопли бритозатылочного крепыша. — Ты убил опера?
— Нет. Я ничего не знаю.
— Добивайте, — кивнул Долгушин. — Пленных не берем, урод.
— Это Слоняра. И Тюфяк. Я только в машину подсаживался! Чтобы мент не дергался. А потом они уехали. А мы с Натахой остались. Мы не думали, что они его убьют. Они только поговорить с ним хотели — что он против нас имеет.
— Кто водителя «Ниссана» грохнул? Ну?
— Тюфяк. Слон. Я ни при чем, — Бульбаша била мелкая дрожь.
— Пиши объяснение.
— Здесь?
— Не отходя от места.
— А?
— Непонятно, прыщ? Где твои кореша?
— Тюфяк в Москве. У него девка там. Людмила — манекенщица. У метро «Щелковская» живет.
— Адрес?
— Не знаю. Дом следующий от метро за баром «Саяны». Она манекенщица.
— Опиши ее. Боба описал.
— Ладно. А Слоняра?
— О нем не знаю.
Была уже середина ночи.
— Ну? — обернулся Аверин к Долгушину.
— Поедем туда, — произнес он.
— Как ее найдешь? Манекенщица?
— Все манекенщицы на проверку оказываются проститутками. В шесть утра они подъехали к отделу милиции, который обслуживал территории у метро «Щелковская».
— Чей участок? — осведомился Долгушин у дежурного.
— Лейтенанта Мартынова.
— Сюда его.
— Время-то?
— Вам непонятно? — внимательно посмотрел на майора Аверин.
Через полчаса невыспавшийся участковый прибыл на место.
— Ваш дом? — спросил Аверин.
— Да.
— Наталья. То ли манекенщица. То ли проститутка, — Долгушин описал внешность.
— Скорее второе, — сказал участковый. — Больше на проститутку тянет.
Он покопался в бумагах.
— Во, квартира восемнадцать.
— Туда, — велел Долгушин оперативникам. — Присмотритесь. Ждите указаний по рации.
Через пятнадцать минут старший группы сообщил по рации: «Квартиру нашли. Но там глухо». Аверин посмотрел на часы, кивнул:
— А, попробуем, — и набрал номер телефона, который дал участковый.
Ответил мужской грубый голос:
— Але.
— Мне Наташу.
— Нет ее.
— А где?
— Уехала. Еще вопросы?
— Нет.
— Тогда пока, мужик. И не буди меня больше. А то уши оборву.
— Не буду, — Аверин повесил трубку. — Там он. Поехали. Они вышли из машины, не доезжая до дома, во дворе встретились со старшим группы и поднялись на этаж.
— Вот дверь, — указал оперативник.
— Не выбьешь, — покачал собровец головой. — Придется через пятый этаж штурмовать. Сам вряд ли откроет. У него может быть оружие.
Аверин приблизился к двери. Прислушался. За дверью было тихо.
Неожиданно послышался лязг щеколды, дверь открылась, на пороге показался двухметровый «бык» с мусорным ведром. Глаза мутноватые, как у всех наркоманов.
Аверин рванулся навстречу и с ходу впечатал ему кулак в лоб.
Тюфяк хрюкнул и начал сползать по стенке вниз, Аверин помог ему, подсечкой сшиб с ног, зарыл мордой в ковер и с кряканьем опустил локоть на спину. Там что-то хрустнуло. Наручники щелкнули.
— Как живешь, Тюфяк? — прошептал он. Тот застонал, приходя в себя.
— Вы что, ох…ли?
Подошедший собровец двинул ему ботинком промеж ребер.
— Выбирай слова, сопля.
Пригласили понятых. Через несколько минут Долгушин воскликнул:
— Нашли, — он двумя пальцами вытащил «ПМ», посмотрел на номер, и глаза холодным бешенством налились. — Лехин пистолет… Откуда, браток? — нагнулся над Тюфяком.
— Не знаю. Наташкин, — даже сквозь боль нагло усмехнулся Тюфяк.
— Я верю, — кивнул Долгушин.
После обыска Тюфяка усадили в белую «Ауди», принадлежавшую Московскому СОБРу. Машина тронулась. По обе стороны задержанного сидели Аверин и Долгушин.
— Как милиционера убили? — спросил Долгушин.
— Никакого мента я не грохал. Понятно? Чего вы мне шьете, я не понимаю. Понятно? И вы за все ответите. Понятно, да, менты?
— Понятно, — кивнул Долгушин. — Что же, больше вопросов не имею.
В салоне царило гробовое молчание. Машина выехала за кольцевую дорогу.
— Домой везете? Обыскивать? — не выдержал Тюфяк, ерзая на сиденье.
— Нет, обыск уже сделан, — сказал Долгушин. — Зачем тебя обыскивать? Мы все, что хотели, нашли. Машина свернула на боковую дорогу.
— Коля, здесь направо, — сказал Долгушин собровцу, сидевшему за рулем.
"Ауди» съехала с обочины. Место было глухое. Снега навалило по колено. В одном месте ясно отпечатались волчьи следы.
— Пошли, — сказал Долгушин, распахивая дверь,
— Куда? — Тюфяк поежился от холода.
— Приехали, — Долгушин обернулся к собровцу за рулем. Прихвати лопату. В багажнике.
— Буде сделано.
— Э, не пойду.
— А кто же тебя спросит? — сказал Долгушин и ударом выбил Тюфяка из салона. Тот упал на колени, прикрыв голову рукой.
— Бить не буду, — успокоил его Долгушин и поднял за шиворот на ноги.
Вся компания прошла в лес. Долгушин отщелкнул наручники. Вручил Тюфяку лопату. Отошел на три шага в сторону, ткнул пистолетом «ТТ», вытащив его из наплечной сумки:
— Копай.
— Что копай? — недоумевающе спросил Тюфяк.
— Могилу.
— Э, вы что?
— Лучше сам копай. Еще полчасика поживешь. И сдохнешь без мучений.
— Вы охерели?.. — он отбросил лопату. — Так не бывает… Менты так не поступают.
— Теперь поступают, Тюфяк. Это война. Не мы ее начали. А где это на войне ты видел адвокатов?
Глаза Тюфяка встретились с глазами Долгушина. Он увидел в них нечто такое, от чего его ноги подкосились. Он уселся на снег.
— Все побоку, — продолжил Долгушин. — Не будет тебе правосудия. А будет суд Линча. Этот «ТТ» я кину в твою могилу. Он неучтенный. И рапорт начальству — Тюфяк сбежал по дороге. Все, нет человека.
Тюфяк замер. Потом, не замечая холода, закачался в снегу из стороны в сторону, обхватив плечи руками. Долгушин ударил его легонько носком ботинка в спину.
— Я все расскажу! — воскликнул Тюфяк. — Это не я. Слоняра предложил.
— Ну…
— Мы мента не сильно пытали. Так, подпалили немножко.
— Зачем?
— Он на нас информацию скопил. Мы думали, у нас его стукач работает. Мы хотели, чтобы он нам стукача назвал… Мы не хотели убивать… Почему он заупрямился? Почему? Сказал бы — и жив остался. А так… Тоже мне, партизан.
Долгушин прищурил глаза, скривился, будто от боли, передернул плечами и поднял пистолет. Палец пополз на спусковом крючке.
— Э, охерели? Вы охерели?!
Аверин положил руку на плечо Долгушина.
— Не надо.
Долгушин опустил пистолет.
— В машине напишешь собственноручно, как все было. Подробненько. Пока не напишешь — не уедем.
— Напишу.
— Живи…
Тюфяк строчил признательные показания, руки его ходили ходуном, на бумагу капали сопли и слезы. Он испортил уже два листа.
— Ты готов был его убить, — сказал Аверин. — По-настоящему.
— И убил бы, — кивнул Долгушин. — Леха — у него трое детей. Отличные дети. Мальчонка и две дочки. Старшей — одиннадцать лет… Он же был простой русский мужик. Честный до безумия. За ним — как за каменной стеной. Таких мало. И таких розыскников — раз-два и обчелся. Собирался на пенсию уходить — двадцать лет в прошлом году уже вышло. Знаешь, я его уломал остаться. Сказал ему: «Леха, так надо. Ты мне нужен. Ты нужен всем». А для него это было святое — долг. И вот…
Слоняру нашли через два дня. Через некоторое время убийцы очухались и начали писать заявления о том, как из них выбивали показания. Дело грозило затянуться. Но на свою беду они показали место, куда закопали труп старшего оперуполномоченного по особо важным делам РУОПа Москвы Алексея Денисенко.
Аверин продолжал просматривать документы, поступающие на лиц, фигурировавших в черном списке Лехи Ледокола. Басмач, Паленый, Калач, Коля Американец. Что их роднило? Во-первых, более мерзких и отъявленных подонков трудно себе представить. На всех, с кем они общались, они нагоняли страх. Они перешагнули через все человеческие и божеские законы. Возраст их разнился лет на пять-семь, но все они были чуть старше Ледокола.