Рокировка - Черкасов Дмитрий (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗

Другая группа блокировала выход из торговых рядов на задний двор. Вскоре оттуда пинками погнали униженно пригибающегося Морзика с злополучным гипсом на левой руке вместо правой. Морзик был небрит и вымазан специальным гримом, имитирующим синюшнюю воспаленность кожи.

«Гипс слишком чистый, — отметил про себя Зимородок, наблюдая в бинокль. — Надо бы бинты запачкать...».

Он смотрел, как Морзик, прижимая к груди пакет с пустыми бутылками, пытается под каким-то дурацким предлогом вернуться на задний двор. Предупрежденный Кляксой молодой разведчик рьяно старался отличиться и загладить промашку, но лишь заработал дополнительный тычок в грудь под общий гогот носатых горцев.

До прихода в ОПС Морзик был боксером-полутяжем и даже пробовал себя в профессионалах. Он мог бы разложить четверых носорогов [8] по обе стороны прохода в считанные секунды, но продолжал сутулиться и пригибаться, скрывая рост и размах плеч под бесформенной грязной курткой рыночного бомжа.

Специфика, черт бы ее побрал. Вот в РССН [9] куда проще: раз-два — и в морду. По крайней мере, душу можно отвести, а тут…

Однако четвертый сектор теперь не контролировался. Вся надежда была на Дональда, стоявшего в третьем секторе снаружи у калитки рынка.

— Дональду — восьмерка! — скомандовал Клякса и через несколько секунд добавил. — Подтвердить!

«Восьмерка» по КПТ была высшей степенью готовности.

Человек не может быть в напряжении несколько часов кряду. В промежутках по команде можно сбросить пар, чуть отвлечься, поработать в типаже, чтобы не привлекать внимания окружающих угрюмо-сосредоточенным видом и нацеленным в одну точку взглядом соглядатая из шпионских фильмов. Получив «восьмерку», постовой без напоминания обязан подтвердить готовность, но Дональд молчал.

Зимородок не стал повторять запрос.

Бывают ситуации, когда прорывающийся из миниатюрного наушника хрипловатый шепоток, может с головой выдать сотрудника.

Хорошо еще, если вокруг будут только богомольные старушки…

Клякса боковым зрением увидел, что Кира стоит рядом уже в полной готовности: платок, старое пальто с накладным резиновым животом и ПСМом [10] во внутреннем кожаном кармане, на ногах растоптанные боты, в руках совок на длинной ручке и метла.

— Третий сектор! — сказал Зимородок, на секунду отрываясь от бинокля. — Если сможешь — четвертый.

Пока Кобра бежала по лестницам подъезда, Зимородок распорядился Волану выйти из машины и вести наблюдение за центральным входом, а Старого на колесах отправил в объезд к собору. Напрямик ему было рукой подать, но даже Тыбинь, призер всех конкурсов оперативного вождения, не пробился бы по узкой Соборной улице, в базарный полдень заставленной машинами и запруженной людьми.

— Кобра идет в третий сектор. — на всякий случай сообщил Клякса.

Старый никак не отреагировал на любезную подсказку старшего.

Отношения Тыбиня и Киры были необычны и непонятны даже Зимородку, знавшему их давно. Тайна была — и он не стремился ее разгадывать. Он знал, что теперь Старый промчит вдвое быстрее — по Урицкого, по Достоевского и Володарского, бывших некогда Александровской, Елизаветинской и Николаевской.

Улицы, как водится, были узки и коротки, широка и длинна у нас только летопись улиц…

— Кубик и Ромбик вышли из дома [11] . — доложил радостно Волан, довольный тем, что нудное ожидание кончилось. — Торопятся! Вошли в ворота рынка!

Сообщение означало, что Дадашев и Нахоев покинули свое бревенчатое логово, в котором безвылазно сидели с самого вечера.

— Морзику — тянуть объекты. Волану — продолжать наблюдение в первом секторе. Кобра, проверка связи.

— Порядочек, — откликнулась Кира.

— Дональд молчит. Старый, прибавь ходу, пожалуйста…

Гатчинский собор святого Павла, в соответствии с указанием императора всея Руси Николая I, был поменьше Царскосельского, но побольше Петергофского. Под его желтыми стенами, увенчанными пятью приплюснутыми зелеными луковицами куполов, рядами стояли машины, сновали люди, огибая высокую решетчатую ограду рынка и устремляясь вверх по Соборной. Навстречу людскому потоку настырно пробивалась толстая краснорожая дворничиха, переваливаясь сбоку набок, цепляя прохожих метелкой и совком на длинной ручке, и не обращая внимания на людскую брань. Седые космы выбивались из-под рыжего драного платка.

Возле пирожковой у всех на виду мерз, притопывая ногами, интеллигентного вида улыбчивый покупатель в пальто и кожаном картузике, засунув посиневшие руки в карманы. Изредка он нетерпеливо поглядывал на часы, подносил ко рту сложенные лодочкой ладони, согревая их дыханием и попутно докладывая оперативную обстановку.

В центре рынка угрюмый злобный бомж со свежим гипсом на левой руке лениво ковырял палкой в мусорном баке, отпихивая ногой злобно рычащую рыжую псину породы «кабысдох». Псина находилась на поводке, примотанном к правой руке мужчины полуинтеллигентного вида, возлежавшего на скамейке рядом с помойкой и источавшего густой аромат портвейна, смешанного с запахами чеснока и пива. Отдыхавшего мужичка никто не трогал, парочка крутившихся неподалеку патрульных милиционеров делали вид, что в упор не видят спящего бухарика.

И это с их стороны было весьма дальновидно.

Ибо на скамейке валялся не простой «бесксивный» гражданин, а пьяный «в мясо» начальник местного ОБЭПа [12] Шишкобабов [13] , вот уже вторую неделю праздновавший присвоение ему очередного звания «подполковник милиции».

В нескольких метрах от Шишкобабова вповалку лежали еще три тела, принимавших самое активное участие во вчерашнем банкете, — похожий на Мальчиша-Плохиша прокурор Петроградского района Алексей Терпигорев, его бывший заместитель, а ныне — прокурор Приморского района и заслуженный заика Андрей Баклушко, и командир гатчинского ОМОНа майор Зиновий Вырвипуп по прозвищу Памперс. Тела храпели, время от времени сучили ногами и ворочались, старась поудобнее устроиться на жестком холодном асфальте...

На перекрестке Достоевского и Володарского старенький серый «жигуль» вылетел на желтый свет, лихо подрезал малиновый «мерседес» и на полной скорости прошел поворот, приближаясь к рынку.

В окне пятиэтажки из белого кирпича, как раз над магазином со смешным названием «Скворцы», какой-то дурак позабыл закрыть форточку.

Если бы нашелся кто-нибудь, связавший между собой все эти незначительные события, он мог бы с сожалением отметить, что ни из форточки, ни из мчащегося автомобиля, ни с тех мест, где находились дворничиха, покупатель и бомж, нельзя было видеть происходящего на заднем дворе и у боковой калитки в решетчатой ограде рынка. Несколько минут назад здесь стоял маленький светловолосый юноша в кургузой курточке, замотанный толстым серым шарфом до самого носа, длинного и плоского, как утиный клюв. Юноша довольно прилично играл на скрипке, а прохожие изредка бросали монеты в раскрытый футляр у его ног. Внезапно он прервал мелодию, быстро сложил скрипку и смычок в футляр и, застегивая замки его на ходу, проворно пошел, почти побежал прочь, прикрывая лицо и голову пушистым шарфом.

В группе молодых людей, сопровождавших иностранных туристов и разъяснявших им особенности псевдорусского стиля архитектуры собора, возникло некоторое замешательство.

Некто высокий, красивый, немного при этом женственный, в каплевидных очках золотой оправы держал за руку миловидную брюнеточку с очень живыми черными глазами и указывал ей вслед убегающему скрипачу, настойчиво убеждая в чем-то. Девушка глядела в ту сторону из-под ладошки и пожимала плечами, поправляя сползающую сумку на длинном ремне. Иностранцы, возрастом немногим моложе собора, обозревали его купола и кресты, фотографировали и ставили галочки в программках экскурсий, отмечая пункты постижения загадочной русской души или просто контролируя обещанные рекламным проспектом удовольствия.