Крестовый отец - Майданный Семен (читать книги регистрация txt) 📗
– Абзац. Две минуты, – просигналил Шрамов, затушив сигарету в блюдце-пепельнице.
Согласно уговору игру сразу прервали.
Талалаев отдавался простенькому компьютерному футболу, как ребенок. Талалаев и возжелал электронной забавы, едва завидев ноутбук. Видать, была у бизнесмена такая страстишка на воле – компьютерные потехи. Видать, соскучился на киче.
– Проиграл – плати, – Праслов закончил отжиматься от пола и теперь освежался мокрым полотенцем. – Двух минут хватит.
– А может, махровым халатом возьмешь? Он почти новье.
Антон спрятал лапки за спину.
Проигрыш – дело святое, и Талалаев подставил спину. Антон взгромоздился на спину бывшего бизнесмена от балтийских пароходов и причалов. На бывшего приятеля небезызвестного всей стране Клюва. Заржав по-лошадиному, Профессор повез худощавого хакера к параше, там развернулся и, продолжая «игогокать», возвратил к столу.
Шрам и депутат Праслов корчились от гогота. Что ж, хорошее настроение предстоящему делу не помешает.
Шрам не разрешил бы забиваться компьютерщику и бизнесмену, имей Профессор хоть один шанс из миллиона выиграть в электронный футбол. Потому что повези Антон на себе упитанного Талалаева, после он вряд ли был бы пригоден к работе. А так завтра, когда адвокат стопроцентно отмажет, Антошка сможет сколь угодно разливаться перед приятелями соловьем, как провел сутки в «Новых Крестах», как сделал кого-то там крутого не в «ФИФА 2001», а в нечто компьютерно-допотопное вроде вымерших языков Алгол и Фортран, как… О чем угодно может со спокойной совестью трындеть Антон, потому что приятели ему все равно, нарку клиническому, не поверят.
Веселье закончилось. Шрам занял место за столом рядом с Антоном. Талалаев отправился к умывальнику остудить себя водопроводной влагой. Праслов поставил табурет так, чтобы самому не попадать в камеру, но видеть дисплей. В руке его заскрипел мятыми боками эспандер. Карликов свернули. Их место заняли столбцы файлов.
Шрам посмотрел на часы.
– Врубай, Антон…
2
Если ты себя уважаешь и хочешь избежать лишних предъяв, приезжай на стрелку точь-в-точь в обговоренное время, ни минутой раньше, ни минутой позже. Даже если стрелка электронная.
– Врубай, Антон, – сказал Шрам, посмотрев на часы.
Антон пощелкал «мышью». Жидкие кристаллы экрана послушно растворили вид на файлы и соткали новую картинку.
Присутствующие не знали, что покажет дисплей после всех запросов и ответов. Дисплей показал пиво. Сбившиеся в кучу бутылки Стеньки-«Специального» и подпись сбоку «Спонсор трансляции футбольного матча – пивзавод „Степан Разин»».
– Вот, – сказал Антон. – Мы на месте.
– Уверен? – Сейчас был один из тех не многих оттопыренных случаев, когда Шрам бесновался, что ему приходится на кого-то полагаться, что он сам поделать ничего не может.
– Не жить! – заверил Антон, ничуть не волнуясь: Ну волнение-то ему заштукатурил разрешенный командиром косяк. Иначе парень не о деле бы думал, а о дозаправке.
– Лучше, если бы пустили бокс вместо футбола, – очень серьезно произнес Праслов, раскачиваясь на табурете. В лапе у него уже не было эспандера. Но и спокойно депутат не сидел, мышцу мял то на голени, то на шее.
Талалаев с мокрой, взъерошенной шевелюрой скрипнул пружинами шконки, бросил полотенце на спинку, раскрыл приготовленный заранее футляр, нацепил очки, тоже приготовился смотреть. Весь такой недобитый красной сволочью белоэмигрантский граф.
– Еще пятнадцать секунд до сеанса. – Шрам пощелкал кнопкой. – Может, понт держат.
За пять секунд до критического времени пиво начало стекать по экрану, как краска под ацетоном.
– Эффектничают, – хмыкнул Антон.
– Эти новомодные наносы на устоявшийся ритуал до добра не доведут. Дурная ворона свернет вашу спутниковую антенну, а отвечать придется перед людьми головой, – назидательно выговорил со своей галерки Тачалаев, по-йоговски сцепляя пальцы в замок за спиной.
Экран избавился от пятен, и появилась ожидаемая картинка. Телевизионная. Не сразу люди в тюремной камере сообразили, что им дали вид сверху. Причем дали в движении. Но постепенно разобрались: внизу проплывала белая дорожка скатерти в кругах тарелок и салатниц, в точках бутылок и рюмок, в штрихах вилок и ложек, над скатертью протягивались руки, а по краям вертелись, склонялись друг к другу, наклонялись вперед и откидывались назад лысины, залысины, короткие стрижки, шевелюры. Изображение отличалось от привычно телевизионного меньшей четкостью и лишенными оскоминой плавности, чуть дергаными движениями снимаемых объектов.
Колонки, расставленные по краям стола, ожили звуками. Очень четко и явственно, будто запустили саунд-трек небедного американского телесериала, «угловскуго» хату наполнили разноголосица, звон и перестук. Четверо заключенных, хоть и ждали именно этого, испытали некоторое потрясение. Одно дело знать и представлять, другое – когда на тебя обрушивается, да не где-нибудь, а посреди убожества следственного изолятора.
– Видал я чудеса техники, но такого… – высказался за всех бывший депутат Праслов.
– Фигня, вчерашний день, телеконференция как телеконференция. – Антон тоже был несколько потрясен, но по другому поводу – неожиданно высоким качеством связи.
А транслирующая камера продолжала перемещаться над столом, за которым собрались люди, распоряжающиеся этим городом. Собрались не ради Шрама – кто он такой, чтоб сбегаться на его зов? Собрались планово, но учли его пожелания, подкрепленные ручательством Праслова, что повод серьезный, и организовали, как выражались во времена перестройки, телемост.
Камера дошла до края стола и сейчас показывала уже пол. По экрану сверху вниз проскочил зигзаг, и картинка поменялась. Начала работать другая камера, дающая боковой обзор. Сейчас она брала спину человека, сидящего в торце стола. Но вот повернулась влево, затем резко ушла вправо, прошлась над головами, забирая вверх. Монитор показал хитросплетения трубок и арматуры, полуразобранную трибуну, фанерную сказочную избушку, над ней промелькнула надпись «Советы садоводам», удалось разглядеть щит, драпированный материей под морскую волну, юпитеры…
– Это же телестудия! – догнал Сергей. – Они арендовали телестудию.
– Ну, естественно. – Исключительно ради массажа Праслов растирал обнаженный торс полотенцем. – Без проблем находишь аппаратуру и строишь техников. Им до фонаря, где собираться, лишь бы не мешали.
Допущения в эфир посторонних реплик не опасались – гарнитура включалась на передачу только тогда, когда палец давил на кнопку. Палец отпускал – режим молчания с этой стороны.
– Не ясно, нас-то видят? – Сергей ощущал себя не в своей тарелке, в очень уж непривычное качество он сам себя вплющил. – Где связь? Мы все сделали правильно?
Антон пожал плечами.
– А как же! Нам остается зависать на линии.
– Я помню, как мы в пятидесятых в коммуналке ходили к Горшковым на «Свадьбу в Малиновке». Собиралось до двадцати человек, экран всего-то с органайзер, полосы бегут, но мы преем, затаив дыхание – ведь чудо! – заполнил паузу ностальгией по утраченной Родине Талалаев. – И вот дожил…
– Тихо! – прервал излияния Шрам.
– Включились… Заработала молотилка… К нам присоединились жители Крайнего Севера… Шрам, он, узнаю… С колумбийской братвой хочу таким макаром побазарить, в глаза им, сукам, посмотреть… Сокол, Сокол, я – Писец, вижу танки, нам… – услышали в камере.
Трансляция вывела сейчас на монитор экран внушительных размеров, на котором Шрам узнал сперва рубашку, затем признал самого себя, а также увидел, что в эфир уходят находящиеся за его хребтиной верхний край шконки и отрезок серой стены с похабенью из «Плейбоя».
– Здравствуй, Циолковский! – Динамики зашуршали нетвердым, по-брежневски причмокивающим, старческим голосом, реплики по ту сторону экрана сразу затихли. – Слышишь ли нас, соколик?
И еще одна камера, оказалось, участвует в телеконференции. Если номер два транслировала спину посаженного во главу стола человека, то номер три дала его с лицевой стороны. Высушенное, как вобла, лицо с глазами египетской мумии. Правая старческая куриная лапа возложена на рукоять трости. Левая что-то гладит под столом. Микрофончик на вороте фланелевой рубашки.
