Белый легион: Террор не пройдёт! - Рясной Илья (книги читать бесплатно без регистрации полные .TXT) 📗
— И без стрихнина, — пообещал Доктор. — Пей, не отравят.
Глеб отхлебнул пахнущий травами и земляникой чай. И признал, что вкус исключительный.
— Как у тебя так получается? — спросил Артемьев.
— Бабка научила.
— Кем была?
— Деревенской колдуньей, кем ещё.
— Ага, наследственность…
— Ладно, душегубы, каким ветром попутным вас принесло?
— Да обговорить одну ситуевину неоднозначную, — сказал Артемьев.
Они изложили суть дела.
Доктор очень внимательно выслушал историю позорной погибели депутата Сельмурзаева. Задал несколько наводящих вопросов. И сделал вывод:
— Вероятность кодирования высокая. Процентов восемьдесят.
— Откуда уверенность? — спросил Артемьев.
— Детали.
— Глаза стеклянные, — с видом знатока отметил Глеб. — Роботизированность движений.
— И это тоже, — кивнул Доктор. — Но на один момент вы внимания не обратили.
— На какой? — заинтересовался Артемьев.
— Бадри что сказал по мобильнику?
— «Да, брат»…
— Брат… Самое ласкающее слух слово для восточного человека. За ним — сила рода… Учтите, кодировка — это чаще всего не слом психики. Ломать психику полностью — это затратно, долго, сложно и требует определённых средств и навыков. На Гаити колдуны вуду зомбируют, травя жертвы порошком из рыбы фугу. Её печень, икра, молоки, кишечник и кожа содержат в себе один из самых опасных природных ядов нервно-паралитического действия — тетрадотоксин. Под его воздействием психика претерпевает необратимые изменения. Практически уничтожается старая личность и на неё накладывается новая — раб, послушный и бессловесный. Знаменитый гаитянский зомби — живой мертвец. Он не способен самостоятельно жить в обществе. Его удел — работать на прополке огорода и спать в яме.
— Бадри жил, — возразил Артемьев. — И спал не в яме. Как же его обработали?
— Воздействие на базовые пласты личности. На те, что составляют её основу — глубинные социально-психологические установки, которые укрепляются в подсознании. Родоплеменные основы социума на Кавказе очень крепки. Род, семья — это святое. Ради них можно пожертвовать жизнью.
— И что? — не понял Артемьев.
— В мозгу возникает фантом. Некто становится для кодируемого братом. Близким человеком. Олицетворением его родоплеменных связей, и, следовательно, нитей, связывающих с этой жизнью. Брата надо спасти во что бы то ни стало. Ему надо помочь.
— И «Вервольф» становится таким братом? — кивнул Глеб.
— Да… Несколько дней, пока они общались, шло активное кодирование.
— И сбежал «Вервольф» с его помощью?
— Вот именно. Сначала было прямое воздействие, когда объект рядом… Ему просто говорят, что делать… Самое сложное — это глубокая кодировка на отсроченное действие.
— Программа, — произнёс Артемьев.
— Верно. «Вервольф» вложил в объект скрытую программу. При этом отключил или ослабил узлы, которые отвечают за критическое самосознание. После освобождения пленного Бадри наверняка чувствовал, что сделал что-то неправильное. Но самокритика в этом направлении не работала. Звонок по мобильнику послужил сигналом. Кодовое слово запустило программу.
— Программу на уничтожение хозяина? — подытожил Глеб. — Выходит, чечены привели козла в огород. Они считали, что держат его в плену. А на самом деле в плену он держал их. И выкачивал информацию. А когда ситуация обострилась и возникла реальная угроза его жизни, он сделал ноги.
— Зачем «Вервольфу» было ликвидировать бандита и депутата? — спросил Артемьев. — Какой мотив?
— А вы не допускаете обычную месть? — спросил Доктор.
— Для профессионала месть — это архитектурное излишество, — отмахнулся Глеб.
— Да-а?.. — язвительно протянул Доктор. — Вы упускаете из виду, что кодировщики, а их, к счастью, на Земле немного, люди совершенно особенные. Часто не во всем адекватные. Имеющие власть над душами часто считают себя подобными богам. И потому они крайне болезненно воспринимают посягательство на свою божественную сущность.
Глеб задумчиво посмотрел на Доктора. Ему пришло в голову, что сам Доктор был одним из лучших кодировщиков в мире. Не по себе становится, когда представишь, какие тараканы водятся в его голове. Доктор, уловив его настроение, улыбнулся:
— Не бойся. У меня достаточно адекватная самооценка. И почти нет психопатии.
— Значит, не опасен, — через силу улыбнулся Глеб.
— Когда как…
— «Вервольф» мог сотворить код на самоубийство? — спросил Артемьев.
— Это сложно, — ответил Доктор. — Основной инстинкт у человека — самосохранение. От него никуда не деться даже под гипнозом или в других изменённых состояниях сознания.
— Но ведь кодируют на самоубийство, — настаивал Артемьев.
— Чаще просто обманывают, — возразил Доктор. — Внушают объекту в состоянии транса, что он шагает не с небоскрёба в пространство, а в свою ванную. И что электрический провод — это поводок его любимой псины.
— А можно сломать запрет на самоубийство?
— Можно все, — кивнул доктор. — Но не все могут…
— Кодирование, — кивнул Глеб. — Этим легко объясняется изобилие самоубийств учёных.
— Занятная беседа, — улыбнулся Доктор. — Проект «Зелёная книга»?
— Он самый, — нехотя отозвался Артемьев.
В «Легионе» принято, что исполнители знают не более того, что им положено знать для выполнения конкретных задач. Однако такая секретность имеет свою оборотную сторону — часто люди, которые могут преподнести разгадку, просто не обладают достаточной осведомлённостью.
Артемьев задумался. И как куратор разработки «Зелёная книга» принял решение:
— Итак, Доктор, слушай ситуацию в подробностях…
Выслушав все, Доктор заключил:
— Способ совершения преступлений — суггестивное воздействие.
— Это когда оператор воздействует просто взглядом, а не словами. Насколько оно эффективно? — осведомился Артемьев.
Доктор с усмешкой посмотрел на него и произнёс:
— Ты чаек пей. Остынет.
Артемьев отхлебнул чай и скривился:
— Черт, солёный!
— Только что был сладкий, — заметил Доктор. Артемьев искоса посмотрел на него, осторожно сделал ещё глоток. Чай был снова сладкий.
— Можно все. Если умеешь, — подытожил демонстрацию Доктор.
— Насколько сильный гипнолог нужен? — спросил Глеб.
— На такое способны считаные единицы, — успокоил Доктор. — Они все наперечёт. Используются спецслужбами, транснациональными корпорациями. Ещё более активно — религиозными организациями, сектами… Кстати, некоторые затесались в гуру различных сектантских движений.
— Значит, наперечёт, — задумался Глеб.
— Этот «Вервольф» мне напоминает одного способного мальчика, — помявшись, заявил Доктор.
— Мальчика? — Глеб хмыкнул.
— Тогда он был мальчиком. Знаете, я ведь уже немолод, — Доктор провёл ладонью по своим залысинам и язвительно улыбнулся. — А ему теперь уже сороковник.
— Кто это?
— Не принято тогда было называть имена, — глаза Доктора ностальгически затуманились. — В конце восьмидесятых годов я имел честь кое-чему обучить его…
— По чьему заданию? — поинтересовался Артемьев.
— Первое Главное управление КГБ.
— Разведка.
— Она, — кивнул Доктор. — Внешняя разведка Советского Союза.
— Его псевдоним? — испытующе посмотрел на Доктора Артемьев.
— Звали мы его Саша. Оперативный псевдоним Атташе…
— Саша Атташе, — Глеб щёлкнул пальцами. — Интересно…
— Позже к нему прилипла кличка Гипнотизёр, — дополнил Доктор. — На неё он отзывался охотнее всего…
— Произвёл посадку самолёт авиакомпании «Гамма», следующий рейсом номер сто пятьдесят шесть из Нью-Йорка. Встречающих просим пройти к сектору номер два в зале прилетов, — произнёс мелодичный женский голос.
Международный аэропорт «Шереметьево-2», прозванный в народе «шариком», жил своей обыденной жизнью. На посадку заходил массивный «ИЛ-96». На рулежную дорожку выползал «ТУ-154». К пузатому гигантскому «семьсот сорок седьмому» «Боингу» протянулась ребристая кишка, по которой одуревшие от полусуточного перелёта пассажиры двинутся в здание аэропорта, и, ощутив под ногами твёрдую землю, окончательно убедятся в том, что им посчастливилось выжить в борьбе с воздушной стихией.
