Автономный рейд - Таманцев Андрей "Виктор Левашов" (читать книги бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗

Генерал Голубков несколько раз проверился на предмет хвоста, пока ехал в Затопино к Пастухову. Вроде бы и не было прямых причин для этих предосторожностей, а все же так спокойнее. Последнее время вокруг УПСМ все явственнее намечался тот чиновничий вакуум, который в бюрократических системах лучше и раньше всего прочего сигнализирует о монаршей немилости.

Чиновники гипертрофированных госаппаратов вследствие естественного отбора — иные в такой системе не выживают — по легкому дуновению, по взмаху начальственных ресниц чувствуют приближение грозы. И умеют угадывать, в кого ударит молния.

Бывая в кабинетах смежников и иных, совершенно открытых структур, Голубков ощущал, что не только над УПСМ как службой, но и над ним самим сгущаются тучи. Это было тем более странно, что дела шли на удивление хорошо, а результаты говорили сами за себя. Только нейтрализация опаснейших террористов, готовивших захват Северной АЭС, и пресечение утечки сверхсекретных технологий к афганским талибам более чем оправдывали существование УПСМ. Впрочем, можно допустить, что это-то и таило опасность.

Российская госмашина уже давно, с войны, не работала на результат. Высшие эшелоны власти совершенно не зависели от плодов своих усилий. Школьные учителя могли загибаться в нищете, медики могли голодать в знак протеста, но в зимних садах президента мило пели птички, а иностранные рабочие тщательно покрывали позолотой Кремль. Народ при этом услужливо голосовал за тех, кому на него было плевать.

Происходило это в силу всеобщей сознательности. Поскольку все знали, что выборы стоят больших денег и нельзя их срывать, строка «против всех» в бюллетенях популярностью не пользовалась. А согласившись выбирать из всех зол наименьшее, как ни крути, выбираешь все-таки именно зло...

В сущности, рулевые госмашины не столько исполняли свои многотрудные обязанности, сколько ревностно следили за тем, чтобы никто не покушался на их место в окружении Самого. И в этой системе любой человек, любая структура, которая привлекала к себе внимание четкостью работы, вызывала у других страх за свои места. Голубков это знал. Его с детства смущала концовка сказки Андерсена о голом короле. Все там вроде бы просто и понятно, кроме одного маленького нюанса. Буквально маленького. Совершенно не сказано о дальнейшей судьбе того мальца, который объявил, что король гол. И сейчас Голубков, думая о сгущающихся неприятностях, полагал, что дело все в том, что УПСМ, в котором он отвечал за оперработу, выставило кого-то в голом виде, вот только никак не мог высчитать, когда и кого именно. Вернее, кто обиделся сильнее других? Успехи УПСМ высветили огрехи массы других служб и ведомств. Какое из ведомств решило отомстить, определить было непросто.

Когда генерал Голубков прибыл в Затопино, вся команда Пастухова была уже в сборе. Сидели у Пастуха за столом, и сероглазый хозяин дома устало объяснял темно-русому Артисту, ехидно поблескивающему своими еврейскими глазами, что если он закроет ставшую по зиме убыточной столярку, то затопинским мужикам просто нечем будет заработать себе на жизнь.

— Но они ж и так не зарабатывают, — недоумевал Семен Злотников, который после всех своих театральных мытарств лучше всего научился играть одну роль — роль Артиста. Причем не того, который в театре, а того, который артист спецназа. — Они просто потихоньку ковыряются, ожидая твоей подачки, и таким образом растаскивают то, что ты получил за спецоперации. Рискуя, между прочим, жизнью. И не только своей.

— Ну так тоже нельзя, — степенно вступился за командира Дмитрий Хохлов, такой могучий и плечистый, что только страсть к белым костюмам помогала ему не выглядеть слишком громоздким. Страсть эту он принес из морской пехоты, благодаря службе в которой и заслужил прозвище Боцман.

— Как нельзя, хозяйственный ты наш? — копируя Гафта, спросил Артист.

— А вот так: «растаскивают», — вздохнул Боцман. — Они мужики отличные.

Пить вон у Сережи все бросили. — А то, что не привыкли еще сами крутиться, предпочитают ждать, когда добрый дядя чего-нибудь подкинет, так это оттого, что они еще советские люди. Им время нужно, чтобы отвыкнуть...

— Согласен! — Семен Злотников для пущей убедительности прижал к груди мозолистые ладони, ребрами которых проламывал двухдюймовые доски. Он, как многие служители муз, обожал внешние эффекты. — Согласен стопроцентно!

Вопрос только в том, какое им для этого нужно время. Время, когда из-за лени и воровства они бедствуют, или время, когда они сыты благодаря нашему другу меценату? А?

— Не любишь ты, Артист, пролетариат, то бишь трудовое крестьянство, — обвинил Боцман, и Артист умолк в удивлении. Он пытался сообразить: это Боцман от себя сказал насчет пролетариата или процитировал Швондера из «Собачьего сердца»? Так и не решив этой загадки. Артист схитрил, обратившись к Ивану Перегудову:

— Док, скажи ты ему. Как по психологии: можно любить пролетариат или это извращение?

Перегудов был самым «старым» в группе, возраст его приближался к сороковнику, и запальчивость в спорах была давно ему неведома, равно как и безоглядный азарт в рукопашной. Зато в главном он брал верх другим: уверенностью, выносливостью и профессиональными навыками. Одно слово — военно-полевой хирург, попавший в спецназ. Правда, в последние годы, занимаясь реабилитацией инвалидов, прошедших горячие точки, он действительно специализировался на психологии. Может, еще и поэтому знал: лучший способ победить в споре — это не спорить. Вот Перегудов и ответил Артисту, кивая на входящего Голубкова:

— Если что-то мне и кажется извращением, так это не вставать, когда входит старший по званию.

— Вольно! — пошутил в ответ Голубков. — Я к вам на поклон, так что о званиях лучше не будем.

— Да? Докладай тогда, сынку, — заерничал Артист. — Хто тама в Кремле чиво непотребное опять отчебучил?

— Если в я знал хто? — вздохнул Голубков. — Сережа вам рассказывал о последних событиях?

— Нет, — сказал Пастухов. — Я просто объяснил, что надо встретиться. У нас тут тоже, оказывается, начались непонятки. Вы давайте о своих, а потом мы их с нашими состыкуем.