Саранча - Латынина Юлия Леонидовна (бесплатные книги полный формат txt) 📗
Гаибов резко повернул голову и что-то сказал Нестеренко, наверное, — что это место депутата Нетушкина, а московский бандит блеснул белозубой улыбкой и проговорил несколько слов. Нетрудно и догадаться, что он ответил…
Обсуждение вышло в точности таким, как Жечков и предполагал На трибуну одна за другой вылезали раскормленные хари и лаялись на каждую строчку. Голова тупо гудела, в теле было странное ощущение легкости. С губернатором случалось такое: бывший интеллигент, он по натуре был интровертом и немного неврастеником, передозировка общения была ему противопоказана, и иногда, когда на него давили со всех сторон и требовали: «Давай, давай!» — дело кончалось нервным срывом. Тогда Жечков хамил людям, выслушивал глупые разговоры без улыбки (а это очень важно — даже глупый разговор выслушать внимательно и не закрывать задницей дверь), и каждое слово, произнесенное неприятным губернатору человеком, превращалось в напильник, которым проводили по его истерзанным, обожженным нервам.
Жечков знал, что это значит: что, скорее всего, он подхватил гулявший по городу грипп и сейчас медленно, но верно заболевает. Ему бы надо было лежать в постели с интересной книжкой (Жечков до сих пор любил читать), а не выслушивать пустой и жадный треп. Наконец два часа кончились. В заседании был объявлен перерыв. Депутаты табунком пошли к выходу. К Жечкову наклонился начальник охраны.
— Шеф, тут такое дело… Жена ваша звонила, просила передать, что…
— Виктор Гордеич?
Жечков поднял голову. Перед ним, небрежно сунув руки в карманы светло-серых брюк, стоял Валерий Нестеренко
— Виктор Гордеич, пока перерыв, я хотел бы с вами переговорить…
Бандит не докончил фразы. Жечкова подбросило, как «Ниву» на взгорке.
— А вас кто сюда пустил? — заорал губернатор. — Здесь зал заседаний! Здесь администрация! Да как ты посмел! Григорий!
От губернаторского крика люди замирали и оборачивались. Ошеломленно переглянулись Колун и Гаибов. Директор АО «Автодор» вылупил глаза. Журналисты схватились за магнитофоны, смотавшее было удочки телевидение спешно расчехляло «бетакам». Начальник областного УВД, в числе заинтересованных лиц присутствовавший на обсуждении бюджета, тут же просунулся сбоку.
— Григорий! Ты мне объясни, как дураку, если человек на глазах у всех убивает милиционера, то какого черта он делает здесь? Вы что, совсем совесть потеряли?
— Виктор Гордеич, — спокойно сказал Молодарчук, — для ареста Нестеренко пока нет достаточных оснований.
— Нет оснований?… твою мать! В центре города мочат людей, а у тебя нет оснований?! Да я… да ты…
Начальник охраны Жечкова вовремя сообразил, что происходит что-то немыслимое: грязный, гадкий, оглушительный скандал. Подоспевшая охрана вежливо, но твердо теснила Нестеренко и Молодарчука от губернатора. Тут же подхватившийся референт что-то шептал на ухо Жечкову и едва ли не тянул его за рукав.
— А? Что?
Жечков оглушительно хлопнул дверью и исчез. Нестеренко стоял неподвижный и совершенно бледный. Включенная камера ловила его оцепеневшее лицо с белыми крупными зубами. Молодарчук повернулся к московскому гостю.
— И какого… ты сюда приперся, а?
Подскочивший журналист гкнул под нос Валерию включенный микрофон:
— Валерий Иванович! — (В лицо его местная пресса уже узнавала, а вот с отчеством явно путалась.) — Как вы прокомментируете высказывание губернатора?
Валерий пожал плечами, отвернулся от камеры и вышел в коридор. Колунова уже нигде не было видно. Метрах в трех, около дремлющего охранника, на подоконнике сидел Фархад Гаибов, замдиректора комбината «Заря». Неплохо сшитый костюм как-то удивительно неловко топорщился на мешковатом управленце, глаза за стеклами толстых очков глядели на Валерия немного иронично и с сочувствием. Гаибов беседовал с каким-то одутловатым чиновником, но при виде Валерия немедленно взмахнул рукой.
— Поздравляю, — сказал Гаибов, — с Батькой такое нечасто бывает. Он, наверное, с женой сегодня поругался…
— Я бы на вашем месте уехал из города, — промолвил одутловатый чиновник.
— Не могу, — сказал Валерий, — подписка о невыезде. Кстати, Фархад Гафурович, ты бы не хотел отобедать?
— Нет, — сказал Гаибов, — не хотел бы. А поговорить можно. Даже нужно.
Кабинет депутата Гаибова располагался на том же этаже, что и зал заседаний, и окнами выходил на безбрежную площадь с далекой статуей Ленина. Секретарша принесла обоим собеседникам по чашечке терпкого душистого чая. Таджик выглядел очень усталым и слегка больным, и Валерий вспомнил, что сегодня утром Гаибов, Чердынский и Санычев встречались с доктором Гертцки. Так, во всяком случае, донес приставленный к Санычеву хвост. И судя по всему, беседа эта была невеселой.
— Так о чем ты хотел поговорить? — спросил Сазан
— О многом. В частности, о вчерашних приключениях Алеши Каголова.
— Это кто?
— Охранник, которого избили ваши пацаны. У него, между прочим, треснутое ребро. Он от страха не заметил, когда с ними к Сидоркину шел…
Сазан деланно зевнул.
— Ну подай иск.
— Я лично считаю это нецелесообразным. Между прочим, Сидоркин оставил в комнате записку.
— Какая, на хрен, записка? — пожал плечами Нестеренко. — Мне Муха сказал, там если эту табуреточку поднять, с которой он якобы спрыгнул, так or табуреточки до его ног еще полметра будет…
— То есть вы не считаете, что эго самоубийство?
— Я считаю, что после того, как Игорь позвонил из лаборатории и попросил вызвать ему водителя, Леша Каголов пошел в туалет, а Сидоркин набрал номер, который его просили набрать, и сказал, что Игорь выезжает. И если бы ваш начальник службы безопасности — как его? — дал бы обоим охраниичкам по морде, то сто против одного, что Сидоркин бы раскололся. А ваша служба безопасности работает бездарно. Вашему Каголову красное место в ночном киоске, а не на охране объекта, да и шефу его место там же…
— Я бы не сказал, что Демьян Михайлович доволен твоей прытью, — заметил Гаибов.
— А ты?
Гаибов молчал долго. Очень долго. Глаза его за выпуклыми стеклами очков время от времени моргали. У Гаибова были очень необычные для восточного человека глаза — ярко-синие, почти васильковые, странно гармонировавшие с начинающими седеть волосами и глубокими ложбинками, проложенными временем на лбу и вокруг рта,
