Комбат в западне - Воронин Андрей Николаевич (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
— Так что, Петя, мы с Серегой, по-твоему, не приличные люди?
— Так вы же не пришли сюда, а забрели случайно, по старой памяти.
Когда протокол был подписан и все формальности утрясены, Бородин подозвал официанта и попросил принести бутылку водки. В опустевшем ресторане задержались майор ОМОН и Свиридов с Бородиным. У двери майора ждали его ребята, так ни разу за все время операции не снявшие маски.
Тело унесли. На полу оставался лишь очерченный мелом контур, толстый и неряшливый, будто выведенный пьяной рукой. Бутылка водки на троих была выпита быстро.
— Ну, мужики, знайте, я бы с вами посидел, но дела ждут.
И действительно, майора уже звал один из его парней, сжимая в руке рацию.
— Вот видите, и посидеть не дадут. Чиркни-ка мне свой адрес, Паша.
Свиридов тут же на салфетке написал телефон и адрес. Майор спрятал салфетку в карман на рукаве камуфляжной куртки, пригладил липучку, взглянул на шеврон с двуглавым орлом, подмигнул Бородину:
— До встречи, мужики. А может, вас куда подбросить?
— Мы сами доберемся, спасибо, Петя.
Мужчины пожали друг другу руки и распрощались.
— Ловко ты! — сказал Павел, глядя в глаза Сергею Бородину.
— А что мне оставалось? Ведь он мог и полоснуть.
— Да ну, брось ты! Я бы его сделал.
— Сделал — не сделал… Думай еще. В общем, ты, Паша, мой должник, я тебе жизнь спас.
— Ладно, один ноль в твою пользу, — мужчины ударили по рукам и не сговариваясь обернулись на ярко освещенное окно ресторана, где маячил силуэт знакомого официанта. — Больше в этот ресторан никогда не пойду, — сказал Свиридов.
— Да уж, прошлого не вернешь, все засрано. Даже этот святой ресторан.
— Куда сейчас? — спросил Бородин. — А куда ты хочешь?
— Я одно знаю — спать не хочу.
— Поехали за город, на дачу, а? Вот сейчас, знаешь, Серега, я бы и от бабы не отказался.
— Я бы тоже.
— Вернемся, бабы, может, еще не разошлись?
— На хрен тебе здешние бабы! У меня блокнотик с собой. Сейчас позвоним и через час будут в любом количестве, любого качества. И знаешь что теперь бабы спрашивают?
— Откуда мне знать, — Бородин пожал плечами.
— Они сейчас задают один и тот же вопрос: сколько заплатишь и сколько с собой презервативов брать.
Бородин расхохотался:
— Ну что ж, хорошо. На эти два вопроса у меня есть весомые ответы. А у тебя?
— И у меня тоже. Но учти, я угощаю, вернулся из командировки, плавно перетекшей в отпуск.
— Ты, так ты. А завтра, даст бог, я тебя угощу.
— Вот и договорились. Давай, звони своим подругам.
— Нашел подруг, я ни лиц, ни задов их не знаю.
— Значит, секс по телефону?
— Какой скажешь, такой и будет.
Глава 2
Редко можно найти человека, который не любил бы рассматривать собственные фотографии. Исключением не являлся и Борис Рублев. Правда, времени у него на это почти никогда не оставалось. Даже альбома за всю свою сорокалетнюю жизнь он так и не завел, хотя порывался сделать это много раз. Но, как правило, все было недосуг. То одним был занят, то другим, руки так и не доходили до фотографий, сложенных в две картонные папки, на которых его же рукой было написано на одной фиолетовыми чернилами, а на другой красным карандашом: «Борис Рублев. Фотографии».
Может быть, желание покопаться в прошлом, посмотреть и перебрать фотографии было связано с тем, что утром Борис Рублев, стоя перед зеркалом и глядя на свое намыленное лицо, держа в правой руке бритву, вдруг подумал: «Мыльная пена напоминает седую бороду. А вот бороды я так никогда и не носил. Может, попробовать?»
Но его правая рука, повинуясь совершенно иному приказу, повернулась к щеке, и бритва принялась снимать пену вместе со щетиной.
Борис Рублев брился тщательно. Он вообще все любил делать старательно и аккуратно. Комбат брился на этот раз довольно долго, может быть, потому что никуда не спешил. Дважды порезался — один раз у виска, а второй на подбородке.
— Вот незадача! — пробурчал Борис Рублев, сплевывая мыльную пену в умывальник. — Никогда не получается, чтобы без порезов.
Наконец с бритьем было покончено. Рублев холодной водой ополоснул лицо, избавляясь от остатков пены, а затем налил в ладонь терпкого одеколона, запах которого напоминал цветущий табак, и принялся похлопывать себя по щекам. Когда щеки перестало жечь, он посмотрел на свое отражение в зеркале и только сейчас, словно бы впервые, увидел свое лицо и подумал: "Черт побери, а я уже совсем не мальчик! Совсем не тот юноша, каким был.
А каким я был?" — тут же спросил сам себя Рублев.
И ему страстно захотелось разобрать свои фотографии.
«Что это со мной? — подумал Рублев, — сентиментальным я стал, что ли?»
Ему даже в голову не пришло, что тяга к фотографиям всегда приходит у мужчины в определенные моменты — именно в те, когда его жизнь начинает меняться. Человек может и сам не знать о том, что его ждут перемены.
Но внутреннее чутье подсказывает, что впереди вскоре может начаться другая жизнь и надо подвести итоги, надо оглянуться назад, все взвесить и только после этого можно делать единственно верный шаг, который не приведет к ошибке и о котором не станешь потом жалеть.
Борис Рублев тщательно вымыл бритву, закрыл флакон с одеколоном, навел порядок в ванной комнате.
После этого он перешел на кухню, где заварил большую чашку крепкого-крепкого чая и вместе с чашкой, с зажженной сигаретой и пепельницей вернулся в комнату.
Он забрался на антресоли, достал чемоданчик — тот самый, который служил ему еще в те времена, когда он был курсантом военного училища. Где только не побывал этот маленький коричневый чемодан, потертый и старомодный!
Хотя, как видел Рублев, такие чемоданчики, вернее, похожие, опять входят в моду. Опять становятся актуальными металлические уголки, блестящие замочки и вся та дребедень, которой он восхищался, будучи еще безусым юнцом.
«Хотя нет, — тут же одернул себя Борис, — в училище у меня уже были усы. Вернее, настоящие усы не разрешали носить, выкручивались каждый как мог, а вот бриться уже приходилось каждый день. Правда, сейчас бриться приходится и утром, и вечером, если хочется, чтобы выглядел как положено и лицо не казалось грязным».
Пальцы отщелкнули замочки, и на стол легли две пухлые картонные папки с тесемками, которые были завязаны на тугие узлы.
"А почему они завязаны на узлы? — подумал Рублев. — Неужели я и не собирался эти папки развязывать?
Он принялся распутывать узлы, затем сердито выругался, дважды чертыхнулся, сходил на кухню, взял нож и разрезал тесемки. Зачем тратить время? Лучше вот так — раз и все. Узел — не замок.
Он раскрыл первую папку. Какие-то старые газеты, несколько грамот, дипломы и множество фотографий.
Почти все черно-белые, почти все пожелтевшие, а некоторые подмоченные и высушенные.
— Сколько же их здесь? — подумал Рублев.
Первая папка, которая лежала сейчас перед ним раскрытой, хранила фотографии, связанные с его детством, с родителями, с братом Андреем и годами, проведенными в военном училище. Вот самая первая фотография, маленькая, 9 на 14, обрезанная фигурным резаком — отец, мать и он, Борис Рублев. Мальчик в шароварах, в белой рубашке, в вязаной жилетке и матросской шапке. «Неужели это я? — сам себя спросил Рублев. — Ну конечно же я, а кто же еще? Хотя, может быть, брат Андрей. Нет, нет, это я, у Андрея совсем другие глаза».
Хотя в детстве, как вспомнил Борис, они были очень похожи на фотографиях, но не в жизни.
«Конечно же это я! Мама почему-то смотрит в объектив грустно, а отец улыбается. А у меня на лице абсолютно безучастное выражение».
И тут Рублев вспомнил рассказ матери о том, что когда ему было года два, он очень сильно заболел.
И врачи не могли толком ответить что у мальчика. Давали всякие таблетки, капли, водили на рентген, но все старания оставались безрезультатными — мальчик болел, худел. И тогда мать сказала отцу, чтобы тот позвал фотографа и они сфотографировались все вместе.
