Смерть знает, где тебя искать - Воронин Андрей Николаевич (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
– Может, опять? – прошептал Илья.
– Думаешь, в подвал пошла?
– Топор где?
– На веранде нет, я уже смотрел, сам об этом подумал. Мы же эту бабу не трахали.
– Думаешь, мама не видела, какими глазами ты на девчонку смотрел?
Страх перед родительницей заставлял братьев говорить шепотом и посекундно оглядываться.
– Пошли посмотрим.
Братья крались по двору, словно воры, забравшиеся в чужую усадьбу.
– Мама, мама!..
Розарий, в котором гулял сквозняк, встретил их шелестом плотных листьев розовых кустов. Приторный, сладковатый запах почти целиком выветрился, в розарии было непривычно прохладно и свежо.
Григорий прикрыл дверцу. Уже с самого порога братья заметили, что люк открыт настежь.
– Точно, там! – проговорил Илья, приложив палец к губам.
Братья прислушались. Они замерли в позах школьников, забравшихся в чужой сад и заслышавших шаги сторожа. Лишь только ветер чуть позванивал стеклами, да журчала вода из неплотно прикрытого крана.
Илья первым набрался смелости заглянуть в подземелье. Но свет внизу был погашен, и что там делается, понять было невозможно. Что-то неподвижное белело внизу. Когда глаза немного привыкли к темноте, он понял, что это женское тело.
"Зарубила-таки!” – подумал Илья, но вслух высказывать свою догадку побоялся.
Илья с Григорием спустились вниз, на этот раз ступая, вопреки обыкновению, тихо. А когда зажгли свет, то ойкнули в один голос и бросились к распростертой на бетонном полу матери.
– Жива, жива… – бормотал Илья, прикладывая пальцы к сонной артерии.
Пульс был вполне сносным, женщина дышала, хотя поверхностно и неровно.
– Сейчас, мама, мы сейчас… – суетился Григорий в поисках холодной воды.
– За нашатырем дуй, – закричал Илья.
– Где я его возьму?
– В аптечке, в микроавтобусе.
Григорий бросился наверх. Вернулся ок быстро, словно выскочил в розарий, развернулся на каблуке и снова нырнул в люк. Между указательным и средним пальцем он сжимал стеклянную ампулу. Григорий не утруждал себя поисками носового платка, раздавил стеклянный цилиндрик прямо в пальцах, порезав кожу. Нашатырь смешивался с кровью, резкий запах распространился в подземелье.
Вырезубова неровно вздохнула, дернулась и открыла глаза. Сперва она не замечала своих сыновей, видела лишь светлеющий прямоугольник люка и лестницу, уходящую в звездное небо. В первый момент женщина подумала, что умерла и теперь ей предстоит путь в замогильный мир. Две капли нашатыря, смешанного с кровью, сорвались с пальцев Григория и упали ей на шею.
Женщина медленно подняла голову и посмотрела на сыновей. Вспомнила, что произошло, сообразила, что земная жизнь продолжается.
– Кто вас так, мама? – поправляя на лбу матери седую прядь, сочувственно поинтересовался Илья. Вырезубова зло оттолкнула заботливую руку.
– Она.., сучка, которую вы в дом притащили. Все она, – скрюченный палец дрожал от негодования.
Илья сжал в руках короткие обрывки веревки, перепачканные кровью.
– Вот сучара! – шипел он.
– Ты при матери не выражайся.
Вырезубова хоть и чувствовала себя неважно – кружилась голова, но положение обязывало ее держаться с достоинством.
Она отстранила от себя Илью.
– Руку-то перевяжи. И запомни, никогда больше не давай мне нашатырь нюхать. Не люблю.
– Почему?
– Он туалетом воняет.
– Хорошо, мама, не буду.
Вырезубова стояла держась за тонкие металлические перила лестницы, и холод стали возвращал ее к жизни.
– Вы эту сучку притащили, вам с ней и разбираться.
– Как это случилось, мама?
– Не знаю.
– Куда она делась?
Григорий вспомнил, что калитка в воротах оставалась приоткрытой.
– Убежала?
– Как пить дать, убежала. Это ты ее привязывал!
– Нет, ты! – братья готовы были наброситься друг на друга с кулаками, лишь бы оправдаться перед матерью.
– Тихо, дети! – цыкнула на них Вырезубова. – Теперь уже неважно, кто ее привязывал, важно то, что она видела и знает. Найдите ее и прикончите.
– Она же того, сумасшедшая, – робко вставил Григорий, – рассказать ничего толком не сможет.
– Сумасшедшая, ты сказал? А если в себя придет? И помогите же мне, наконец, подняться!
Братья, бережно поддерживая мать под локти, подвели ее к свету. Вырезубова морщилась, каждый шаг отдавался болью в ушибленной голове, в порезанном плече.
– Все вы, – приговаривала она, – трахаться им захотелось! Поотрываю вам пиписки, чтобы неповадно было! Вы что, мужика словить не могли? На баб их потянуло…
– Мы как лучше хотели, мама.
Все втроем Вырезубовы выбрались из оранжереи и тут же наткнулись на жалобно скуливших собак. Псы жались к земле, демонстрируя полную покорность.
– Вы, кобели проклятые, – закричала Вырезубова, – где были? Куда смотрели? Почему ее не загрызли?! – и зло, изо всей силы ударила под ребра ближайшего пса.
Тот заскулил, свернулся калачиком и закрутился волчком. Второй же пес не рискнул отползти, хотя знал, что его ждет та же участь. Но он знал и другое: наказание нужно получить сполна, только тогда можно надеяться на прощение.
На этот раз удар ногой нанес Григорий. Пес завизжал как поросенок, ужаленный в пятачок пчелой.
– Кормишь их, кормишь, а толку никакого!
– Не в коня корм, – вставил Григорий.
– Коней мясом не кормят, – отозвалась Вырезубова. – Вы хоть и мои сыновья, но уроды, – проговорила мать, – такие же, как и эти два, – она указала рукой на визжащих от боли собак. – Уроды, и пользы от вас никакой, ни молока, ни мяса.
– Мама, вам лечь надо.
Илья, как умел, промывал рану на плече матери. Та лишь беззвучно стонала, но, когда боль становилась невыносимо сильной, пинала сына ногой. Тот же с радостью принимал удары, понимая, что их цена – искупление.
– Мама, вам не больно? – переспрашивал он, хотя больно было ему самому.
Псы, уже отойдя от побоев, вертелись на крыльце веранды, поглядывая в плавящееся от яркого света нутро дома, где их хозяева зализывали раны.
– Мы в больницу ездили, – бестолково оправдывался Илья, – анализ отдали… Хотя, – он махнул рукой, – какая теперь в нем надобность? Давно это случилось?
– На часы не смотрела, не знаю, сколько минут пролежала. Где вас носило?
– Я же говорил.., в больницу… Вырезубова не дала договорить сыну.
– Уроды, прочь отсюда! Искать девку, ногтями землю рыть! Или хотите неприятностей?
– Нет, что вы, мама! – братья пятились к двери, каждому из них хотелось выскочить на крыльцо первому.
Они столкнулись перед самым порогом и, исподтишка раздавая друг другу тумаки, выбрались на улицу.
– Что делать будем? – спросил Григорий.
– Искать. Слышал, что мама сказала?
– Искать-то искать, оно ясно… Но как?
– Да, – призадумался Илья, – она вольтанутая, ее куда хочешь могло понести.
И тут Илья увидел туфли девушки, брезгливо выброшенные матерью в мусорное ведро.
– Собаки! – сказал он.
– Что? – не понял брат.
– Собаки, говорю, они нас по следу выведут. Времени немного прошло, час, два… След свежий, машины тут не ездят.
– Понял! – загорелся Илья.
Братья бросились к ведру. Каждый из них схватил по туфле и принялись подзывать собак. Те помнили о недавнем избиении и старательно делали вид, что не понимают, чего от них хотят. Заискивающе скулили, терлись мордами о землю.
– А ну, ко мне!
– Ко мне, я сказал!
Илья и Григорий тыкали туфлями в морды псам, заставляя нюхать ношеную, пропитанную потом обувь.
– Нюхать, я сказал! – Собаки вдоволь нанюхались. – След, – закричал Илья, – след!
Братья даже не успели взять псов на поводки и теперь бежали за ними изо всех сил. Ротвейлеры мчались вдоль проселочной дороги, припадая к земле, вынюхивая знакомые запахи.
– Взяли! Взяли! – торжествовал Илья. Псы стелились над землей, и братья, размахивая руками, мчались за ними, оглашая окрестности нечленораздельными криками. Григорий, как более сообразительный, догадался прихватить из дому фонарь. Сноп света то плясал по траве, то упирался в кусты, то взмывал к небесам, словно хотел осветить ущербную луну.
