Молитва для ракетчика - Козлов Константин (читать книги онлайн бесплатно регистрация .txt) 📗

Алмас — все, что осталось от русской фамилии Алмазов, которую носил прадед Сандры, подполковник и начальник разведки одной из дивизий армии Деникина. После того как красные победили на юге, подполковник оказался в Сибири в армии Колчака, после разгрома войск адмирала ему удалось бежать в Штаты. В годы второй мировой подполковник давал консультации службе Даллеса, а его сын высаживался на Окинаву во главе взвода морской пехоты. Сынок дослужился до полковника, а уже его сын вышел из Вьетнамской мясорубки в чине бригадного генерала. Сандра была единственным ребенком в семье. Кстати, по материнской линии какой-то из ее предков служил под началом генерала Гранта. Так что семья была военная, и это предопределило ее выбор. Во взрослую жизнь Сандра вступила вторым лейтенантом и начала службу в эскадрилье стратегической разведки, базирующейся на авиабазе Оффут. Она была избалованным генеральским ребенком, отец и мать не могли уделять ей много внимания и компенсировали это тем, что дозволяли маленькой Сандре все. Девочке спускались все выходки, она с малолетства привыкла командовать няньками и домработницами. В дальнейшем стремление занимать командные посты усилилось. Она была прирожденным лидером, из-за постоянных стычек с одноклассниками родители были частыми гостями на заседаниях попечительского совета. В военной академии она сразу стала старшим в группе, хотя осваивала еще только азы летного мастерства. Она посвятила свою жизнь тому, чтобы доказать окружающим мужчинам, что она все может сделать лучше. Она первой из своего выпуска стала командовать экипажем. Характер у лейтенанта Алмас отличался самолюбием и нетерпимостью к окружающим, но она всегда блестяще выполняла порученные ей полетные задания. Дальше шло перечисление заслуг капитана С. Алмас. Особо отмечалось ее участие в разведывательных полетах над территорией Ирака во время войны в заливе. Были специальные задания в Колумбии, у берегов Йемена, в Юго-Восточной Азии, и везде С. Алмас выходила победителем. Ее экипаж всегда добывал необходимые разведывательные данные, невзирая на риск, связанный с их получением. В то же время в экипаже Сандры никто не служил дольше полугода. Бен отложил бумагу в сторонку.

— И что, я должен отдать штурвал этому солдату Джейн?

— Нет, только выполнять ее приказы.

— И на том спасибо. А если я откажусь?

— Тогда сразу же можешь начать читать лекции в ближайшем отделении военно-воздушного хемверна [9].

— Ты прочти вот это, — Йенсен отчеркнул ногтем нужное место, — за три года у нее четыре раза сменился состав экипажа. Этой истеричке самой впору в «Союзе Лотта» [10] пропагандой заниматься, если у них в Штатах есть что-нибудь похожее.

— И тем не менее американцы настаивают именно на ее кандидатуре.

— Веселое начало. И как долго мне ее терпеть?

— Не больше месяца — несколько пробных полетов и выполнение самого поиска. Переоборудование твоей машины начнется уже сегодня, так что до четверга ты совершенно свободен.

— Я должен сказать экипажу.

— О модернизации самолета — да, о предстоящем задании — нет.

— Могу я их тоже отпустить на указанный срок?

— Конечно. Когда вы приступите к подготовке, вас переведут на казарменное положение до момента выполнения задания.

Больше говорить было не о чем. Размышляя над тем, какую свинью подложил ему бывший подчиненный, Йенсен отправился в комнату подготовки экипажей.

После разговора с подчиненными Бен Йенсен направился в колледж к сыну. Сержанта на контрольном пункте он оштрафовал на тысячу семьсот пятьдесят крон за поднятый воротник — максимальный размер наказания, применяемый к унтер-офицерскому составу в норвежской армии. После этого ему стало легче. В конце концов, не так уж все и плохо. Не век же ему служить с этой чертовой бабой.

ГЛАВА 3.

ВПЕРЕД, НА МИНЫ!

Давыдов посмотрел в окно, зябко поежился. Из тяжелых, низких туч па мрачную серую гладь Онежского озера сыпался мелкий снег. Кроны сосен на городском пляже накрывало пушистым снежным одеялом. Снежинки падали в свинцовую воду и таяли, отбирая у озера остатки тепла. На желтом песке появились снежные переметы, а сам пляж сейчас меньше всего напоминал место, где можно заниматься водными процедурами. Глядя на картину за оконным стеклом, трудно было себе представить, что летом на берегу не протолкнуться от отдыхающих. Майор перевел взгляд на настенный календарь. Ничего радостного в нем обнаружить не удалось. Был понедельник, середина ноября, и зима в Карелии наступала вполне правомочно. Впереди была полная рабочая неделя, не подлежащая разбавлению какими-либо общенародными или ведомственными праздниками. Анатолий потер переносицу, голова раскалывалась. Воскресный вечер был посвящен торжественному бракосочетанию начальника отделения, в которое майор попал служить, после того как распрощался с агентством. Сейчас Анатолий думал, что подобные мероприятия нужно устраивать в пятницу, ну, на худой конец, в субботу, но никак не в воскресенье, после которого нормальным людям еще и служить. Ко всему прочему, пришлось работать тамадой. Работа, в общем-то, не сложная, единственный минус заключается в том, что пить приходится вместе со всеми, а закусывать, как правило, не успеваешь, так как пока все едят, приходится развлекать народ, занятый пережевыванием и перевариванием. Последствия бесшабашного воскресного веселья вылились в тяжелое утреннее похмелье. Голова раскалывалась, желудок колотился о прочие внутренние органы, сердце натужно гнало по венам антифриз, а легкие с трудом справлялись с пустяковой нагрузкой вроде обычного подъема на второй этаж. Организм требовал принятия каких-то кардинальных мер. Давыдов засунул в рот две таблетки «Рондо» и принялся их старательно грызть. Окружающая действительность наполнилась мятным вкусом и ароматом. Наполненная мятными ощущениями реальность показалась Анатолию отвратной. Он выплюнул остатки «Рондо» в корзину для бумаг. Легче не стало. Чашка кофе была бы очень кстати. Давыдов открыл свой шкаф, достал чашку, налил в нее воды из графина, воткнул кипятильник и направился за кофейной банкой. Банка казалась подозрительно легкой. Анатолий зацепил жестяную крышку чайной ложкой. На дне цилиндрической емкости тоскливо пересыпалось несколько крупинок — жалкие остатки былой роскоши. Вода вскипела, перелилась через край и оставила на лакированной крышке стола белесое пятно. Давыдов выдернул хвост кипятильника из розетки и пошел по штабу побираться. Первое место, куда он заглянул, был кабинет начальника оперативного отделения. Сам начопер, подполковник Иван Сергеевич Марков, умница и эрудит, находился на своем рабочем месте. В глубоком кресле с чашкой кофе и журналом «Зарубежное военное обозрение». На столе перед ним лежала рабочая тетрадь, в которую Иван Сергеевич прилежно перерисовывал ТТХ «вражеского» истребителя F/A-18. С Давыдовым у них были приятельские отношения, и знакомы они были уже лет девять, раньше Марков был у Анатолия комбатом. На новом месте майор служил всего три месяца, но друзей и приятелей в части успел завести достаточно, причем значительное число сослуживцев оказались его знакомыми еще со времен лейтенантской юности. Подполковник внимательно рассмотрел бледную физиономию бывшего подчиненного.

— Страдаешь? — человеколюбиво посочувствовал он.

Давыдов стоически кивнул. Выражать мысли словами было затруднительно, но он напрягся и перефразировал известный шлягер:

— Как отвратительно в России по утрам.

— Кофе хочешь?

— Угу, за тем и пришел.

— Кипяток найдешь или тоже угостить?

— Найду, — вздохнул майор. Он вернулся к себе, надел на руку перчатку, чтобы не обжечься, и перетащил дымящуюся чашку в кабинет Маркова.

Тот открыл тумбу стола и достал банку «Чибо»:

— Угощайся.

— Красиво жить не запретишь, мы «Максвелл Хаусом» обходимся.