Тень дракона - Золотько Александр Карлович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
– Мои?
– Не, не твои. Газета была давняя, еще весенняя. «Новости». На первой странице…
– Полосе, – механически поправил Шатов.
– На первой полосе была твоя статься. Большая, с фотографией.
– Мало ли, где они ее взяли…
– Мало, ой, брат, мало. Но для начала небольшой паники вполне хватило.
– И меня теперь привлекут как подозреваемого?
– Нет, брат, не привлекут. Вернее, – поправил себя Хорунжий, – привлекут, но не в качестве подозреваемого, а в качестве помощника.
– Что? – Хорунжему показалось, что он ослышался.
– Помощника. Добровольного. Создана группа, которая будет расследовать это дело. И тебя решено в эту группу включить как человека, который был лично знаком с Арсением Ильичем, и к которому у Арсения Ильича, буде это он, может быть особый интерес.
Как сказал, подумал Шатов, как завернул лихо! Помощником! На живца решили ловить. На живца… Хотя для этого вовсе не нужно ничего говорить Шатову. Берут молча мелкую рыбешку, насаживают ее на крючок и забрасывают в воду, где завелась зубастая щука.
Щука кушает живца, глотает крючок, и рыбаки имеют возможность кушать гордость еврейской кухни – фаршированную щуку. Фаршированную, в том числе, и живцом.
Могли его запустить втемную? Могли. Но… Черт, Шатов сегодня просто тормозит. Просто изо всех сил. Ему ведь ясно было сказано, что беседа Бочкарева с ним имела своей целью определить… В общем, Зануда в течение двух часов определял, предупреждать Шатова о том, что его насадили на крючок, или нет, компенсируя недостаток информированности естественностью поведения.
Ублюдки.
– Эксперименты надо мной ставите? – поинтересовался Шатов.
– Вы слишком нервничаете, господин Шатов, и оттого допускаете языковые неточности. Эксперименты нельзя ставить над кем-то. На ком-то – да, можно. И с кем-то – тоже можно…
– Я уже посылал тебя к бениной маме? – спросил Шатов.
– Сегодня – нет, – признался Хорунжий.
– Так вот…
– Извини, брат, но сегодня я никуда не пойду. Извини – дела. Мне еще нужно успеть тебя проинструктировать, договориться о связи и взаимодействии.
– А если… – снова начал Шатов, и снова Хорунжий его проигнорировал.
– Еще ты должен успеть уволиться с работы и устроиться на новую. Кроме этого необходимо, чтобы ты успел предупредить свою жену…
– О чем? – Шатову не нравилось, когда кто-то вообще пытался заговорить о Вите, сегодня же ее постоянно вспоминают в связи с событиями неприятными и грязными.
– С твоей женой тебе нужно договориться о том, что не позднее завтрашнего утра она должна уехать на отдых… ну, скажем… – Шатов посмотрел на потолок, – в общем, за границу.
– Я больше не желаю… – Шатов встал со стула.
– Сидеть! – негромко приказал Хорунжий. – Не нужно корчить из себя гимназистку. Ты хочешь, чтобы она присоединилась к этому списку?
Хорунжий толкнул папки, они слетели на пол, разбрасывая по комнате листы бумаги и фотографии.
Один из снимков лег к ногам Шатова. Залитое кровью лицо. Шатов сел на стул и отвернулся.
– Твой Арсений Ильич собирался убить тебя и ее, забыл?
– Пытался.
– Пытался… Ты и она – единственные, кто из намеченных им жертв остались живы. Во всяком случае, из тех, кого мы знаем.
– Ну и что? Дракон умер. Утонул. Вы искали в болоте?
– Искали. Нашли несколько трупов в разной стадии разложения. Но тело, которое можно было идентифицировать как тело маньяка, найдено не было.
Шатова словно оглушило. Не нашли… Дракона не нашли… Этого не может быть. Он умер. Он утонул. Он…
– Это ничего не значит, – сказал Хорунжий. – В этом проклятом болоте может быть что угодно и искать мы его будем до скончания века. Трясина, коряги… Чудо, что мы вообще что-то нашли…
– Но сейчас вы будете искать?
– Нет.
– Но почему? – Шатов ударил кулаком по столу. – Почему не будете искать?
– Нет смысла, – спокойно ответил Хорунжий. – Нету. Смысла.
Хорунжий достал из кармана пиджака ручку и красиво вывел на листе бумаги: «Нету смысла». Подумал и приписал еще с полтора десятка восклицательных знаков.
– Как это – нету смысла? – Шатов рванул листок бумаги из-под рук Хорунжего, скомкал и швырнул в угол. – Ты обо мне говоришь! Обо мне и о моей жене. Ты этого не забыл?
– Не забыл, – Хорунжий встал, подошел к скомканному листку, поднял его, вернулся к столу и попытался разгладить.
– Я сейчас…
– Понимаешь, Женя, после того, как ты сообщил о гибели Арсения Ильича, мы, естественно, приняли все это к сведению, но вели себя исходя из того, что он жив. На всякий случай. Фоторобот, описание, вокзалы, больницы, то, се… С результатом, близком к нулевому.
– Что нашли? – оживился Шатов.
– Когда я сказал «близко к нулевому», я не сказал с какой стороны. Знаешь – отрицательный результат, это тоже результат. То бишь, мы не нашли ничего, но это как раз и заставило нас больше всего насторожиться. Чтобы там не писали писатели и не снимали киношники, нужны слаженные усилия очень многих людей, чтобы человек пропал бесследно. Вынырнул ниоткуда и ушел никуда. А тут, с одной стороны, мы точно знали, что он был. И более того, действовал активно и эффективно. И мы не нашли ни единого его следа. Ни малюсенького.
А дом, телефон, квартира, в которую он меня поселил – это как он умудрился? – незаметно для себя втягиваясь в рассуждения, поинтересовался Шатов.
– Загадка природы, брат. Все, что у нас на него есть – это благодаря тебе. Описание, образцы тканей и крови…
– Откуда? Хотя, понял…
– Вот именно, ты очень удачно ткнул его тем колом в лицо. У нас есть волосы с его головы, но у нас нет ни единой фотографии и ни одного самого завалящего отпечатка пальцев.
– То есть, результатом ваших поисков стало убеждение в его гибели?
– Ни хрена. Если бы он только пропал бесследно. Мы не смогли узнать откуда он взялся и сколько времени вообще здесь был, – теперь уже Хорунжий скатала из многострадального листка бумаги шарик и запустил им в зеркало за спиной. – И хрен бы мы его нашли, если бы он не захотел подать нам знак…
Хорунжий замолчал, давая возможность Шатову обдумать сказанное и высказать свое к этому отношение.
Обдумать и высказать. Высказать и обдумать. Обдумать… Голова уже просто не варит. Совсем не варит. Абсолютно. Не требуют от живца разумного поведения. Не требуют. И не заставляют понимать, для чего в него засовывают крючок.
– Подожди, Миша, – Шатов с некоторым удивлением понял, чего именно добивался Хорунжий, какую мысль пытался внушить, – почему ты решил, что это знак от него?
– Вот! – удовлетворенно протянул Хорунжий, – вот именно. Мы вели себя так, будто он жив. А теперь почему бы нам не вести себя так, будто он мертв.
– Стоп, стоп, стоп! – Шатов поднял руки. – Я перестал понимать что-либо. Как это?
– Это не важно.
– Как это не важно? Вы хотите сделать из меня наживку, а я…
Хорунжий смотрел на Шатова с демонстративным вниманием. Смотрел молча.
– Я… – Шатов снова задумался, потом, вздрогнув, – спросил, – ты хочешь сказать, что я наживка, но не ваша? Я его наживка?
– Его – это кого? – переспросил Хорунжий.
– Того, кто убил этих людей.
– Кого? – снова спросил Хорунжий.
– Что ты от меня хочешь услышать?
– Ты думаешь, что это Дракон? – тихо спросил Шатов.
– Не знаю. Никто не знает.
– Что тебе нужно от меня? – Хорунжий промолчал.
– Что вы все от меня хотите? Вы думаете, что я смогу вас привести к нему? Что вы ждете все? – Шатову хотелось кричать, но все это он только прошептал.
– Ты не сможешь привести нас к нему. Он не позволит.
– Все-таки, вы верите, что этот маньяк остался жив?
– Это не важно, во что мы верим. И если говорить о тебе как о наживке, то…
– То я не ваша наживка, а его? – Шатову показалось, что время замерло, превратилось в кристалл, в янтарь. И в глубине застывшей массы закован Шатов, пузырьки его страха, пылинки его надежды…
