Ночь Стилета-2 - Канушкин Роман Анатольевич (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Конечно, Вика была неординарным человеком. Более чем неординарным…
Но это… — уборщица не могла подобрать правильного определительного слова — полотно появилось в Викином кабинете недавно, после возвращения из клиники, после того, как с ней приключились все ее трагедии. Уборщица работала в «Континенте» уже пять лет и считала, что ей очень повезло в жизни. Вряд ли бы кто поверил, что за ее плечами имелось высшее образование, Институт культуры, библиотечное отделение, и даже оставшаяся в молодости неожиданная попытка защитить диссертацию по произведениям Борхеса. Ох эта молодость, звенящая, как весенняя капель, и такая же мимолетная… Но она ни о чем не жалела, хотя верхом ее карьеры стало руководство бригадой уборщиков: ее зарплата была ровно в двенадцать раз выше, чем у подруги, оставшейся на прежнем месте работы.
Возглавляя бригаду уборщиков в «Континенте», в месяц она получала годовую зарплату человека с высшим образованием. Ну как вам? Мир сошел с ума. Мир явно сошел с точек равновесия. Пришли новые, молодые и сильные, и вроде бы все у них пока получалось, но дай Бог, дай-то Бог, чтобы они знали, что делают. Потому что…
Уборщица теперь понимала в этой жизни все меньше и меньше. В принципе она всегда относилась к типу людей, которые не против, чтобы их направляли.
Фигурально выражаясь, она не считала унизительной складывающуюся связку понятий «Пастух — и его Стадо». А что здесь унизительного — все мы чье-то Стадо…
Иногда Пастух заботлив, иногда — беспощаден. Его милость и Его гнев. Но и Его обязанность: твердо знать путь. А это вот все больше вызывало сомнения. В последнее время уборщица часто прибегала к подобным сентенциям и обобщениям. И она знала, что, если приходило время для ее нехитрой философии, что-то в этой жизни менялось. Менялось, как правило, не в лучшую сторону.
Чтоб вам жить в эпоху перемен!
Насколько же мудрыми оказались древние китайцы, избравшие это выражение в качестве чуть ли не самого страшного ругательства. И насколько тяжелым оказалось испытывать действие этого ругательства на собственной шкуре.
«Континент» сейчас явно переживал время перемен. И чтобы это понять, вовсе не обязательно быть семи пядей во лбу. Уборщица являлась абсолютно нормальным и совсем не глупым человекам и, как все, была наслышана о грязи вокруг нового русского бизнеса, но «Континент»… Это странно и вполне вероятно, что, невзирая на предпенсионный возраст, уборщица все еще оставалась натурой романтической, но «Континент» почему-то всегда ассоциировался у нее с чем-то… светлым. Да-да-да, со Светом, как бы глупо это ни звучало. Рождественские каникулы и летние отпуска, подарки, праздничные премии, небольшие, но обязательно в конверте и с открыткой, адресованной лично тебе…
Доброжелательность, молодые веселые сотрудники, дух одной большой семьи, из которой вовсе не хочется возвращаться в свою однокомнатную незамужнюю квартиру… Только все это кончилось. «Континент» явно вступил в эпоху перемен.
Картина с рыбой появилась в Викином кабинете меньше двух месяцев назад, после той страшной аварии, после возвращения Вики из клиники и… Это тоже являлось частью перемен. Странным знаком каких-то, возможно еще скрытых, изменений. Уборщица, как и остальные сотрудники «Континента», была, конечно, в курсе приобретенных Викой в результате катастрофы болезненных недугов. Она все знала о серьезной амнезии, вызванной тяжелыми травмами головы, но также поговаривали, что все быстро восстановится. Врачи вроде бы сами рекомендовали Вике находиться на рабочем месте, в привычной среде. Только ничего не восстанавливалось. Вика все еще оставалась вице-президентом группы, но то, что теперь ее должность являлась чисто номинальной, было ясно даже уборщице. От всего этого становилось печально. Уборщица поняла, что ее чудесный роман с «Континентом» скорее всего заканчивается. Ей, разумеется, чисто по-человечески было жаль Вику, тем более что по «Континенту» поползли тревожные слухи о какой-то скорой пресс-конференции, где будут сделаны важные заявления, но чем уборщица сможет ей помочь? И потом, своя рубашка все же ближе к телу.
Уборщица тяжело вздохнула и, переставив свою тележку с пылесосом, снова бросила взгляд на картину. И быстро отвернулась. Потому что присутствовало в этой картине, в этой новой нежданной гостье что-то — и теперь уборщица отыскала правильное слово — что-то темное.
Чтоб вам жить в эпоху перемен!
Та, о которой, находясь перед странной картиной в ее кабинете, размышляла сейчас уборщица, шла через натертый до блеска холл головного офиса «Континента», направляясь от лифтов к выходу. Вход-выход в здание «Континента», по крайней мере в его фасадной части, осуществлялся через три больших стеклянно-зеркальных пенала, в которых вращались крестовины дверей. Через девяностоградусный сегмент, отмеренный смежными дверями, мог пройти лишь один человек, и она подумала, что, за исключением туалетной и собственной постели, для нее это — единственная возможность побыть в одиночестве. Двое личных телохранителей быстрой молчаливой тенью теперь повсюду следовали за ней, что после известных событий встречало у окружающих лишь понимание. Эта парочка, конечно, знала свою работу. И знала свое место. Только иногда ей казалось, что и они, и она ходят по грани. В детстве она читала какую-то книжку — это называлось «танец с тигром». Или — «дергать тигра за усы». Название книжки давно забылось, а вот этот танец на грани запечатлелся в памяти.
Одного из этой парочки звали Борисом, и его огромный череп блестел, как натертый чан. Борис не просто стриг волосы — он их брил, причем использовал для этого опасную бритву. К своей бритве, явно довольно старой, заставшей еще расцвет советской эпохи (у бритвы была темно-вишневая тяжелая ручка из какого-то неизвестного, но скорее всего благородного материала), Борис испытывал странную привязанность: бритва все время находилась при нем, и в свободную минуту он либо «правил» ее о собственный кожаный ремень, либо натирал до блеска рукоятку. Это зрелище придавало ему сходство с каким-то карикатурным резателем, и Боря («Болек» в ее интерпретации) как-то совершенно серьезным и даже чуть сентиментальным тоном заявил, что бритва досталась ему от отца. Что лишь добавило ситуации нелепости. При других обстоятельствах она бы скорее всего расхохоталась, решив, что Боря-Болек либо очень остроумный человек, либо полный идиот. Но это — при совсем других обстоятельствах.
Второй представился Леней. И она сразу прозвала их «Болеком и Лелеком» по аналогии с давнишним анимационным сериалом из ее раннего детства.
Мультики… Лелек был крупнее своего напарника и в галерее портретов антиинтеллектуалов занял бы одно из почетных мет. Лелек обладал плоским, словно чуть вдавленным внутрь лицом с большими надбровными дугами под грубо срубленным лбом и сломанным носом бывшего боксера. Был он молчалив и улыбчив.
Болек с Лелеком… Она не знала, кто они на самом деле и какая роль им отведена в этой все более приближающейся к развязке истории. Знала она другое: танец с тигром, это безумное вальсирование на грани, вот-вот закончится — до пресс-конференции остались считанные дни, — только теперь исход его вряд ли кто сможет знать наверняка. Слишком высока цена, и слишком мало осталось сил. Она знала цену, но… Она уже сама, наверное, ждет развязки, какой бы та ни оказалась (только сжав кулачки и моля Бога, моля о Его милосердии), потому что дальше этого вальсирования на грани она может не выдержать. Просто не выдержать.
…Проскользнув сквозь пенал выхода, она беззаботно улыбнулась, поприветствовав какое-то знакомое лицо. Болек шел впереди, Лелек замыкал шествие. Июнь по-прежнему был жарким. Она запустила руку в сумочку, нашла жестяную коробку сигарильос «Cafe-creme». He самое ее любимое курево, но подойдет. В замшевом чехольчике находился пузырек с мутноватой жидкостью. И упаковка одноразовых шприцев. Вот и все ее оружие. Неплохо она снаряжена против… целого мира. Но не совсем так — еще есть ее маленькая тайна. И все это похоже на шаги в бреду.
